Пламя и Пыль - Джеймс Гарднер

Я наклонился к Петрову и вынул свой нож — обычный маленький нож для заточки перьев, которые я использую, когда надо сделать набросок чернилами. Его лезвие была очень острым, поскольку я правил его меньше недели назад. При необходимости он мог служить и в качестве бритвы.

— Этот нерв, капитус, — продолжил я свой рассказ, — пролегает от пятки правой ноги к левому полушарию мозга. — Я провел тупой стороной лезвия по всему телу Петрова. — А знаете ли вы, что чем длиннее бывает нерв, тем больше боли он может доставить? Так вот, капитус самый длинный нерв во всем теле.

— Да кого это волнует? — бросил Петров.

— Я, например, нахожу это весьма познавательным, — ответил Уизл. — Пожалуйста, уважаемый Кэвендиш, продолжайте.

— Капитус проходит через наиболее чувствительные области тела. Колено. Внутренняя сторона бедра. Разумеется, пах. — Я легонько похлопал лезвием по перечисленным местам. — И потом, грудь, которая, как я вижу, уже находится в плачевном состоянии. Есть масса индивидуальных особенностей, определяющих путь, по которому этот нерв пролегает через грудную клетку, но его всегда можно отыскать по соотношению с другими ключевыми линиями. Сперва находится одна точка на животе…

С этими словами я всадил большой палец в живот Петрова. Он вскрикнул, наверное, подумав, что я использую нож; а может быть и от боли, которую ему причиняла обмороженная кожа.

— О-о… — произнес я с большим сочувствием. — Если для тебя это больно, плохи твои дела. Нерв, который я сейчас задел, так незначителен, что едва способен ощущать боль. Как, впрочем, и этот.

Я надавил костяшками пальцев ему на грудину и начал с силой водить ими по скоплению нервов, которое, как мне случилось узнать, находится в этом месте под кожей. Петров снова взвыл. Я отнял руку. К ней пристали обрывки кожи, отслоившейся от его груди.

— Теперь эти точки дают мне представление, где должен быть капитус, — сказал ему я. Уже занося нож, я добавил: — Мне придется поковыряться, чтобы задеть этот нерв как следует, но уверяю тебя, ожидание того стоит.

Я наклонился к одному из умертвий, державших несчастного:

— Ты не мог бы повернуть его голову в сторону? Вечно их рвет, когда я это делаю, а мне даже не во что переодеться.

— Ладно! — заорал Петров. — Какая теперь, в Бездну, разница? Я отведу вас к вашим поганым друзьям.

На несколько секунд наступила тишина. Уизл тронул меня за рукав:

— Не могли бы вы все же показать, где находится этот нерв? Мне бы очень хотелось это узнать.

Не зная, что и сказать, я покачал головой.

* * *

Время шло, а мы еще должны были пройти множество коридоров. Мне оставалось только догадываться, как долго умертвия Риви будут разыскивать мельницы на арене из пыли. Наверное, будь я настоящим героем, как мой отец, я бы занялся поисками Риви и Фокса, а не Ясмин, считая судьбу мультивселенной важнее нескольких жизней. Мы обладали Разумертвителем, который мог обратить умертвий против наших врагов. К сожалению, все умертвия находились на арене без воздуха, где им не услышать приказов; а нам, между тем, предстояло встретиться с магом огня, псиоником и бандой головорезов с огненными жезлами.

Нет, решил я, мой отец, может, и одолел бы всех этих врагов, но мне такая задача не по плечу. Помочь Ясмин и остальным — это все, на что я могу рассчитывать. А когда они будут спасены, можно вернуться в Сигил за подкреплением. План не очень геройский, но такой план оставляет нам шансы выжить.

Вскоре я услышал знакомое лязганье, и немного спустя Петров вывел нас к машинному отделению, как две капли похожему на предыдущее. Очевидно, Стеклянный Паук был оборудован раздельными приводами, и в каждой его ноге находился свой двигательный отсек. Внутри машинного отделения были такие же поршни, та же планировка и тот же шум… однако дверь в комнату управления была заперта огромным деревянным брусом.

Петров указал на дверь:

— Вон там они и сидят, чтоб вы сдохли.

— Аминь, — согласился Уизл на полном серьезе.

Трое умертвий держали Петрова, одно — Мириам, остальные четверо пошли убирать брус. Судя по тому, как они напряглись, веса в нем было около тонны. Им понадобилась минута, чтобы оттащить брус от двери, и тут Иезекия привлек мое внимание: под одним из пультов, на поверхности которого мерцали непонятные руны, лежал ледяной посох Уны.

— Это Риви его туда зашвырнула, — нехотя произнес Петров, пока Иезекия вытаскивал посох. — И запретила всем его трогать из-за магии. Ведь она ненавидит магию и всех этих проклятых волшебников.

— А Фокса это не беспокоит? — спросил я.

— У Фокса не осталось мозгов, чтобы беспокоиться, — ответил Петров. — Он ведь настолько блажной, что не видит, как Риви его использует.

— Использует для чего?

Петров стиснул зубы и больше не проронил ни слова. Я не стал допытываться. Если мы доставим старину Беловолосого в Сигил, этим займется Гармониум. Уж они-то выжмут из него все, что можно.

Наконец, умертвия отволокли брус в сторону, и Иезекия побежал открывать дверь. Я кинулся за ним, схватил за шиворот и едва успел его оттащить… Потому что как только преграды не стало, дверь распахнулась, словно от удара тараном, и из комнаты молнией вынырнул Кирипао. Прокатившись по полу, он одним движением вскочил на ноги и всадил кулак в грудную клетку ближайшего умертвия, прежде чем успел осознать, кто стоит перед ним.

Умертвие, которое при жизни было эльфийкой, многозначительно посмотрело на ладонь Кирипао, вошедшую ей в грудь по запястье. Тот несколько раз моргнул, пока, наконец, до него не дошло.

— Извините, — пробормотал он и вытащил руку. Из отверстия высыпалось несколько обломков костей и струйка красного порошка, служившего умертвиям вместо крови.

— Руку не дашь понюхать? — прошептал я ему.

— Не дам.

* * *

Сражение превратило одежды брата Кирипао в обгорелую рванину. Он приспособил оставшиеся обрывки в некое подобие набедренной повязки, оставив торс и ноги открытыми. Из-за этого было заметно, что его кожа получила трехцветный окрас: воспаленно-красная от ожогов или бледно-розовая, как обычно, а кое-где молочно-белая, словно безупречно чистый, нетронутый холст. Мне были знакомы эти белые следы — так выглядит новая кожа, только что восстановленная с помощью целительной магии. Через несколько часов она примет свой естественный цвет, но пока было видно, что благочестивому брату изрядно досталось, и кое-кому пришлось его подлатать.

Должно быть, Кирипао на хорошем счету у своего бога, поэтому тот ответил на его молитвы об исцелении. В таком случае, он мог заодно позаботиться о здоровье Ясмин и Уны и оказать им помощь… по крайней мере, отведя угрозу для жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});