О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

– Фригидная ты, Лилька! Фантик без конфетки!

– Ты прав, Савушкин. Я фригидна!..

Травматолог заставил ее одеться, оскорблял непристойно и велел убраться вон. Прибирал в ординаторской сам и обнаружил многочисленные следы, говорящие, что оставлены пятна страсти не им, не его рук… это дело. Внезапно поняв, с кем растратила силы ассистентка хирурга, он испытал приступ ярости. Набрав номер телефона жены и сославшись на стресс, Петя попросил ее о сеансе психотерапии тотчас. Захлебываясь, он поведал, как много нехороших людей вокруг, какие они злые и лживые, от этого у него пропадает вера в себя, вера в свою мужественность и исключительность… Мудрая жена во всем поддержала супруга, однако, заподозрив неладное, попыталась выяснить, что произошло в реальном времени и конкретно. Савушкин промямлил что-то о сумасшедшей Лильке, пытающейся его соблазнить, которую застал голой в своей ординаторской. Но он, сказал, верный муж, отверг домогательства стоически. Жена Пети, умница и профессионал, тотчас поняла, что произошло на самом деле. Ее благоверный совсем не стоик, и ясно, что он, мечтавший о Лильке с юности, переспал с ней однозначно, но что-то в интимном сближении пошло не так, вызвав у мужа истерику. Она приблизительно понимала что, зная Петечку, способности его организма – стрелять быстро и мимо цели. Вероятно, это и случилось с ним этим утром. Женщина не стала копать глубже, сделала вид, что целиком на стороне мужа, что он лучший, а работа – самое мощное успокоительное. Савушкин безмерно был благодарен жене, так как и в самом деле почти сразу успокоился. Поклявшись ей в преданности и любви, травматолог принялся готовиться к обходу. Единственное, что портило настроение, – это то, что при осмотрах он будет вынужден соприкоснуться с пациентом, поступившим вчера, с которым, видимо, и провела столь бурную ночь Лилька…

– Паскудыш! – выдавил в сердцах Петечка.

В это время Эжен, облачившись в черные одежды, подаренные Алиской, стоял в холле больницы и звонил по бесплатному телефону-автомату. Он попросил к телефону господина Иратова, а на вопрос, по какому делу, ответил, что по личному, ему объяснили, что не могут соединить, не зная существа обращения, и единственное, чего удалось добиться, – это разговора с Витей, помощником Иратова. Витя, будучи опытным референтом, сразу понял, что звонит не проситель, а кто-то, возможно, важный для босса.

– По личному? – переспросил Витя.

– Именно…

– Арсения Андреевича сейчас нет в офисе…

– Почему сразу не сказали?

– Не волнуйтесь, я сейчас свяжу вас с мобильным господина Иратова…

8

Следующее утро после ссоры и примирения с Верочкой выдалось депрессивным. Серое небо, падавшее на землю вместе со снегом, вызывало приступы какого-то отчаяния. И поход в ванную комнату усугубил настроение своей неполноценностью. Иратов поймал себя на мысли, что хочет, как настоящий мужик, придерживать его, попадая тугой струей в унитаз, да хоть бы и мимо.

Почему-то ему совсем не хотелось видеть Верочку, какое-то новое отношение к ней поселилось в груди. Он понимал, что тот, кто не может, почти всегда испытывает чувство неприязни к тому, кто может и делает. Иратов старался гнать такие мысли, объясняя себе, что все можно преодолеть, что не главное он утерял в отношениях с любимой женщиной.

Выпил кофе, плеснув в напиток немного коньяка.

«Рано, – подумал, – еще и девяти утра нет».

В его кабинете одновременно тревожно запищали компьютерные мониторы. Отставив недопитый кофе, Арсений Андреевич подбежал к столу, взглянул на графики, затем, усевшись в кресло, пролистал несколько бизнес-страниц и понял, что за это утро он потерял что-то около пятидесяти миллионов долларов. Биржи Китая, Японии и всей Азии рухнули почти на семь процентов.

Надо отдать должное выдержке Арсения Андреевича. Он никогда не терял контроль над собой в таких случаях, считая, что победы на торговых рынках, как и провалы, почти равновесны, неизбежны, что всякие кризисы, черные понедельники и пятницы будут случаться всегда, но не было еще такого в истории, чтобы рынки, пусть и со временем, не возвратились к своим историческим максимумам. Терпение – самая главная черта инвестора. Случается падение, но зеленое ралли все равно ведет человечество в гору.

Иратов написал несколько писем своим брокерам с распоряжениями уменьшить потери за счет игры против валют развивающихся стран, пояснив, какие и против каких выставлять.

Арсений Андреевич отвлекся от биржевых дел и просмотрел другие новости. Не найдя ничего интересного, из праздности он ввел свою фамилию в адресную строку и нажал кнопку «Enter». Новости по его персоналии также отсутствовали. Зачем-то Иратов нажал опцию «картинки» и увидел свою физиономию в многочисленных вариантах. Поглядел на себя молодого, получающего разные призы за достижения в архитектуре, затем – как он в своем «Бентли» позирует с какой-то модной группой певичек, которых он, не торопясь, перетоптал одну за другой; всякие тусовки и вечеринки бесконечные. Он видел богатого, степенного, уверенного человека магической наружности, под волшебство которой подпало огромное число противоположного пола – от периферийных простушек до голливудских звезд. Дальше пошли фотографии, где он уже с Верочкой. Официальные мероприятия, многочисленные модные дефиле, которые любила жена, снимки с театральных премьер, а также официальная съемка – награждение Арсения Андреевича Иратова Президентом РФ орденом «За заслуги перед Отечеством IV степени».

Закончив с официальными фотографиями, Иратов полез в личные, долго рассматривал кадры своей жизни, порой счастливые и не очень. У него даже имелись фото из уголовного дела, где он юный и в профиль, и в фас. Вспомнилась Владимирская колония, но он тут же прогнал от себя негатив, нажав на фотоальбом «США». И снова он молодой, только что эмигрировавший через Израиль в Америку, богатый спекуль из Москвы, архибогатый по тем временам… Вот он на встрече с работниками его собственного таксопарка. Человек сто эмигрантов, работавших на него под таксистскими медалями, внимают его речам. Именно он, Иратов, придумал, как изгнать с Брайтон-Бич таксистов-индийцев и прочих старожилов-асов нью-йоркского таксомоторного бизнеса. Залетным и желтым кебам разрешалось только привозить клиентов на Брайтон, обратно никак, все порожняком. И жители половины Бруклина могли заказывать, и заказывали, только своих извозчиков, при этом значительно дешевле. Не обошлось без помощи боксеров, которые во множестве прибыли искать счастья на американских рингах и попа́дали с них один за другим как недозрелые яблоки от порыва ветра. Именно они, кудесники кулачного боя, голодные как волки, отвадили от Брайтона чужих… На него тогда пытались влиять воры, также прибывшие на землю Дяди Сэма, скрываясь от отечественного правосудия, а заодно подминая под себя некоторые зоны влияния других национальных сегментов. Зарезали даже пару спортсменов, а те воров постреляли в ответ… Но еще с молодости, дав себе зарок не тереться с синими, Иратов слова своего не нарушил, хотя проблем из-за блатных появилось много. Он потихоньку их решил с помощью нескольких дипломатов, а на самом деле – офицеров ГРУ. Западло с ментами – с разведчиками круто… Фотографии матери и отца. Они оба умерли, пока он был в эмиграции. У отца обширный инфаркт, и мать вслед за ним ушла – тихо, по-английски. Высохла без мужа и сына… Но Иратову почему-то чаще вспоминался отец – сидящий за чертежным столом согбенный и странный человек с почти рыжими волосами…