Швейцарский Робинзон - Йоханн Висс

Непогода застала нас несколько врасплох, поскольку, по моим подсчетам, ненастье должно было наступить значительно позже. Хотя водяные потоки низвергались не каждый божий день, но рассчитывать на лучшее не приходилось. По всей вероятности, нам предстояло провести в зимней квартире недель двенадцать.

На это время мы оставили в пещере только корову, Быстроножку, осла и Буяна. Корову — из-за молока, Быстроножку — из-за ее малыша, а Буяна с ослом — дабы при надобности ребята могли поскакать в Соколиное Гнездо. Там находился наш скот, почти вся птица, там хранилось сено. Необходимо было время от времени кормить животных, давать им соль и кукурузу. Собаки, шакал, обезьяна и орел остались с нами, помогая, несмотря на трудности, которые они создавали, коротать дождливые зимние вечера.

Появилось время навести порядок в пещерных покоях. Эрнст и Франц занялись библиотекой, занимавшей часть их комнаты. Ребята сколотили из досок каркасы и рядами установили на них книги. Матушка и Жак порядком потрудились в зале. Я и Фриц занялись мастерской, поскольку там требовалась физическая сила.

Прежде всего мы передвинули на освещенное место отличный токарный станок, принадлежавший ранее капитану, и ящик с необходимыми приборами. Развесили по стенам инструменты. Рядом, в небольшом гроте, определенном под кузницу, сложили из булыжников необходимый очаг. И еще внесли в мастерскую верстак и все инструменты, некогда находившиеся в ведении корабельного плотника.

Хотя мы в общем и целом справились с неотложной работой, но все же, как всегда, оставалось что-то недоделанным. Где-то не хватало дощатого настила или креплений, а где-то табуреток и столов, где-то шатались ступеньки. Зато настенные шкафы вызывали единодушное восхищение.

Снаружи перед пещерой по всей протяженности покоев и входа-выхода постепенно возникло нечто вроде террасы, образовавшейся из обвалившейся породы, щебня и разных отходов, выброшенных из пещеры. Над этой террасой мы сделали крышу из бамбука, защищавшую от солнца и дождя.

Эрнст и Франц между тем великолепно справились с подборкой книг. Их оказалось предостаточно — своих собственных и принадлежавших капитану корабля и господам офицерам. Особенно много книг было о путешествиях, некоторые — с красочными иллюстрациями, которые казались нам подлинными сокровищами. Еще больше поучительного содержали труды по естественным наукам. Также мы обнаружили морские карты, довольно большое количество математических и астрономических инструментов, великолепный глобус. Наличие словарей и учебников по грамматике должно было помочь нам объясниться при встрече с незнакомым кораблем или с людьми разных национальностей.

Теперь все стали прилежно заниматься языками. Немецкий и французский, само собой, стоял у нас на первом месте; голландский и английский интересовали матушку и двух старших сыновей; Эрнст, проходивший в школе латинский, продолжил его изучение, необходимое для понимания трудов по медицине и естествознанию преимущественно из библиотеки корабельного врача. Сам я взялся за малайский язык, поскольку считал, что встреча с аборигенами островов Ост-Индии, где этот язык весьма распространен, вполне допустима.

Так в нашем узком семейном кругу образовался маленький Вавилон,[52] звучание отдельных фраз на разных языках было для нас хорошим развлечением.

И наконец, у нас нашлось свободное время, чтобы распаковать все богатства с потерпевшего крушение корабля и определить каждой вещи свое место. Здесь были зеркала, комоды, несколько полок с мраморными плитами, несколько кресел, как удобных, так и не очень, два красивых письменных стола, большие часы и малые, часы с боем и без, часы с колокольным звоном; были и морские часы для определения географической долготы, с которыми я, конечно, едва умел обращаться. Одним словом, вещей и предметов, необходимых в нашем бедственном положении, оказалось вдоволь. Они помогли нам пережить скучный период дождей. Я едва успел изготовить за это время бычье ярмо и несколько продольных лент для прочесывания хлопка, колесо для прялки, да и потому только, что мне об этом неустанно напоминала матушка. Но зато после всех работ мы чувствовали себя по-княжески в новом жилище, любовались им и не могли налюбоваться. В связи с этим домочадцы выказали недовольство по поводу названия нашего дома и потребовали переименовать его, хотя мне хотелось оставить старое — Палаточный дом, оно ведь напоминало о первых днях спасения. Однако я уступил просьбам домочадцев, которые единодушно решили назвать новое жилье Скальным домом.

К концу августа, к завершению сезона дождей, я надеялся на улучшение погоды. Но увы! Природа гневалась и протестовала. Против кого или чего? Море устрашающе бушевало, выл ураганный ветер. Гром, молнии и дождь сопровождали неистовство океана. Но в Скальном доме мы находились в безопасности, Соколиное Гнездо не выдержало бы такого ненастья.

Но бури постепенно стихали, небо прояснялось, и мы наконец смогли покинуть наши покои.

Глава шестая

Черепаха-извозчик. — Бой с огромной змеей. — Героическая гибель осла. — Новая пещера. — О выпи, капибаре и пекари.

Как я уже сказал, погода день ото дня становилась все лучше и лучше. И вот однажды настало утро настолько пригожее, солнышко светило так приветливо, что мы от души рассмеялись и воспылали желанием совершить нечто необычное, и притом немедленно. Матушка сразу предложила отправиться к маленькому острову и основать там поселение, дабы помешать обезьянам и другим разбойникам безнаказанно хозяйничать в этих краях. Ребята только того и ждали. Они были готовы тотчас же взобраться на корабль и плыть куда угодно. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что после зимовки нужно сначала навести порядок в Скальном доме, а потом уже пускаться в путь-дорожку. Мне не противоречили, к тому же я дал обещание, что на следующий день мы отправимся к мысу Обманутой Надежды, посетим нашу маленькую колонию Хоэнтвил. Поездка, конечно, должна была состояться не только ради собственного удовольствия и развлечения, но одновременно и ради дела. Ведь ферма и скотина долго оставались без присмотра.

Мои доводы показались всем убедительными и были приняты без единого возражения. Выполнив необходимые работы по дому, мы стали готовиться к завтрашнему походу: собирали оружие, одежду и продовольствие; перед сном, как всегда, помолились и отправились на покой.

На следующее утро все поднялись спозаранку, позавтракали, прибрали наше жилище, поскольку привыкли, уезжая, оставлять дом в чистоте. Затем покинули Скальный дом и сразу направили наше суденышко в воды Шакальего ручья, откуда течением нас вынесло из бухты Спасения в открытое море. Как-то совсем незаметно остался позади Акулий остров; ребята гребли что было мочи, и скоро показался Хоэнтвил. Я старался держаться в метрах ста от берега, чтобы случайно не сесть на мель; кроме того, таким образом можно было спокойно обозревать раскинувшиеся вокруг просторы. Особенно живописным казались прибрежные места: устремленные в небо финиковые пальмы близ Соколиного Гнезда перемежались с дубовыми рощами со сладкими желудями. Вдали виднелась терраса, или плоскогорье, покрытое роскошной растительностью, еще более буйной, чем в нашем почти райском уголке у подножия скалы. Слева находился Китовый островок, его зеленый покров резко контрастировал с однообразным величием грозного океана, воды которого были окрашены в темные тона. Обрадовались, заметив редкие кустарники и низкорослые деревья в возвышенной части острова, обращенной к Хоэнтвилу.

Потом я направил наш кораблик вправо, приблизил к Обезьяньему, или кокосовому, леску и встал на якорь, чтобы собрать свежих кокосовых орехов. На берегу мы услышали пение петухов и кудахтанье кур. Так нас встречали поселенцы Лесного бугра. Сразу вспомнилась родина, вспомнилось, что петушиные крики всегда свидетельствовали, что где-то рядом человеческое жилье. Стало вдруг грустно и тоскливо. Но своих чувств я, естественно, не выдал, не хотел расстраивать матушку. Да и детям зачем омрачать настроение.

Собранные орехи погрузили на борт и отправились к Хоэнтвилу. Я причалил к маленькой бухте, потому что знал: неподалеку есть много черных манглиевых деревьев.[53] Они особенно хорошо растут на морских побережьях, защищая сушу от размыва и разрушения. Кроме того, их кора — источник очень ценного дубильного вещества. Мы отобрали с дюжину молодых манглий, вырвали их с корнями, сложили в охапку, покрыли мокрыми листьями и перевязали. А потом поднялись по крутому склону наверх, к Хоэнтвилу.

Внешне здесь ничего не изменилось. Однако нельзя было не заметить, что овцы, козы и куры явно поотвыкли от нас: стоило к ним приблизиться — они шарахались в сторону. Радовало, что численность животных возросла. Появилось много молодых ягнят, козлят, цыплят. У мальчишек мгновенно пробудился аппетит, захотелось тотчас отведать парного молока и свежих яиц, которых в траве виднелось множество, собрать их не составляло труда, а вот с молоком дело обстояло сложнее. Козы — и без того пугливые — не желали теперь стоять на месте, сердились, брыкались и убегали. Но мои сыновья не отступали и быстро сообразили, что делать. Они сняли с себя патронташи, и через несколько минут козы смирненько лежали на земле с перевязанными задними ногами. Ребята угостили строптивиц солью, поднесенной на ладонях, а потом уже принялись за дело. Таким образом мы получили две чаши (из кокосовых орехов) парного молока, правда, довольно терпкого на вкус. Одну мы оставили на обед, а из второй перелили содержимое в тыквенную бутылку с длинным горлышком и решили взять с собой.