Испанский гамбит - Стивен Хантер

– Ты гнусный тип, Джулиан. Я должен…

– Вот это ответ, дружище. Давай поднимайся. И пошли.

– Джулиан, ты просто мерзкий.

– Вонючка, это всего лишь дырка. Но чертовски занятная дырка. Но все равно просто дыра. Пошли, старина, вставай.

Неожиданно, подняв головы, они увидели, что по гребню холма к ним направляются несколько фигур.

17

Комрад майор Болодин

Ленни Минк считал, что не имеет оснований жаловаться на жизнь. Во-первых, в печальном похмелье после дерзкой выходки Левицкого безутешный Глазанов представил его к повышению. Теперь Ленни имел чин майора СВР и командовал собственным небольшим подразделением. Но были и другие причины для радости. В деле Левицкого он явно опережал всех. И хотя Ленни знал, что шансы разыскать старого еврея ничтожно малы – Левицкий просто слишком хитер и смел, слишком он дьявол, скажем так, – зато он догадывался, для чего тот здесь оказался. Для того, чтобы найти своего бойчика.

И захватить золото.

Ленни это было известно совершенно точно. Старый еврей охотился за тем же, за чем и он сам. А чем же еще можно объяснить такую отчаянную отвагу старого дятла?

«Нет, – говорил себе Ленни, – не такой уж ты, старый дьявол, пройдоха. Найдется еврей не глупее тебя и пойдет по тому же следу. Ставка высока. Ты надеешься увидеться со своим бойчиком и услышать от него кое-что интересное? Хочешь, чтоб он показал тебе нужное направление? Для этого требуется только разыскать его».

Ленни было прекрасно известно, что этот бойчик – англичанин.

А зная это, не нужно проявлять чудеса дедукции, простой здравый смысл подсказывает необходимость выявить и взять под наблюдение группы англичан, проживающих сейчас в Барселоне. Поскольку совершенно ясно, что старый дьявол рано или поздно появится среди них и начнет разнюхивать. Таких групп было не так уж много. Прежде всего, корпус аккредитованных в Барселоне журналистов. Кучка этих циников в разутюженных костюмах собирается каждый вечер в кафе «Де Лас-Рамблас». Они потягивают виски и горько сетуют на место пребывания и своих редакторов, обмениваясь саркастическими замечаниями и время от времени заключая пари на исход этой испанской заварушки. Ленни приказал Угарте, своему первому помощнику, ведшему для него все переговоры, занять там ежевечернюю позицию.

– А если я там соскучусь, босс?

– Пересчитаю все кости. Ни одной не оставлю, понял?

Угарте обладал особенностью крайне отвратительно – с подвыванием и взвизгиванием – смеяться. Сейчас он разразился как раз таким смехом, отчасти чтобы скрыть свой страх. Болодин и ему внушал непреодолимый ужас.

– Слушай меня. – Американец наклонился над ним и в шутку прищемил пальцами щеку. – Ты будешь делать то, что я скажу и когда я скажу, понял? И только тогда для тебя все будет о'кей. О'кей?

С ним можно было говорить на английском, поскольку среди достоинств Угарте числилось и некоторое знание языка.

– Si, да, конечно, босс.

Другим доверенным лицом Ленни был человек по имени Франко, которого по понятным причинам так никто не называл, а звали просто Фрэнк. Этот бывший мясник когда-то забил до смерти свою жену. За что в 1934 году он был приговорен к пожизненному заключению, а в августе 1936-го освобожден анархистами, отнюдь не убежденными в необходимости существования тюрем. Его Ленни разместил поблизости от британского консульства.

Оба сотрудника были снабжены от руки сделанными копиями портрета Левицкого, обнаруженного Ленни в газете «Дойче шасцайтунг» за 1901 год. После встречи в камере с Левицким Ленни сам поработал карандашом над этими рисунками, чтобы придать им больше сходства с оригиналом. Изображение вышло вполне достоверное. Ленни был уверен в том, что если все пойдет как надо, то отыскать старика будет только вопросом времени. В нем говорило чутье охотника и терпение опытного громилы.

Сам же он обосновался на Рамбле, наискосок от места наиболее вероятного появления Левицкого – отеля «фалькон», штаб-квартиры врага, над которым реяли ненавистные красные флаги ПОУМ. Англичан там было полно. В основном – идеалистически настроенные юноши, приехавшие участвовать в революции, но которым не хватило смелости отправиться на фронт. Все они собирались именно здесь и нигде больше. Пока Ленни посиживал в своем «форде» 1933 года выпуска и наблюдал за этой толпой, у него создалось вполне отчетливое мнение, что этот отель больше похож на клуб какого-нибудь английского колледжа или еще чего-то в этом роде. Песни, выпивка и разгул шли тут полным ходом, как на веселой пирушке.

День за днем проводил так Ленни, покуривая «Лаки», сигареты, которые покупал на черном рынке, и спокойно выжидая. Предельно собранный, совершенно невозмутимый, со спокойными и невыразительными чертами лица, он мог показаться и довольно красивым, и вполне безобразным. Просто сидел и наблюдал.

На третий день ожидания он впервые увидел ее.

Тоненькая, хорошенькая, оживленная. Наверняка нравится мужчинам, это он сразу понял. Ему самому нравились такого сорта девушки.

«У меня такой никогда не было», – подумал он про себя.

Но постепенно в нем росла ненависть. Разглядывая девушку, он начинал размышлять о том, кто он и чем занимается, и это совсем не радовало его. Но ему нравились ее глаза, чуть сонные, спокойные и такие умные серо-зеленые глаза, нравилась ее манера держаться, строгая и изящная, прямо как у леди, нравилось наблюдать, как внимательно она слушает. Ленни догадался, что она работает в англоязычной газете «Испанская революция», которую тут издавали, и знает всех и вся.

Однажды вечером Глазанов поручил им взять одного парня по имени Карлос. Они наткнулись на него в «Гранд-Ориенте», и когда Ленни увидел, что девушка тоже сидит там, то постарался опустить голову пониже, потому что ему было вроде как стыдно. Он не хотел, чтоб она видела его за работой, и быстренько убрался из кафе.

На следующий день после этого события мальчик принес ему записку от Угарте, в которой тот сообщал, что нашел Левицкого. Этот тип называет себя Вер Стигом, голландским журналистом, и собирается поехать на фронт. Боссу нужно побыстрее им заняться.

Ленни снова взглянул на девушку. Сегодня все эти поумовцы как в воду опущенные из-за своего бедного Карлоса.

«Ладно, – подумал он, – я еще стану когда-нибудь важной шишкой, и ты узнаешь, кто я такой.

В один прекрасный день золото будет моим. Как и ты, сучка».

18

Вести с фронта

Комиссар по делам пропаганды Двадцать девятого дивизиона, так называл себя отряд народной милиции, сформированный ПОУМ, выпустил коммюнике по поводу славной победы, одержанной ими под Уэской. А через полтора дня была назначена пресс-конференция в Ла-Гранхе, в одном из немногих уцелевших, но сильно пострадавших зданий. Новости предназначались для распространения среди команды изрядно обносившихся репортеров, которые провели несколько часов, добираясь до линии фронта всеми возможными способами, чтобы собственными глазами увидеть хоть что-нибудь.

Коммюнике было отпечатано и вывешено на доске объявлений штаба милиции. Оно гласило: 

«Наши войска, поддерживая боевой порядок и координируя действия, провели несколько наступательных операций, в ходе которых фашисты были отброшены. Воспользовавшись полученными преимуществами, наши силы нанесли значительный урон противнику, конфисковав из его складов ценное имущество и амуницию. Эта победа является еще одним доказательством того, как пролетариат на службе революции одерживает верх над мятежниками, объединившимися с итало-немецкой группировкой. Захвачена большая группа пленных и получены разведданные особой ценности.

Достигнув намеченных целей, наши войска отступили для закрепления достигнутых успехов». 

– Другими словами, – заметил сотрудник агентства «Рейтер», – очередная неразбериха.

– Что меня удивляет, – говорил человек из «Стандарт», – так это быстрота, с которой они провернули эту операцию. Вообще-то, как правило, они не любят шевелиться быстро. Mañana.[55] Неизменно одна и та же mañana.

– Господи, да это же испанцы. Стоит только им сцепиться с соседней Италией – и у вас готов сюжет для комической оперы. В полном масштабе.

Но были журналисты, не принимавшие участия в подобных циничных разговорах. Некоторые помалкивали, потому что являлись новичками на фронте, другие – потому, что были новичками на войне, наконец, третьи – из-за того, что только что прибыли в Испанию. Одним из этих последних был высокого роста немолодой корреспондент голландского газетного синдиката, человек, называвший себя Вер Стиг.

– Следует произносить Вер Стег,[56] – говорил он и уверял, что имя – это его единственное достижение в данной области.