Закон военного счастья - Николай Басов

– Его потрепали летуны из стана пернатых. Он привел свою лодку на ремонт, там и получил приказ вступить в мою команду.

– А что, если не его использовать на отправке лодки, а тебя? – спросил капитан. – Тебя все-таки…

– Ну, что? Договаривайте! – глаза Бабурина так заблестели, что пробили неожиданной злостью даже природное добродушие. – Что, такого ценного кадра, как я, нельзя в бой пускать? Дескать, потеряем, беды не оберемся… Или, думаете, я не справлюсь?

– Ладно, поступай как знаешь, – согласился капитан. Но потом вдруг посмотрел на Ростика и веско сказал. – Только услуга за услугу. В свои полеты возьмешь его.

– Зачем?

– Как моего личного представителя. И определителя целей.

Потому и завел он разговор об отправке назад, в Боловск, догадался Ростик и подивился хитроумию капитана. Но, в общем, это было неинтересно. Гораздо важнее казался вопрос, который он вовремя не задал, но который все равно следовало выяснить.

– А приостановить подачу ОВ с заправленной бочкой и развернуться? – спросил Ростик.

– Развернуться – сколько угодно, только тогда часть дуги будет непродуктивно обработана ОВ. А вот приостановить его подачу в коллекторы – не выйдет, устройство распыления – самопальное. Спасибо скажу, если до конца операции не сломается.

– Ладно, считаем, что все выяснили, – сказал Достальский. – Рост, объясни-ка нам предпочтительные цели.

Он достал карту и развернул ее под двумя факелами, передав свой Росту. Втроем склонились над картой. Мысленно прочертив три дуги, и уже более уверенно, чем вначале, Ростик заговорил.

– Удары следует наносить так. Первым, четырьмя заходами, так чтобы получилась полоса в километр длиной и двести метров шириной, накрываем двести пятьдесят летунов, которые находятся тут.

– Как ты это себе представляешь? – перешел на «ты» Бабурин.

– Проходим первый раз, перезаряжаем твой аттракцион, идем назад, проходим рядышком в том же месте, потом еще раз вперед, встык с первой полосой, и последней, четвертой, – рядом с ней.

– Не выйдет, – веско сказал Бабурин. – Когда ОВ в бочке кончится, я заторможу и зависну, пока подключают вторую бочку, иначе в темноте никогда это место мы больше не определим. Это тебе не по вешкам летать в солнечный день, Гринев, это ночью, над однообразной степью.

Оказывается, он знал и фамилию Ростика. Впрочем, он знал Кима, так что мог знать много чего. Достальский согласился:

– Поступай как знаешь, главное, прочерти эту полосу без ошибок. Так, Рост, вторую дугу после перезагрузки лодки куда направим?

– Вторую я предлагаю, если попадание настолько проблематично, тоже делать в четыре ходки. Накроем тех летающих страусов, которые стоят от нас правее холма, их там поменьше, но мы думаем, что все равно за полторы сотни будет. А последний полет совершим над гребнем холма, где у них, похоже, командование находится. Они без командования – не очень. Собирают вещички и гребут восвояси.

И он рассказал, как от них отвязалось племя диких бегимлеси по ту сторону Олимпийского хребта, когда старшина Квадратный в поединке сломал их вожаку шею.

– Тогда, может, сразу ударим по начальству? – спросил Бабурин, обращаясь, конечно, в первую очередь к Достальскому.

– Нет, их слишком много, следует действовать наверняка, выводить из строя их главную ударную силу. Поступим, как Гринев предложил.

На том и порешили. Ростик вынужден был стянуть с себя доспехи, которые обещал доставить в лагерь Достальский, потом ему выдали химкомплект, Бабурин объяснил, как им защищаться и как снимать, если что-то случится, и они уже через пять минут оказались в воздухе.

В отличие от Кима Бабурин вел свою лодку очень плавно, словно боялся, что она развалится в воздухе. При том, что второго пилота, то есть Хвороста, для облегчения веса решили не брать. Ростику оставалось только подивиться мастерству носатого коротышки. Но задавать глупые вопросы, где тренировался да как это выходит, не стал. Прерогатива начинать разговор на борту во время выполнения боевой задачи принадлежала старшему, а старшим стал Бабурин. Никто по этому поводу не произнес ни слова, но это и так подразумевалось – люди-то были грамотные.

Чтобы не пропустить что-нибудь интересное, Рост расположился в кресле второго пилота. На недоуменные взгляды Бабурина не отвечал, зато старательно, как только мог, помогал в работе рычагами и заслужил поощрение. Когда заходили из степи на первую базу пернатых летунов, носатый вполне дружественно пробурчал:

– Учил он тебя неплохо. Еще пару-тройку месяцев, и выйдет из тебя недурной пилот.

– Слушай, а из чего это ОВ сделали?

– Я слышал, основой послужил иприт. Вот только не знаю, зачем он хранился на химзаводе. Конечно, с какими-то удобрениями смешали… Но как ни смешивай, а сырье все равно кончилось. Эти десять бочек – последний продукт, оставшийся с Земли. Больше не будет, если сами тут чего-нибудь стоящего не найдем.

– Сколько оно остается в действии?

– При такой погоде, может быть, неделю. Если бы зимой применяли, месяца два. Все, хорош трепаться. Натягивай противогаз.

Ростик бросил рычаги, натянул армейский резиновый противогаз, затянул на голове прорезиненный капюшон химкомплекта и лишь тогда понял, что почти ничего не видит и едва ли что-либо понимает. К тому же было непонятно, как отдавать приказы ребятам, работающим на распылителе сзади. Но, оказалось, эту проблему уже решили.

Едва Рост взялся за рычаги, как Бабурин, ловко облачившись одной рукой в защитное обмундирование, щелкнул каким-то тумблером, и на панели перед пилотами зажегся голубой сигнал. Вероятно, это значило, что они приступили к выполнению задачи. Ростик не сомневался, что точно такая же лампочка загорелась на какой-нибудь панели и сзади, да еще не в одном экземпляре, а перед каждым, кто там находился, даже перед гребцами, не говоря уже о ребятах, таскающих бочки с отравой.

Потом в самом начале уже виденной сегодня ночью Ростиком полосы костров на земле, обозначающих первое, большее по численности скопление летающих страусов, Бабурин включил зеленую лампочку. И почти тотчас справа и слева послышался слабый свистящий звук. Он был такой негромкий, что стоило Ростику неаккуратно дернуться, как скрип резины по дерматиновой поверхности пилотского кресла тут же заглушил его. Потом этот свист стал вообще неуловимым, потом пропал, а еще через несколько секунд на панели погасла зеленая лампа и загорелась красная.

Бабурин тут же стал ворочать рычагами, останавливая на всем скаку лодку и даже входя задом в уже обработанную зону. Ростик почувствовал, что они зависли не просто так, а в ядовитом облаке, по резкому запаху, появившемуся в противогазе. Но, помимо запаха, больше ничего страшного с ним не произошло. Этим воздухом все-таки можно было дышать, оставаясь в живых.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});