Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре

Мы поднялись вверх по бетонной лестнице. Наверху она спросила:

— Ты не очень жаловал Марго Стрём, верно?

Я молча отвернулся. Стал рассматривать панораму города. Услышал, как девушка отпирает замок велосипеда.

— Я поняла это по тому, как ты о ней говорил, — указала она. — Сразу ясно, что ты обрадовался, когда прошлым летом она исчезла из твоего поля зрения.

Я медленно повернулся. Посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты совершенно права, — ответил я. — Марго мне осточертела.

Возвратясь домой на улицу Оскара Вистинга, 5 Б, я вымыл чашки, из которых мы пили, ополоснул кофейник, положил на место еще четыре кусочка одноцветной серой мозаики и пошел в спальню. Поставил будильник на половину десятого. Уснул мгновенно.

Мне приснилась Марго Стрём. Она ехала через серый луг на белом тракторе с подборщиком, который заглатывал серую массу и выплевывал в прицеп миллионы кусочков нескончаемой мозаики. Белый трактор свернул с улицы Оскара Вистинга, въехал на мост Эльгсетер, превратился в большой «мерседес-бенц» и вспыхнул красным огнем от мощного беззвучного взрыва. Сквозь пламя я рассмотрел оскаленный череп сжигаемого живьем человека, потом увидел, что огнем охвачен вовсе не автомобиль, а дамский велосипед с широкими шинами.

6

В этот вечер я направился в центр пешком. На Нагорной улице меня обогнала зеленая военная машина. Над коленями седока рядом с водителем торчало автоматное дуло.

У парка Ила по Ословскому шоссе промчалась полицейская машина. С включенной сиреной и сверкающими мигалками на крыше.

На Королевской улице у Нидарского перешейка по-прежнему стояло ограждение. Только полицейский, который остановил меня на этот раз, был другой.

В полицейском управлении ближе к центру не было ни одного темного окна. По пути оттуда через Главную площадь к гостинице «Турденшолд» — каких-нибудь пятьсот метров — я насчитал три полицейские машины и пять военных патрулей. Одни солдаты мерили шагами тротуар, другие молча стояли с каменными лицами. И с автоматами наготове.

У меня по спине поползли мурашки. Нечто подобное я уже видел. В кино. По телевизору. Кадры из Сантьяго, Чили. Из Варшавы, Польша. Из Манилы, Филиппины. Из Буэнос-Айреса, Аргентина. Из Аддис-Абебы, Эфиопия. Но Норвегия! Нет, это не Трондхейм, городишко с населением меньше 140 тысяч, переживший всего одну войну в этом столетии, с таким низким уровнем преступности, что на памяти горожан лишь одна попытка ограбления банка, да и то преступник был задержан в тот же вечер, когда выходил из кинотеатра.

Невозможно. Немыслимо. Не могут в центре Трондхейма, на углу Принцевой улицы, у сосисочной на Главной площади, в Летнем переулке, на Северной улице, в парке Турденшолда патрулировать вооруженные солдаты. Как будто объявлено чрезвычайное положение и город подчинен военной администрации, как будто генерал-майор Бернхард Андреассен устроил локальный государственный переворот, заточил в тюрьму мэра и членов муниципалитета, занял ратушу, как самодержавный деспот.

Я не хотел верить своим глазам. Тем не менее, обогнув статую Турденшолда и ступив на улицу Шульце, где находилась моя гостиница, я на углу Мариинского переулка опять же увидел двух солдат с автоматами. Рядом с церковью, построенной в честь Богоматери.

Я вошел в холл. И тотчас ощутил, что и здесь что-то неладно. Не сразу сообразил, что именно. Вот коричневая стойка с продольной полосой внизу, вытертой за десятилетия ботинками постояльцев, ожидающих оформления. Вот угловой диван, обтянутый кожимитом, от которого через две минуты штаны сидящего пропитываются потом. Вот в другом углу древний игральный автомат — «Космические интервенты», приобретенный у владельца кафе, обнаружившего, что современным подросткам подавай что-нибудь более захватывающее, больше звуковых эффектов, новые изобразительные средства. Вот в глубине холла лифт, и стрелка за круглым стеклом, как обычно, замерла между двумя этажами. Вот лестница с изношенной дорожкой; на четвертой снизу ступеньке отсутствует прижимающий дорожку металлический прут.

Все как обычно. И все же…

Тут до меня дошло.

У стойки три человека ждали, когда Вегард закончит оформление четвертого. На диване, тихо переговариваясь, сидели двое мужчин и женщина. Над автоматом в углу, отчаянно сражаясь с интервентами из космоса, наклонился мужчина, чье лицо мне как будто было знакомо. Около лифта в безнадежном ожидании стояли мужчина и женщина. По лестнице навстречу друг другу шагали двое мужчин.

Господи, в гостинице появились люди!

Я зашел за стойку и поздоровался с Вегардом.

— Да здравствует терроризм! — сказал он, ухмыляясь. — Сегодняшняя акция обеспечила постояльцами все дома для приезжающих в округе. Одну треть составляют полицейские из Осло, остальные — журналисты. Со всего мира.

Зазвонил телефон. Я взял трубку. Чей-то очень далекий американский голос осведомился, не найдется ли четыре свободных номера для сотрудников телевизионной компании Эн-би-си.

Пришлось сказать, что сожалею.

К часу ночи суматоха улеглась. Большинство постояльцев решили выспаться, чтобы назавтра в полную силу заняться расследованием или репортажами. Приезжий у игрального автомата истратил последние две кроны, еще раз проиграл битву с космическими пришельцами и тоже отправился спать. Когда он второй раз подходил к стойке, чтобы разменять десять крон, я узнал его. Один из тех журналистов, которые добились права открывать своим портретом статьи в столичной «Дагбладет».

С его уходом холл опустел.

Я вытащил своего Сандемусе.

В это время появился Аксель Брехейм. Ноги плохо держали его, хуже, чем накануне. Подойдя за ключом от номера 302, он обеими руками оперся на стойку. Большие карие собачьи глаза долго рассматривали меня.

— Где-то я видел тебя раньше, — пробормотал старший инспектор.

Я приготовился ответить, но он, взяв ключ, круто повернулся — так круто, что едва не упал. После чего направился к лифту, стараясь идти прямо.

Большинство любителей, изображая пьяных, делают одну и ту же ошибку. Главное — не шататься, а тщательно выдерживать прямой курс. В этом смысле Аксель Брехейм был профессионалом высшего класса.

Он возвратился к стойке, даже не нажав кнопку лифта.

— Я тебя знаю, — сказал он. — Ты дежурил здесь вчера. Это ты назвал имя девы, которую нашли в силосе. Бутылки пива не найдется?

— Двадцать четыре кроны, — ответил я, открывая холодильник.

— Давай две, — заключил Брехейм. — Сдачу оставь себе.

Он положил на стойку полусотенную бумажку и побрел с добычей к дивану.

— Ничего, если я выпью здесь внизу? Когда пьешь в номере в одиночку, так и кажется, что тебя уже засасывает тина.

Диван скрипнул под его тяжестью.

— Ты стоящий парень, — сказал Аксель Брехейм, отставляя в сторону пустую бутылку. — Хоть бы и иностранец. Цвет кожи ничего не значит. Кстати, ты хорошо говоришь по-норвежски. Тебе об этом уже говорили? Как тебя звать-то?

— Стен. Антонио Стен.

Брехейм поманил меня рукой:

— Захвати еще по бутылке на брата и присаживайся поближе.

Я поставил бутылку на стол перед ним. Сел, старший инспектор наклонился ко мне.

— Мне поручено дело, — важно произнес он. — Серьезное дело. Лично мне. Персонально. Большая ответственность.

Внезапно сумрачная маска расплылась в улыбке, и он откинулся назад, заливаясь истерическим смехом, Брехейм задыхался от хохота. Ему стоило немалого труда оторваться от спинки дивана, и не одна минута прошла, прежде чем лицо его вновь расписали скорбные складки. Он медленно покачал головой. Глотнул пива.

— Куда там, — пробормотал он. — Старина Аксель Брехейм не подходит для охоты на иностранных террористов. Этой старой развалине надо подсунуть что-нибудь такое, чтобы не путался под ногами и не натворил бед. Пусть повозится с трупом в Грютботне, пока обстановка не позволит заняться этим делом более квалифицированным работникам. Но чтобы при этом думал, что ему поручено важное задание, говорят друг другу начальники. Еще пиво есть?

Когда я вернулся с бутылкой, он сидел и рассматривал фотографию Марго. Без ретуши.

— Ненавижу морской транспорт, — сообщил Аксель Брехейм снимку. — Этот Грютботн чертова дыра.

Он поднял взгляд на меня.

— Я побывал там сегодня. Туда и обратно на катере с шестидесятисильным мотором. Свежий ветер с моря.

Первый и последний раз, сказал я себе. Первый и последний.

Он перевернул фотографию. На обороте было написано имя Марго. И мое.

— Черт знает что, — продолжал Брехейм. — Две древние старухи готовы поклясться на Библии, что девчонка не могла попасть в Грютботн естественным путем. Как будто сам сатана ее туда доставил. Кто знает, может, так оно и было.