Резервация - Антон Сибиряков

по нам?

Он вытащил сигарету и сунул в рот.

– У тебя сломалась зажигалка, – напомнила Аня.

Он не ответил ей. Только сильнее закусил фильтр.

– Куда мы теперь? – спросила она.

– Мы не можем вернуться, – ответил Гай спустя какое-то время. Он изжевал фильтр и выплюнул сигарету. За окнами тянулись бескрайние пески резервации.

– Мы должны держаться этой насыпи, – кивнул Гай на холмы, растянувшиеся волнистой линией за горизонт.

– Зачем?

– Скоро увидишь.

И она увидела. Когда солнце клонилось к закату. Увязшие в песках железнодорожные вагоны, накренившиеся под давлением песчаных масс. Ржавые, без стекол, с облупившейся краской – они тянулись по вершинам песчаной гряды странной, потусторонней вереницей. Гай сбросил ход и Аня примкнула к стеклу, чтобы получше разглядеть проплывающую мимо апокалиптическую картину. Это было нечто невообразимое – словно древний сфинкс, сдавшийся под гнетом времени. Изъеденный коростами и язвами, полумертвым колоссом он все еще высился над песками, пытаясь удержать свое величие. Где-то вагоны все еще стояли на путях – облезлые, зачумленные, брошенные умирать. На некоторых головных составах виднелись перекрестия серпа и молота. На других – огромные прожектора, блестевшие алым в предзакатном мареве.

– Это железная дорога, – выдохнула Аня. – Я соврала тебе. Я никогда не видела поездов.

– Я догадался. Они перестали ходить до того, как ты родилась, – ответил Гай. Он посмотрел в зеркало – совсем девчонка. Когда поезда перестали курсировать по резервации, Гаю самому-то было не больше десяти.

– Это дорога на кладбище поездов, – пояснил он.

– Ты решил… ехать туда? – удивленно спросила Аня.

– Да.

– Даже не смотря на то, что я соврала тебе?

– Да.

Он заметил, как она улыбнулась.

Подростком Гай слышал о кладбище поездов. Поговаривали, там водилась какая-то нечисть. Вил Ливни, парень, вместе с которым Гай был в том подвале, где находились детские гробы, рассказывал, будто под землей на кладбище поездов обитают бессмертные Стражи. Древние существа, оберегающие великую тайну. Убивающие любого, кто сунется к ним в катакомбы. Глупые страшилки у костра. К тому же Вил Ливни любил приврать, чтобы закадрить очередную шалаву.

– Ты слышала о древних? – спросил Гай, следя за дорогой.

– О ком?

– О Стражах, обитающих под кладбищем поездов. В детстве мы пугали друг друга этими страшилками.

Аня мотнула головой. Хлестнула себя сальными волосами, как плетью.

– Прости…

– Ты никогда там не была. И не знаешь, что кладбище поездов – это бывшее депо? – не дав девушке ответить, снова задал вопрос Гай.

– Нет. Что такое – депо?

– Последняя точка маршрута.

– Как кладбище?

Он усмехнулся.

– Нет. В депо поезда обслуживали, в основном. Чтобы потом снова выпустить на рейс. Конечная точка маршрута. Поэтому их так много там. За это депо и прозвали – кладбищем поездов.

– А эти? – Аня кивнула на тянувшиеся по холмам мертвые линии железнодорожных составов.

– Эти не успели отогнать.

– Так печально. Они как будто хотели вернуться домой. Но не смогли.

Гай посмотрел на проржавелые вагоны, проплывавшие мимо них по правую руку. Это было поистине печальное зрелище. Не было ничего более тягостного, ничего настолько указывающего на увядание цивилизации, как эти застывшие в песках поезда.

– Они похожи на людей, – сказала Аня.

– Ты не веришь, что люди возвращаются домой?

– Нет, – она помотала головой. – Порой нам просто некуда возвращаться. То, что мы когда-то называли домом – давно уже превратилось в кладбище поездов.

Ей слишком мало лет, чтобы рассуждать об этом, – подумал Гай.

– Зачем тебе туда? – спросил он. – Почему ты соврала?

– Я соврала только про то, что была там. Все остальное правда.

– Откуда ты знаешь? Ты не можешь знать…

Она выставила вперед подбородок. Он увидел это в зеркале. Ее злой взгляд и раздутые ноздри.

– Потому что ничего не бывает просто так. Разговоры не рождаются на пустом месте.

– Это все? – спросил Гай. Ему казалось, она что-то не договаривает.

– Да, – в ее ответе слышалось сомнение. Она не знала, какой ответ придется Гаю по душе. Она боялась его – чертового индуса родом из резервации, при котором к тому же был ствол.

– Ты можешь сказать мне, – предложил Гай.

– Я найду там приют.

Блядь, – подумал он. – Какая настырная сука.

– Жизнь человека зависит от твоего вранья, – буркнул Гай.

– Ему помогут, – твердо повторила Аня. Она прижала Антона посильней. Запустила пальцы ему в волосы.

– Это резервация, – напомнил Гай. Он посмотрел на застывшие поезда за окном. – Помощи ждать неоткуда. Ты этого еще не поняла?

– Но ты ведь помог мне.

Он помолчал. Считал ли он себя частью Европы? Частью некоего милосердия, прибывшего из-за стены? Добротой, не присущей людям в этом месте… Или все-таки он был таким же, как они – дурной кровью? Ублюдком, внутри у которого ворочались клубки ядовитых змей?

– Совпадение, – наконец ответил Гай.

– Мне никогда не везло по жизни.

– Предлагаешь мне поверить в везение?

– В судьбу.

– Говоришь, как сраная сектантка, – сказал Гай. – Предлагаешь мне поверить в судьбу? В помощь людей, ниспосланных судьбой здесь, в резервации? Знаешь, что я тебе скажу? – Гай обернулся к ней. – В детстве я ждал этого гребаного чуда, думал, мы особенные и нам помогут. Верил, что все будет хорошо. И знаешь, что случилось? Нихера!

Гай вернулся к дороге. Буря утихла, и теперь вокруг было спокойно. Солнце тонуло в огненном закате. Дрожало. Слепило. И совсем не грело.

– Она умерла, – добавил Гай.

– Кто? – шепнула Аня. В ее глазах стояли слезы. И они тоже были алыми от заката. Будто кровь. Словно миро, сочившееся из стеклянных глаз.

– Моя сестра. Ей было семь.

– Мне так жаль…

– Поэтому я верю во что угодно, пока остаюсь за стеной. Но в резервации я надеюсь только на самого себя.

– Мы должны во что-то верить…

– Во что верит он? – Гай мотнул головой в сторону оборванца в медицинском халате.

– Я не знаю.

– Плохо у тебя с ответами.

– Ты злишься…

– Да, блядь! – Гай сжал руль. – Да, я злюсь! Знаешь, во что верил я, перед выездом сюда?! Что вернусь домой к ужину! А не застряну тут на неделю!

Он помолчал, глядя на Аню в зеркало. Но она не собиралась ему отвечать. И поэтому он продолжил.

– Во что теперь мне верить? У моего напарника осколок в боку, во что верить ему? Просветишь, может? Знаешь, что бесит? Что вас убивают, вас уничтожают, как скот, держат в загонах, а вы покорно терпите все это! И говорите о вере!

– Ты был таким же, – сказала Аня.

Гаю вспомнились руки, белые от бетонной пыли. И какой красной на них казалась кровь того старика, которого они забили битами. Он вспомнил, как в ладонях