Нулевой контракт - Дмитрий Львович Казаков

— и так у всех настроение ниже плинтуса и глубже задницы, ни к чему парней напрягать.

Мы выстроились в ряд, и нам действительно вкололи по ампуле какой-то дряни, от которой у меня немедленно заболело плечо. Я вспомнил, как второй раз прививался от ковида более года назад, и как тогда у меня на сутки буквально отнялась рука… вот только сейчас этого не хватало.

В казарме все тоже пошло по необычному сценарию — нам велели не сдавать автоматы, а выдали по три новых магазина, и приказали вычистить и смазать оружие даже прежде похода в туалет.

— Тревогу могут объявить в любой момент, — сообщил Нгуен, созерцая наши поредевшие ряды: я не мог точно знать, сколько убыль в роте целиком, но у нас в отделении из двадцати одного человека осталось пятнадцать, то есть потери — примерно в четверть.

— Тревогу эту засунуть в жопогу, — пробормотал Эрик, едва мы поднялись в спальню и принялись избавляться от снаряжения. — Чтобы этих дрищей черти уже забрали!

— Чертей не существует, — с видом атеиста высшей категории заявил Пестрый Сыч. — Нечего верить во всякую муть.

Услышав подобное от человека, который на голубом глазу утверждал, что мы уже мертвы и находимся в мире предков, заткнулся даже Эрик. Подобно всем нам, он вытащил шомпол, тряпку, машинное масло и принялся чистить калаш — не уберешь песок, так эта штука может не стрельнуть в самый нужный момент.

Когда в дверь спальни постучали, я удивленно поднял голову.

Свои входят без стука, ну а начальство вламывается, открывая с ноги, и кто же это может быть?

— Эй, мальчишки, вы там голые? — в щель просунулась украшенная светлыми кудряшками голова Жанны. — Если да, то мы немедленно идем к вам! А если не голые, ха… Раздевайтесь, и мы тоже идем к вам.

— Какая ужасная перспектива, — пробормотал Вася, а Эрик от радости и удивления едва не свалился с кровати.

— Мы не столько голые, сколько грязные, — сообщил Ингвар. — Не смущает — заходите.

Действительно в спальне висел мощный потно-носочно-портяночный дух, спутник всякой военной части и вообще любого помещения, где толпой живет большое количество мужиков.

— О, этим нас не напугаешь. Грязных дядек мы видели в самых разных позах, — сообщила Жанна и вплыла в комнату, неся объемистую грудь как самое настоящую драгоценность, коронное сокровище.

Хотя на территории полигона она таким сокровищем и являлась.

Я заулыбался, увидев Марию, а та мне подмигнула, тряхнула хвостиком рыжая, что с тонким голосом. Последними вошли две девицы, которых во время знакомства я не запомнил, одна оказалась совсем молодой, а вторая могла похвастаться очень спортивным телосложением, наверняка в прошлом у нее было что-то вроде акробатики или спортивной гимнастики.

Интересно, как девушки вырвались из штабного корпуса, ведь их, как посторонних, не имеющих права тут находиться, должны были усадить под замок?

— Мы пришли сказать «спасибо», что вы нас выручили и вообще, — сообщила Жанна. — Девочки, а ну-ка!

Судя по манерам, она исполняла в данном коллективе роль маман, ну или сержанта, что в принципе одно и то же.

— «Спасибо» в кровать не положишь! — тут же вылез Эрик, у которого из пасти едва не капала кипящая слюна.

Хотя если честно, то на женщин таращились со всех сторон, и вряд ли кто-то из обитателей нашей спальни думал в этот момент о возвышенной любви.

— Ты своего друга в кровать положи, вон он какой красавчик, — Жанна подмигнула Васе, и тот покраснел, да так, что это оказалось заметно и на фоне черной кожи. — Хотя нет, сама! Милый, давай-как я тебя приголублю!

И она шлепнулась нашему чернокожему Макунге на колени.

— Привет, Иван, — сказала Мария, остановившись рядом со мной. — Ты как?

— Живой, — ответил я, с неожиданной остротой чувствуя, насколько я помятый, весь в поту, в грязной майке и не особо свежих носках, в общем далеко не образец мужской привлекательности.

— Я очень рада тебя видеть.

Она не заигрывала со мной, не провоцировала, но смотрела так, что мне было жарко под этим взглядом, хотелось то ли обнять ее и прижать к себе, то ли немедленно убежать и спрятаться. Честно скажу, перед дрищом, с которым я сошелся врукопашную, мне было легче — там я понимал, чего делать.

— Я… тоже… — слова цеплялись за глотку изнутри, точно крохотные ежики.

Я бы наверное вообще поплыл, но в этот момент заметил, с каким вниманием на нас таращится Джавал — с противоположного конца спальни, откуда он ничего не мог слышать. Обнаружив на физиономии индуса злобную подозрительность, я мигом собрался и попытался сделать морду валенком.

Если этот уродец почует, что через Марию можно сделать плохо мне… уже почуял.

— Я бы хотела поговорить с тобой, узнать тебя получше, — продолжила она, и я подумал, что нечасто можно встретить женщину, склонную выражаться с такой прямотой; интересно, откуда она, и как докатилась до жизни такой, в смысле до пониженной социальной ответственности?

— И я.

— Так можно встретиться. Позже, наедине.

Я бы наверное не то что покраснел, а вообще сгорел бы на месте, но тут дверь с грохотом распахнулась, и в спальню ворвался комбат.

— Смирно! — заорал он, выпучив глаза. — Почему посторонние в помещении?!

Жанна спорхнула с колен Васи с неожиданной для ее габаритов грацией, бойцы повскакали на ноги, стало очень тихо.

— Хреновые огрызки мошонки! — рявкнул Збржчак. — А ну пошли вон, шлюхи! Немедленно! А вы, бойцы, предъявили оружие к осмотру! И личные вещи! Аптечки!

Ну все, понеслось говно по начальственным трубам, сейчас будут показывать нрав и пердолить нас так, чтобы схватка с дрищами показалась милым вечером в семейном кругу.

* * *

Комбат не только обломал нам всю малину, разогнал девчонок, но еще и наехал лично на меня. Уж не знаю, что он припомнил, то ли шестьсот двенадцатый год, то ли подавление восстаний в девятнадцатом веке, но мне досталось в два раза больше — и за грязную одежду, и за оружие в ненадлежащем состоянии, и даже за «недостаточно бодрое выражение лица».

Собственную бодрость Збржчак поддерживал, судя по запаху, с помощью бухла.

Но это ладно, потом нас накормили обедом — настоящий тыквенный суп-пюре, даже с семечками, и детали неизвестной птицы, очень хотелось верить, что курицы, подвергшиеся суровому обжариванию