Непогода - Диана Ставрогина

в метаниях между положением гости и хозяйки. Антону, вероятно, и в голову не приходит, чем наполнены сейчас мои мысли.

Пропустив меня вперед, он закрывает за собой дверь. Включает в прихожей свет, сбрасывает обувь и помогает мне снять пальто. Я поспешно разуваюсь, пока он развешивает нашу верхнюю одежду, и потерянно замираю.

– Уже три, – заглянув в телефон, говорю я, лишь бы не молчать. – Нужно поспать.

– Пойдешь в душ? – Антон оборачивается ко мне: голос полон спокойствия, выражение лица не выдает ни капли напряжения или смущения, словно мы до сих пор живем вместе и просто-напросто вернулись домой.

Его вопрос встает для меня неловкой дилеммой: без водных процедур я вряд ли усну, скорее буду нервно маяться всю оставшуюся ночь, но просить у Антона смену одежды, полотенце и прочие атрибуты чистоты… Глупость несусветная, но смущает ужасно.

– Да, – решаюсь я наконец. – Дашь мне что-нибудь из одежды?

Он отрывисто кивает.

– Сейчас принесу.

Набравшись смелости, я захожу в ванную комнату, оставив дверь открытой для Антона. Волнение вдруг взлетает внутри испуганной птицей, и в пропасть от центра груди до живота срывается что-то колючее и холодное. Взгляд против моей воли пробегается по всем полкам и горизонтальным поверхностям. Вероятно, чтобы отыскать признаки присутствия другой женщины. Но их нет.

Я раздраженно трясу головой, беззвучно посмеиваясь над собственным поведением, и с горечью думаю о том, что жизнь без Антона помогла мне меньше, чем ожидалось.

– Вера. – Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Антон протягивает мне стопку вещей. – Держи.

– Спасибо, – благодарю я тихо. – А…

– Из твоих баночек что-то точно осталось, – перебивает он. – Посмотри в шкафу.

– Хорошо. – Я опускаю взгляд себе на руки. – Спасибо.

– Не за что.

Дверь за Антоном закрывается через несколько секунд.

Стоя под теплыми струями воды, выдавливая на ладонь свой любимый гель для душа, я пытаюсь не думать о том, что за прошедшие пару месяцев мой почти бывший муж не выбросил принадлежавшую мне косметику. Лишь по неведомой мне причине убрал многочисленные флаконы с полки над ванной в шкаф под раковиной.

Глава 26

Одна несущественная деталь – возможность использовать свои любимые гель для душа и крем для тела удивительным образом сказываются на моем восприятии действительности. Кажется, будто последние два месяца были полусном, полуявью, поставленным на паузу фильмом, просмотр которого наконец продолжен.

Переодевшись в предоставленные Антоном футболку и шорты, я последний раз смотрюсь в запотевшее зеркало, обращая к собственному отражению безмолвный приказ. Я запрещаю себе творить глупости, как бы ни тянуло сейчас в груди от груза навалившихся воспоминаний, и открываю дверь.

Стараясь не озираться по сторонам, я пересекаю покрытую полумраком спальню и в гостиной нахожу Антона. Сидя на краю разложенного посреди комнаты дивана, он хмуро смотрит в экран телефона и не сразу замечает мое присутствие.

– Спасибо, – благодарю я, когда встречаю его взгляд. – Я все, ванная свободна.

– Удобно?

– Что? – Смысл его вопроса открывается мне с опозданием. – А, да, – Я киваю и нервно тяну футболку – ту самую, что надевала больше года назад, впервые оставшись у Антона на ночь, – за края вниз. – Все нормально.

– Хорошо. – Он поднимается с места и за пару шагов оказывается рядом. На глубине его глаз, уставших и покрасневших, я вижу что-то еще, отчего по телу разбегаются мурашки и возникает желание покрепче зажмуриться, только бы не оступиться и не пропасть. На этот раз безвозвратно. – Занимай спальню, я перестелил там постель.

– А ты? – выдаю я растеряно, хотя диван в гостиной очевидно разложен не просто так. – Давай я лягу здесь, тебе надо отдохнуть по-человечески.

Антон дергает головой. Его взгляд, неотрывно всматривающийся в мое лицо на протяжении последних нескольких минут, медленно мрачнеет.

– Не выдумывай, – отказывается он почти грубо, однако я не могу и не хочу продолжать разговор в подобном тоне; только не сегодня, потому согласно киваю.

На секунду, когда мы вместе переступаем порог спальни, волнение взрывается во мне, оглушая. Дыхание сбивается с ритма, горло перехватывает; заставить себя беззвучно втянуть в легкие поток воздуха – почти невыполнимое испытание.

С трудом я двигаюсь к кровати, не представляя, чем позади меня занят Антон. Звон в ушах мешает мне слышать его шаги, обернуться – попросту страшно. Я берусь за край одеяла и расправляю постель, но не спешу ложиться, пока Антон еще рядом.

– Спокойной ночи. – Его голос звучит негромко, и все же я вздрагиваю, словно успела забыть, что нахожусь здесь не одна.

– Спокойной ночи, – отвечаю я шепотом.

Вскоре Антон закрывает за собой дверь ванной, и спальню заполняет почти беспросветной темнотой. Я ложусь в постель и накрываюсь одеялом по самую макушку.

Надежды на то, что сон будет ко мне милосерден, нет. В груди заполошно и гулко колотится сердце; мысли – от самых обыденных до безумных, – водят в моей голове дикий хоровод.

В ванной включается душ. Я слышу, как шумит вода, сталкивающаяся с телом Антона, как со звоном по трубке карниза проезжаются шторные кольца.

Нельзя вспоминать. Нельзя думать о том, чем может закончиться сегодняшняя ночь, если кто-то из нас двоих решится на новую попытку что-нибудь изменить.

Нельзя.

С приглушенным стоном я накрываю лицо ладонями, с силой вдавливая подушечки пальцев в веки. Мои разум и сердце обоюдно погрязают в неправдоподобных предположениях и фантазиях.

К счастью, когда Антон почти беззвучно покидает ванную и в спальню вновь проникает свет, я лежу на боку, надежно закутанная в одеяло, и дышу ровно и медленно вопреки болезненно стучащему в горле пульсу.

– Вера? – Тихий шепот окутывает меня пеленой мурашек, но я не отзываюсь, изо всех сил претворяясь спящей.

Антон выжидает еще несколько секунд, прежде чем в ванной гаснет свет. Я не открываю крепко зажмуренных глаз, даже когда за стеной раздается короткий скрип диванных пружин.

Впереди долгие бессонные часы перед рассветом.

Несмотря на позднее время, сбежать из реальности в мир грез ожидаемо не получается. Напряжение не покидает мышцы, биение сердца не замедляется, будто я не провела около часа в почти неподвижном состоянии.

Мне жарко и неудобно, но я не осмеливаюсь ни откинуть одеяло, ни занять позу поудобнее. Каждый доносящийся из-за стены напротив шорох проходится по моим нервам игольными уколами, заставляет испуганно вздрагивать и прислушиваться к звукам в попытке узнать, спит ли Антон или, подобно мне, беспокойно ворочается в постели?

В конце концов взвившееся под кожей раздражение оказывается сильнее моего желания не выходить за пределы спальни до самого утра. Не знаю, сколько я продержалась, прежде чем с тяжелым вздохом резко