Вторжение - Игорь Александрович Шилов

отстранился я.

— Да уж, помотались по округе — сознался Аркадий и с надеждой взглянул на кухонный кран.

— Воды нет и не надейся — придушил я его надежду, на самом корню.

— Совсем ничего? — соорудив на лице гримасу из жалости и обиды, спросил брат.

— Ну, не так чтобы совсем. Я что тут, зря неделю болтался? Ванну заполнил, можешь нырять, если холода не боишься.

— Давно значит кукуешь? — возвращаясь в коридор и на ходу снимая грязную куртку, спросил меня уставший друг.

— Прилично, если считать…

— Польёшь? — оборвал меня Аркаша на полуслове, вешая на вешалку не в меру чумазый пиджак.

Мылся друг с наслаждением, кряхтя и чего то под нос напевая. Обошёлся двумя трёхлитровыми кастрюлями. Экономит? Значит собирается остаться в квартире надолго.

— На сборы у нас, три часа — наверняка, прочувствовав мои последние мысли, проговорил повеселевший чекист, уже растирая спину полотенцем и приглядываясь к коробкам, стоящим вдоль стен, задорно спросил. — А это, что тут?! Откуда?

— Продукты. Время было. Потихоньку закупал — ответил я, поглядывая на реакцию владельца малогабаритных «хором».

— Потихоньку — усмехнулся преобразившийся товарищ. — Да я за год столько не осилю.

— Запас карман не тянет — отбился я и тут же спросил, переводя стрелки разговора: — Поедем куда? Далеко и надолго?

— Сначала в Баковку. Ну, а потом далеко. На север — сказал Аркаша, словно отрезал.

— На север? Зачем? — удивился я выбранному направлению, хотя и про Баковку тоже, ничего не слыхал ни хорошего, ни плохого. Я просто не знаю, где она затерялась, среди бескрайних лесов Подмосковья.

— Потом, по дороге всё расскажу. Жрать хочу, сутки зубы ничего не жевали. Покормишь?

— Садись — пригласил я его, к необычайно чистому столу.

— Богато живёшь. Колбаска, сырок. Может скажешь, что и водка в этих запасах есть, или пиво? — толкая в рот то одно то другое, спросил товарищ, с трудом глотая плохо прожёванный кусок.

— Ты же вроде не пьющий или я, чего то не знаю?

— Запьёшь тут с вами, от работы такой — тяжело вздыхая, признался Аркадий.

Принёс бутылку, открыл. Чекист взял в руки кружку. Я наполнил её, примерно до половины, но прежде чем выпить, друг заговорил:

— Давай брат Антоха помянем тех, кто не пришёл обратно И тех, кто сгинул, прямо на моих глазах.

Я приподнял бутылку, влил в себя несколько капель хмельного напитка, с интересом наблюдая, как трезвенник становится хроническим алкашом. До сегодняшнего дня не видел, чтобы морально устойчивый мужчина, так лихо вливал в себя, столь крепкий алкоголь. А здесь. Пол кружки жахнул, понюхал бублик и снова просит наливать.

— Ты не забыл, нам скоро ехать? — попытался я остановить бездумный процесс поглащения водки. — Как будешь за рулём сидеть?

— Нормально. Ночь будет на дворе. Да и сколько тех автомобилистов в городе осталось.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, делая вид, что совсем не понимаю.

Информации много не бывает. Да и у подвыпившего рассказчика сильнее развязывается язык, когда он начинает общаться с якобы, ничего незнающим человеком, сидящим с ним за одним столом. Желание быть первым, в бесконечном потоке новостей, присуще даже жёстким и не раз проверенным в деле, мужчинам.

— А сам, как думаешь, что? — спросил меня, работник всемогущей конторы.

— Ты брось эти, ваши штучки. Если начал — говори.

— А что говорить? Зрячий, сам всё видишь. Нет у нас с тобой больше Родины, в том понимании этого слова, к которому мы с детства привыкли. Враги изнутри её подорвали. Хотя, кое кто, этого ещё так и не понял. Или не хочет понимать. А может, просто делает вид, что ничего не происходит. А на самом деле, уже готовится к бегству, так же, как и мы…

— Куда? — перебил я друга, самостоятельно налившего себе ещё, понимая о ком он тут мне заливает.

— Думаю об этом, мы никогда не узнаем — ответил приятель и опрокинул кружку в перекошенный рот.

— Ты конкретно, о ком говоришь? — попробовал я ещё больше растормошить окосевшего друга, на время превратившись в пустоголового болвана.

— Хм. О ком? Да о них. О наших дорогих и уважаемых членах. Мать их. Героях войны и труда. Бросили суки народ, на произвол судьбы. На армию рукой махнули и сидят у себя на дачах, или вон, прямо сейчас едут, куда по плану экстренной эвакуации предписано. А в войсках такие ребята остались. Да-а. Я конечно знал, что наша армия… Но, как они сейчас то смогли не сломаться… Хоть убей не пойму, сколько об этом не думал.

Аркаша замолчал, но торопить его я не собирался. Пускай сам созреет, разговор для него не очень простой. Он всё же столько лет отдал конторе, в которой лишнего говорить инструкция не велит.

— Тут видишь ли, какая заковыка — решившись на откровенность, заговорил поплывший товарищ. — Что то с людьми творится странное и совсем непонятное, и самое главное сроки. Ну не могли они так быстро своё мировоззрение поменять. А в чём причина, никто не поймет. Ладно бы я. Я был на другое заточен. А те, кто у нас только этим и промышлял, они почему ничего не понимают?

— Да в чем дело то? Ты нормально, по русски, сказать можешь? — не выдержал я и поторопил заторможенного друга.

— Могу. На самом деле, секрета в этом нет никакого. Сам вскоре обо всём узнаешь и прочувствуешь на себе, если ещё с этим парадоксом посчастливилось не столкнуться. Короче, люди наши — советские, которые верховную власть, конечно, критиковали и, если быть до конца честным, не очень любили, но на позициях социализма крепко стояли, кто бы чего не говорил, вдруг, в считанные дни, толпами стали переходить на сторону врага, прилетевшего чёрт знает откуда. Нет, я бы ещё понял если бы это были американцы или ещё кто, из лагеря империалистов. Тут всё понятно было бы. Взрастили пятую колонну, посулили недоступные нам блага… Хотя, тоже ерунда. Мы бы такого не допустили. А здесь, как по мановению волшебной палочки, взмахнули и толпа дружно ринулась к ним. Ты себе ещё вчера, мог представить такое?

— Не мог — почти механически, подыграл я Аркаше.

— Вот. Даже ты, простой обыватель, понимаешь, что здесь чего то неладно.

— Ты по существу говори, не хрен тут обзываться.

— А я только тем и занимаюсь, что пытаюсь тебе по полочкам всё разложить — вновь тяжело вздохнув, сказал Аркадий. — Не обижайся, обыватель вполне мирное слово. Плесни ка лучше ещё, для лучшего понимания обстановки.

Налил. А что делать? Я же вижу, человек не