Плик и Плок - Эжен Сю

При этом приглашении капитан испустил тяжкий, болезненный, глубокий вздох и дал знак пирату за ним следовать.

Что касается остальных людей, составлявших экипаж «Сан-Пабло», то матросы брига, чтобы не быть разобщенными в своих действиях, перевязали их.

Вход в камеру, в которой хранились деньги дона Карлоса, находился под рогожкой, покрывавшей пол. Почему Кернок был вынужден проходить каюту, где лежали окровавленные остатки двух супругов. Бедный капитан отвернулся, и закрыл рукой глаза.

— Ага, — сказал Кернок, толкнув труп ногой, — вот как Мели управилась. Тьфу пропасть! Как отделала! Да не в том дело, но el dinero... el dinero, приятель, это всего важнее.

Отворили камеру, и Кернок едва не упал в обморок при виде сотни бочек, обитых железными обручами, где на каждой было написано: 20 000 пиастров (50 000 франков).

— Возможно ли! — вскричал он, — четыре, пять... может быть, десять миллионов!

И в пылу восторга, он обнимал своего лейтенанта, обнимал испанского капитана, обнимал всех, даже окровавленные трупы Карлоса и Аниты!

Через два часа перевезены были на бриг последние пять бочек серебра — остатки богатств разграбленного купеческого корабля, на котором Кернок оставил десять человек своих матросов, и экипаж которого был скручен и брошен на палубе. Капитана привязали к грот-мачте.

— Дети, — сказал Кернок, — сегодня вечером я даю вам, как говорится, nopces et festin, и затем сюрприз, если будете вести себя скромно.

— Божусь, капитан, мы будем вести себя скромно, скромно, как красные девушки, — отвечал шкипер Зели, стараясь казаться любезным.

ГЛАВА IX

Пирушка

Hic chorus ingens

...Colit orgia.

Avienus.

— Вина, черт возьми! Вина!

Бутылки стучат, склянки разбиваются, брань и песни раздаются со всех сторон.

То слышится шум, произведенный падением охмелевшего пирата на палубу, то дрожащий голос тех, которые держат еще свои стаканы в одной руке, а другой цепляются за стол.

— Вина! Юнга, сюда вина, или я тебя убью.

Здесь борются между собою, нога с ногой, чело с челом. Сжимают друг друга, перегибаются, один скользит, падает; кость трещит, ломается и проклятия заменяют смех.

Там лежат окровавленные, с разбитым черепом, у ног своих веселых товарищей, оглашающих воздух исступленной вакхической песней.

Тут, в последней степени скотства и опьянелости, забавляются, раздробляя руку между двух ядер матросу, мертвецки пьяному.

И много еще других игр.

Стоны, крики неистовства и безумной радости смешиваются, соединяются.

Палуба побагровела от вина или крови. Что нужды! Время быстро летит на бриге «Копчик»: там все — шалость, упоение, восторг. Продолжайте, продолжайте, наслаждайтесь жизнью, она кратковременна. Черные дни не редки, кто знает, наступит ли для вас завтра? Забавляйтесь же, удалые! Ловите удовольствие во всем и повсюду.

Однако не это удовольствие, слабое, благопристойное, с золотыми и лазоревыми крыльями, подобное юной деве, тихой и робкой. Не это нежное удовольствие, которое любит повертывать свою милую, белокурую головку перед множеством зеркал своего будуара, или прикасаться только краями розовых губ своих к чаше, наполненной ледяным напитком! Не этот, наконец, сибарит, желающий лишь иметь вокруг себя цветы, благовония и драгоценные камни, женщин молодых и веселых, сладкозвучную музыку и превосходные вина! Нет, черт побери! Но это удовольствие мощное и дюжее с оком сатира, с хохотом демона, которое гнездится в трактирах и картежных домах, пьет и упивается, грызет и раздирает, бьет и убивает, потом валяется и корчится на объедках грубых яств, испуская смех, подобный хрипению шакала.

Продолжайте, продолжайте, наслаждайтесь жизнью. Она кратковременна, говорю я! Так наслаждались жизнью на бриге «Копчик».

Была глухая ночь: фонари, размещенные по обвесам, изливали яркий свет на палубу судна, которая, по приказанию Кернока, вся была уставлена столами для празднования его счастливого приза.

После обеда начались увеселения. Штурманский ученик, Грен де Сель, вымазавшись с ног до головы дегтем, вздумал сверх того вываляться в пуховике, и выйдя из него, весьма походил на животное на двух ногах без крыльев.

И как весело было видеть, как он резвился, прыгал, скакал, вертелся, плясал, ободряемый рукоплесканиями экипажа и побуждаемый ударами линька, отпускаемыми ему время от времени шкипером Зели для поддержания его проворства и гибкости.

Но один забавник-шутник, немец кажется, желая сделать праздник совершеннее, поднес зажженный фитиль к пуку пакли, живописно потрясавшейся на лбу Грен де Селя.

От пакли огонь перешел на волосы, от волос к перьям, и, неожиданного акробата, несчастного Грен де Селя, так охватило жаром, что кожа его покоробилась и затрещала под своей воспламененной покрышкой.

Этому до слез смеялись на «Копчике». Между тем, как штурманский ученик испускал страшные вопли. Один добрый человек, душа сострадательная, ибо он везде есть, взял его и бросил в море, сказав: «Я загашу его».

К счастью, Грен де Сель плавал как семга; он захотел даже продлить свое купание, весьма его освежавшее, и разгуливал вокруг брига как тритон или наяда, на ваш выбор. Потом вошел в кормовой порт, сказав со своим обычным стоицизмом: «Лучше уж это, нежели быть сожженным заживо, но все-таки я чудесно повеселился».

Послышался выстрел из пистолета; потом пронзительный крик раздался из каюты Кернока. Зели опрометью бросился туда: то были пустяки! Безделица!

Представьте себе: Кернок, разгоряченный немного грогом, весьма хвалился своей ловкостью перед Мели. — Бьюсь об заклад, — говорил он ей, — что я одним выстрелом из пистолета вырву нож, который ты держишь в руке. Мели не сомневалась ни сколько в искусстве своего любезного, но не желая таким образом испытать его, отклонилась от предложения.

— Трусиха! — закричал Кернок, — так чтоб тебя проучить, я вышибу у тебя твой стакан. Сказав это, он схватил пистолет, и стакан Мели, разбитый пулей, разлетелся вдребезги.

Когда Зели вошел, Кернок, откинувшись назад, с пистолетом еще в руке, хохотал над испугом Мели, которая, бледная и трепещущая, прижалась в угол каюты.

— Ну, что, Зели! — сказал пират, — что, мой старый морской волк. Каково проводят время там наверху твои мамзели?

— Прекрасно, капитан, но эти барышни ожидают сюрприза.

— Сюрприза? Ах! правда, послушай...

И он сказал два слова на ухо Зели. Последний отскочил с удивленным видом, разинув свой широкий рот.

— Как... вы хотите?..

— Разумеется. Разве это не сюрприз?

— Удивительный, и притом будет забавный... Я отправляюсь туда, капитан.