Волшебная луна - Алисон Ноэль

— Я вас по-хорошему прошу, покиньте территорию! Шейла прячет ключ в карман. Его очертания хорошо видны сквозь ткань, туго натянутую на великанской груди. Едва дав мне время перенести ногу с педали тормоза на педаль газа, охранница прибавляет:

— Езжай-езжай, и чтобы я тебя тут больше не видела!

Глава 29

На этот раз, оказавшись в Летней стране, я приземляюсь не посреди душистого луга, а там, где проходит, как я ее про себя называю, главная улица. Поднимаясь на ноги и отряхиваясь, я удивляюсь реакции прохожих. Все продолжают заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Можно подумать, когда кто-то падает с неба — это вполне обычное, заурядное явление. Хотя, пожалуй, в здешних краях так оно и есть.

Я иду мимо салонов красоты и караоке-баров, той дорогой, что показали мне Роми и Рейн. Наверное, можно было просто пожелать и сразу оказаться у храма, но мне хочется получше запомнить окрестности. Короткий переулок, поворот на бульвар — и вот я взбегаю по мраморным ступенькам. Тяжелые створки дверей распахиваются передо мной.

Я вхожу в огромный мраморный зал. Народу в нем заметно больше, чем в прошлый раз. Я мысленно перебираю вопросы. Не знаю даже, понадобятся мне Хроники Акаши или я смогу все узнать прямо здесь. Интересно, какой уровень доступа требуется для таких примерно вопросов: «Кто такой Роман и что он сделал с Дейменом?» или «Как его остановить и спасти Деймена?».

Нет, я думаю, нужно постараться и все вместить в одно предложение. Зажмурившись, произношу мысленно: «В общем, я хочу знать вот что: как сделать, чтобы все стало, как раньше?»

Едва только мысль окончательно сформировалась у меня в голове, передо мной открывается дверь. Теплый свет словно приглашает войти, и вот я оказываюсь в белой комнате со сплошными стенами — такой же радужно-белой, как и тогда, только вместо мраморной скамьи на этот раз потертое кожаное кресло.

С размаху плюхаюсь на него, выдвигаю подставку для ног и устраиваюсь поудобнее. До меня даже не доходит, что это точная копия любимого кресла моего отца, пока я не замечаю вырезанные на подлокотнике буквы: «Р.Б.» и «Э.Б.». Это же я когда-то подбила Райли процарапать наши инициалы скаутским складным ножом! Увидев инициалы, родители, конечно, сразу догадались, кто виновники безобразия, после чего нас целую неделю не пускали гулять.

Вернее, мое наказание продлили до десяти дней после того, как родители выяснили, что я была зачинщицей.

Я провожу пальцами по желобкам в коже. Ногти цепляются за набивку, вылезшую наружу в том месте, где линии буквы «Р» прорезаны слишком глубоко. Давлюсь всхлипом, вспоминая тот день. И все другие дни — чудесные, восхитительные дни, которые тогда воспринимала как должное, а теперь так по ним тоскую, что передать невозможно.

Я бы все сделала, только бы их вернуть. На все бы пошла, лишь бы все стало, как раньше. Едва лишь эта мысль сформировалась у меня в голове, все вокруг начинает преображаться. Пустая комната с одиноким креслом в центре превращается в точную копию кабинета в нашем старом доме в Орегоне.

Воздух наполняется ароматом маминого фирменного печенья, перламутрово-белые стены обретают мягкий бежевый оттенок, чуть блестящий — мама называла его «металлик». А потом на колени мне вдруг ложится связанный бабушкой плед трех оттенков синего, и, оглянувшись, я вижу висящий на крючке у двери поводок Лютика, а на полу — старые кроссовки Райли рядом с папиными. Кусочки мозаики один за другим встают на свое место — каждая книжка на полке, каждая фотография, каждая безделушка. И невольно приходит мысль; неужели все это из-за моего вопроса? Я попросила сделать все, как раньше…

Если честно, я имела в виду нас с Дейменом.

Или нет?

Возможно ли вообще вернуться назад во времени?

Или передо мной просто очень реалистичная копия — всего-навсего макет семьи Блум?

Пока я пытаюсь понять, что же здесь происходит, включается телевизор. На экране мелькают разноцветные пятна, а сам экран — хрустальный, как тот, на котором мне показывали прошлое Деймена.

Я плотнее закутываюсь в плед, уютно подоткнув его под коленками. На экране всплывает надпись: «L'HEUREBLUE». Что это значит? Немедленно возникает пояснение, выведенное красивым каллиграфическим шрифтом:

«Французское выражениеI'heureblue, или «синий час», обозначает время сумерек между дневным светом и темнотой — час, который ценен своеобразным освещением. В это время цветы благоухают особенно сильно»

Слова на экране постепенно гаснут, а вместо них появляется изображение полной луны чудесного голубоватого оттенка, почти как небо…

А потом… потом я вижу себя — там же, на экране Я в джинсах и черном свитере, с распущенными волосами, сижу у окна и любуюсь той же луной, время от времени поглядывая на часы, как будто кого-то жду. Ощущение нереальности — передо мною я, которая на самом деле не я… И все же я чувствую, что она чувствует сейчас, и даже слышу ее мысли. Она собирается куда-то, куда раньше считала невозможным попасть. Ждет с нетерпением, когда небо станет по цвету таким же, как луна — густо-синим, без проблеска солнца. В этот миг ей будет дарован единственный шанс вернуться сюда, в эту комнату, и найти дорогу в то место, которое она считала утраченным навсегда.

Я жду, не отрываясь от экрана. У меня перехватывает дыхание, когда та, в телевизоре, протягивает руку, касается пальцем хрусталя, и ее затягивает в прошлое.

Глава 30

Промчавшись через зал, я выскакиваю за дверь и бросаюсь вниз по ступенькам. В глазах все расплывается, сердце отчаянно стучит, и я даже не замечаю Роми и Рейн, пока не сбиваю Рейн с ног, сама рухнув сверху.

— О боже, прости меня, пожалуйста! Я… Протягиваю руку, чтобы помочь ей встать, без конца спрашиваю, не очень ли сильно она ушиблась, а когда Рейн поднимается на ноги, не приняв мою помощь, мне окончательно становится неловко. Она отряхивает юбку и поддергивает гольфы, а я с изумлением смотрю, как мгновенно затягиваются ссадины на тощих коленках. Мне почему-то и в голову не приходило, что эти девочки — такие же, как я.

— Значит, вы…

Я не успеваю выговорить вопрос — Рейн уже качает головой.

— Ничего подобного! Мы совсем не такие, как ты!

Она проверяет, ровно ли натянуты гольфы, поправляет синий блейзер и клетчатую юбочку и оглядывается на сестру. Роми хмурится и качает головой.

— Рейн, можно бы и повежливей!

Рейн продолжает зло сверкать глазами, но говорит уже чуточку сдержанней:

— В общем, мы другие.

— Так вы… знаете обо мне? — спрашиваю я и слышу мысли Рейн: «Еще бы!», — а Роми торжественно кивает. — Вы считаете, что я плохая?