Слёзы Рублёвки - Ирина Боур

В данном случае шанс такой, кажется, был.

Конечно, сама Анастасия пока что не собиралась 'его понимать'… но сам этот инцидент с разбитым бокалом и чудесным спасением благодаря младенцу говорил о главном — ещё меньше она хотела его терять, своего Виктора.

— Настенька, во-первых, сначала нужно успокоиться.

— Как он мог! Он же врал мне. Он… он предал меня! Ненавижу! И чёрт с ним! Пусть катится к своей шалаве!

Нет, всё же я прав был вчера. Она действительно быстро успокоилась.

— Настя, это не выход, — я постарался сделать тон как можно более мягким. — Ну, 'укатится' он к шалаве. И она будет владеть тем, что дорого вам. Вашим она владеть будет! Вам это надо? А она — она того заслужила, чтобы пользоваться вашим достоянием? Поэтому в ваших интересах — защитить своё. Даже отобрать обратно. Немцы вон в войну Сталинград почти взяли. А сказано было: 'За Волгой для нас земли нет!' — и где те немцы? Замёрзшие и голодные в плен попали. Отчего бы вам не сделать то же с вашей соперницей? Представляете, какое это удовольствие — вывести её с поднятыми руками из души мужа? На лёд Волги, фигурально говоря. И…

— …в полынью бросить, — вдруг едко докончила моя пациентка. И хихикнула.

Я внутренне поставил плюсик. Рано, конечно, радоваться, но очень важное сделано: мы выбрались на нужную дорогу…

— А Женевская конвенция? — поддержал я тон.

— Я её не подписывала, — высокомерно отрезала Серебрякова.

Нет, всё-таки она крепкая женщина!

— Но для этого надо сначала грамотно разработать план контрнаступления. А значит — первым делом разобраться в причинах поступка, — продолжил я увещевательно. — Если человек совершает что-то, на то всегда есть причины. Если он не шизофреник. Да и у тех, скажу вам как психиатр, тоже есть причины. Только не посюсторонней частью сознания продиктованные. Словом, надо разобраться, почему это случилось, а не рубить с плеча.

— Что там разбираться, — саркастически проговорила Анастасия. — Кобелиная сущность взыграла. Вот и вся причина…

Я рассмеялся.

— О-о, это было бы проще всего. Такая 'сущность' — у всех самцов рода хомо. Иначе на планете нам было бы не выжить. Но из-за кобелиной сущности далеко не всегда — очень и очень не всегда! — оставляют жену с маленьким ребёнком, налаженный быт и уходят в неизвестность.

Разворот 'все вдруг'. Её глаза вдруг набухли влагой.

— Тогда все ещё хуже, получается? — разочарованно проговорила моя пациентка. — Побежал за новой юбкой — это я ещё могу понять. Он с юности баловень женщин. Отказа не знал. Но теперь вы мне доказываете, что его не за другой юбкой потянуло, а чем-то не устроила именно я. Но что это изменит? Пусть его не устроила я. Но ведь он предал! В чём мне разбираться? Разве предательство прощают?

Я вскинул обе руки:

— Только не надо вот так политизировать ситуацию, Настя! Вы — взрослая женщина. Загляните себе в сознание. Разве вы не знаете, что на подобного рода 'предательствах' вообще вся человеческая цивилизация стоит? Это товарища раненого на поле боя бросить, провести врага в тыл своим, вступить в бой против своей родины — это предательство. Это осуждено всей историей и литературой. А на супружеской измене та же мировая литература и стоит. Одною своей лапою — точно! И именно потому, что супружеская измена слишком разнопричинна, чтобы подверстать её к одному определению.

Случается новая, но вполне истинная любовь — и она требует уйти к другому. И нет никакого предательства — просто новая любовь сменила закончившуюся. Помните у Ремарка: 'Человеческая жизнь слишком длинна для одной любви'? Это не совсем так, слова литературной проститутки не стоит абсолютизировать, но что-то верное в этом есть.

Случается простое приключение на стороне. Тоже без всякого поползновения на предательство супруга. Гульнул, не подвергая пересмотру основное — статус своей семьи.

А случается временное помутнение, так сказать, рассудка — увлечение, которое проходит уже через пару месяцев.

Да вы сами можете продолжить этот список — человечество минимум три тысячи лет об этом стихи и романы сочиняет.

Я потому и призываю разобраться. Ведь вовсе ничего не ясно с Виктором и вашими с ним отношениями. Половые гормоны — сила могучая, но разум способен их подавить. Давайте включим разум, Настя. И нам удастся понять, что — и отчего именно так — произошло. А как только мы это поймём — сможем определить и набор соответствующих действий. Даже если вам самой не захочется затем его возвращать…

Она глядела на меня, не отрываясь. Было довольно занимательно наблюдать за выражением её лица. Сначала на нём читалось недоверие, затем озарение — дескать, все вы, мужики, одинаковые, затем — задумчивость.

Наконец, она сказала:

— Странно всё получается, Антон Геннадьевич… Я вроде бы ни в чём не виновата. Это не я изменила. Это не я ушла. А из ваших слов следует, что разбирать надо именно меня, мою жизнь, моё поведение…

Я развёл руками:

— Постоянных любовниц не заводят от хорошей жизни в семье, Настя. Что-то действительно было не так, раз он совершил такой поступок. Но ни вы, ни я не знаем, что было это 'не так'. Неужели вам не хочется понять, почему Виктор так поступил?

— Но… — начала она.

— Нет-нет! Понять — не значит простить, что бы ни говорили доморощенные философы, — тут же прервал её я. — Я не собирался именно сейчас предлагать 'мириться-мириться-мириться-и-больше-не-дериться'. Это было бы глупо и не ко времени. Я не призываю немедленно простить его, принять и сохранить семью. Не вскрыв причины его ухода и не парировав их прежде всего в ваших — его и вашем — мозгах, мы в лучшем случае добьёмся временного эффекта. А вам, считаю, надо навсегда вытравить не только яд этой измены из ваших отношений, но и саму память о ней. Это не та память, которую стоить сохранять. А потому, думаю, вам нужно, как двум суверенным державам, сесть за стол переговоров…

— И о чём говорить? — всё ещё с нажимом спросила Серебрякова. — О сравнительных достоинствах меня и этой шлюхи?

— Нет, зачем же, — терпеливо ответил я. — Ни об этом, ни о его уходе, ни об измене. Это произошло — и эту тему необходимо закрыть. По крайней мере, на время. Всё, это уже есть реальность, новая реальность. Её придётся принять, хотите вы этого или нет. А потому мы её выставляем за скобки и разбираемся с тем, что её вызвало, что к ней привело. Словом, вам двоим надо сесть друг рядом с другом и разобраться, наконец, во всех проблемах.

Она задумалась.

— Да, наверное…

— Это нужно вам обоим. Иначе неразрешённый груз ваших проблем понесёт на своих плечах ваш сын. Подумайте об этом.

— Хорошо, Антон. Наверное, вы правы, — её голос был задумчив. — Давайте сделаем, как вы говорите. Как это называется — семейная психотерапия? Я, со своей стороны, согласна… — она вздохнула. — Но…

— Ну, вот и хорошо.

— Только я не уверена, согласится ли Витя на это… Он вообще к психотерапии относится очень пренебрежительно. Говорит: 'Что я, псих?'

— Попробуйте его убедить. Объясните, что это нужно в первую очередь ему же.

— Не знаю, получится ли его уговорить…

— А вы упирайте на судьбу ребенка. Скажите, что от этого зависит будущее вашего сына — это должно подействовать.

— Хорошо, Антон, я попробую. Спасибо вам, — в голосе Серебряковой всё же звучали нотки сомнения.

Что ж… Москва не сразу строилась…

9.

Когда я вытащил Анастасию Серебрякову из рук оказавшихся нормальными, даже добрыми ребятами гаишников и доставил её домой, то как-то не почувствовал, что отчаяние её было так велико. Почти до предела, за которым рвётся сама человеческая жизнь…

Я вообще ничего не чувствовал. Видно, сказалась бессонная перед тем ночь, усталость, взвинченность от неожиданного вызова и необходимости вести под дождём дипломатические переговоры с разозлённым подполковником ГИБДД…

Более того — не придал происшедшему особого значения. Драма как драма. Таких полно и на Рублёвке, и в окрестностях. По всему миру. Муж ушёл? Что ж, не от неё первой. Не от неё последней. Неспециалисты, возможно, подожмут губы — но у психологов для подобных ситуаций есть чуть ли не стандартные тексты. Одни эмоции подавляются, другие возбуждаются. Полностью человека сразу не успокоишь, но заменить энергетику состояния с саморазрушения на что-то созидательное вполне возможно. Грубо говоря, надо эмоции переселить из настоящего и частично прошлого — в будущее. Утро вечера мудренее — это не об интеллектуальной составляющей говорится. А об эмоциональной. Перенеси себя в завтрашнее утро — сегодняшние проблемы покажутся уже не столь ранящими…

* * *

Мне казалось, она успокоилась. Ну, насколько это возможно в подобных обстоятельствах. На завтра мы договорились встретиться, обсудить ситуацию.