Охота на маршала - Андрей Кокотюха

– Принимается. Потом – что и как?

– Давай до завтра доживем, Павло.

– Обязательно доживем. Чего нам сделается.

Обратный путь занял больше двух часов. Пришлось дать крюк, чтобы пройти в город с другой окраины. Когда добрались, часы показывали без малого десять вечера. Тетя Вера не удивилась времени, для беспокойного жильца это было даже рановато. Удивилась другому: Иван привел гостя, и оба при этом казались совершенно трезвыми. Приятное изумление принесло свои плоды: радушная хозяйка не только собрала мужчинам на стол, но и сама достала из закромов бутылку самогона.

Пришлось кстати – нервы у обоих все еще были натянуты. Крепкое спиртное отпустило, подарило легкость. Как-то сразу потянуло в сон. Иван после коротких препирательств уступил Павлу диван, сам устроился на полу. Оба заснули почти сразу, спали неожиданно крепко.

А разбудила тетя Вера.

Когда Борщевский, растормошенный ею, вырвался из сна, не сразу понял, который час. На станцию ему сегодня не идти, специально так договорился с приятелем, чтобы поменяться. Тому выгодно, ведь Иван выходил вместо него в субботу. Обычно на работу поднимался сам, хозяйка старалась без нужды жильца не будить. Собрался спросить, что вдруг стряслось, но слова застряли, когда увидел в комнате Анну.

Сразу сел, громко окликнул:

– Паша! – и когда тот тоже проснулся, взглянул на Анну, чувствуя – сейчас услышит что-то очень страшное.

Анна стояла прямо, как гипсовая статуя. Схожесть придавала нездоровая бледность лица. Такой белой Иван видел свою бывшую жену лишь однажды, когда переступил порог ее с Гонтой дома, воскреснув из мертвых.

– Что? Аня – ЧТО?

– Митя… – проговорила она чуть слышно, одними губами.

– Что – Митя? Аня – ЧТО Митя? Живой?

Резко поднявшись, забыв о том, в каком он виде, Борщевский ступил к ней, крепко сжал руками за плечи.

– Анна, он – жив?

– Не знаю…

Она не ответила – чирикнула, словно подала голос раненая птица.

– Не знаешь, живой он или нет? Да встряхнись ты, в конце-то концов!

– Там и не узнаешь… Не поймешь…

– Где – там, Анна?

Отбросив ненужную сдержанность, Иван сделал то, чего никогда не позволил бы себе при других обстоятельствах: коротко замахнувшись, ударил Анну по щеке раз, другой. Третьей пощечины не понадобилось. Она выдохнула полный отчаяния ответ:

– Арестован. Час назад лично начальник УМГБ за ним приехал.

И только теперь Борщевскому пришлось ее удерживать – глаза закатились, подогнулись ноги, Анна потеряла сознание.

Часть третья

Государственная безопасность

(29–31 марта 1946 года)

1

Измена Родине

Черниговская область, Бахмач Киев, штаб Киевского военного округа

Поддаваться панике начальнику УМГБ по должности не полагалось.

Ощущения, которые испытывал в настоящий момент подполковник Коваль, были не то чтобы совсем уж паническими. Скорее появилась тревога, которую чем дальше, тем больше усиливало полное непонимание происходящего. А вот этого Коваль допускать был не должен.

Любое непонимание возникает из-за неверной оценки событий. Она же, в свою очередь, может косвенно указывать на недостаточную профессиональную подготовку того, кто оценивает. В конечном итоге все подводит к неприятному не только для начальника УМГБ, но для любого человека при должности выводу: он занимает не свое место. Хуже, если эта мысль придет в голову вышестоящему руководству. Тогда дело совсем плохо.

Амба.

Именно это вызвало нежелательную для подполковника панику. Коваль был уверен в себе. Он понимал – находится на своем месте, работу исполняет хорошо. Служит преданно. И на своем бастионе надежно защищает безопасность государства. Однако было важное обстоятельство, заставлявшее Коваля нервничать.

Происходило же вот что.

Подполковник, будучи человеком на своем месте, прекрасно знал, как работает Система. Потому отдавал себе отчет: в течении ближайших дней он обязан если не справиться с поставленной задачей, то хотя бы найти ответы на ключевые вопросы. Иначе там, наверху, в Москве, руководство получит все основания усомниться в его компетентности. Что последует за подобными выводами, лучше не прогнозировать.

Интуиция подсказывала: арестованный по его приказу начальник местной милиции должен знать большинство ответов. Велев майору Гонте сдать оружие, Коваль все равно в глубине души сомневался, что поступает правильно. Арест выглядел более чем странно. Как ни крути, именно Гонта в короткий срок установил не только преступников, но и место, где они скрываются. Да, на отправку солдат понадобилось время. Только Коваль, лично выехавший в Бахмач, оказался в тупике, когда начальник районного МГБ Аникеев доложил: кто-то умудрился перестрелять в старой усадьбе банду Ржавского. А похищенные трофеи сгорели в подвале. Вот с этого момента Коваль и почувствовал тонкий, возможно – иллюзорный намек: майор Гонта что-то скрывает.

Начальник УМГБ при иных обстоятельствах мог прижать фигуру позначительнее начальника милиции. Без особых последствий для себя. Нынче все усложнялось.

Во-первых, рядом постоянно находился Лужин, держа при себе Густава Винера, как собачку на поводке. В статусе немецкого товарища Коваль пока не разобрался окончательно, да и не слишком хотел. Подполковника больше тревожил статус московского майора. Несмотря на разницу в званиях, полномочия Лужина, вне всяких сомнений, были шире и масштабнее, чем у самого подполковника. В конце концов, именно посланник Берии представлял для Коваля сейчас определенную опасность. Поймет, что руководитель управления МГБ со своими обязанностями не справляется, доложит по инстанции – и вполне может получить приказ поступить с Ковалем так, как тот сам поступил с Гонтой несколько часов назад. Стало быть, подполковник должен делать поправку на Лужина, а это существенно ограничивало его собственные возможности.

Во-вторых, надо учитывать строгую секретность самой операции, ее дальний прицел и фундамент, на котором она покоилась. Это – личная и взаимная неприязнь члена Политбюро ЦК Компартии Лаврентия Берии и Георгия Жукова, Героя Советского Союза, маршала Победы. Не будь такой серьезной и небезопасной составляющей, Коваль смело мог бы рассекретить все деликатные обстоятельства дела, тем самым ускорив приближение момента истины. Сейчас даже Аникеев не имел права знать всего.

Как результат, Коваль оказался фактически один на один с ситуацией, которая внезапно как бы сама собой разрешилась – и тем самым усложнилась еще сильнее. Теперь счеты Жукова и Берии отошли на второй план. Пропавший вместе с военным преступником Григорием Ржавским груз прямо касался вопросов государственной безопасности. Личный представитель всесильного Берии вряд ли захочет, чтобы ответственность за проваленное задание легла на него. И если в самое ближайшее время подполковник не получит нужную ниточку, потянув за которую, размотает сложный клубок, майору Лужину придется искать «стрелочника». Начальник областного УМГБ – подходящая кандидатура.

Наконец – пункт третий, тоже важный. Ставя несколько дней назад на Гонту, подполковник лишь приказывал начальнику милиции выполнять свою работу. Надо признать, Коваль не ошибся: майор, бывший полковой разведчик, дело знал добре. Однако суть необъяснимых пока подозрений состояла в том, что именно Гонта попал в ограниченное число людей, посвященных в суть происходящего настолько полно, насколько позволяла ситуация.

Проще говоря, Гонта знал, что нужно искать. При этом понятия не имел о содержимом злополучного третьего вагона. И уж тем более – о том, чьи трофеи бандиты захватили на самом деле.

О связи вагонов с персоной маршала Победы в Бахмаче знал только один человек – начальник районной управы капитан МГБ Аникеев. И то не до конца. Вряд ли немцу вообще говорили что-либо о Жукове. Зато Винер имел непосредственное отношение к тому, что везли в третьем вагоне.

Груз представлял для Лаврентия Павловича Берии ценность даже более важную, чем победа в невидимой постороннему глазу борьбе с Георгием Константиновичем Жуковым.

Поэтому, рассудил подполковник, Берия, возможно, махнул бы рукой на потерю трофеев как вещественных доказательств… скажем так, личной нескромности маршала Победы. Вряд ли этим эпизодом ограничатся. Раз за Жукова взялись на самом верху, его прижмут не сейчас, так позже. Маршала уже отозвали из Берлина, наверняка пакуются новые вагоны с трофеями, и охоту можно продолжить. Капкан непременно захлопнется. Но вот бесследного исчезновения груза, который был в третьем, неучтенном вагоне, Берия не простит.

Никому.

Опасения Коваля на этот счет московский майор наверняка разделял. Лужину, как и ему самому, хотелось если не вернуть те контейнеры, то хотя бы получить неоспоримое подтверждение: все сгорело, бандиты замели следы, подобного предвидеть не мог никто. Но неуклюжий немец ранее доказал – ничто не сгорело. А нынче, с рассветом, Коваль и Лужин привезли Винера в старую усадьбу, на место пожара. Немец обследовал пепелище, что-то пояснил куратору на своем языке. А майор перевел: мол, теперь даже экспертиза не понадобится. Того, что они ищут, в подвале нет. И, возможно, никогда не было.