Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

— Ну да. Ну да.

Павел разлил по рюмкам коньяк, выпили, как пьют, когда на душе паршиво, мрачно, в этом случае спиртное не помогает, а лишь усугубляет депрессию. Если честно, оба одинаковы, один не лучше другого. Федосов вдруг осознал это, хотя аналитическим умом никогда не блистал, но и подобных людей изредка все же посещает прозрение, просвещая их. Под воздействием прозрения он и сказал с особой горечью, свойственной людям разочаровавшимся:

— Не любит она нас.

— Так вроде не за что, — не утешил папа Лены.

Все человеческое не чуждо людям Пашиного склада, только ненадолго: как накрыло, так и схлынет. Внезапно он разозлился, резко придвинул бутылку к Евгению Ильичу, зло рявкнув:

— Забирай и проваливай.

И кто же откажется от халявы по высоким ценам? Не Евгений Ильич, нет. Предвидя славный денек, когда отпустит безнадега и в голове закишат творческие идеи, поддерживаемые верной подругой — женой, он спускался по лестнице, насвистывая. Как ни стремилась душа расслабиться в домашней обстановке, а Евгений Ильич не отказал себе в удовольствии подсмотреть из-за угла — состоится встреча с женой или Паша струсит спуститься? Ждал долго, да не суждено было посмотреть «концерт».

* * *

Работать некогда, это просто катастрофа. В студию притащился тот самый следователь — ацтек, индеец без перьев на голове и без томагавка в руке. У Ники, разумеется, испортилось настроение, интуитивно она угадала: ацтек приехал и без трубки мира, короче, не с добром. Собственно, настроение после вчерашнего полета ненормальной без парашюта и так ни к черту. Ну почему, почему она выбрала день и время после съемок? Неужели обиделась до смерти, что Ника не снимала ее? Снимать было нечего! Одна глупость на кукольной рожице, интеллект на уровне мармазетки, манеры вульгарной подстилки с трассы, абсолютное неумение позировать и завидная уверенность в собственной исключительности. Затем примчался ее богатый папа, тряс кулаками и что-то там грозился, брызжа слюной, как будто все кругом, кроме него, виноваты, что прибабахнутая дочь плохо воспитана. В довершение неприятность: Нику разыскал парень из парка по имени Глеб. А раз разыскал, значит, не оставил мысли о мести. Кстати, кстати! Ведь его подружку убили зверским образом, неужели он?.. Нет, так не бывает: страстно любить, а потом убить…

— А вы где были? — спросил Гранин тоном, будто ему не нравились ни фото, ни девушки, ни хозяйка салона, ни то, чем он здесь занимался на протяжении двух часов. Потрясный зануда.

Ника подняла глаза, он стоял перед ней: руки в карманах, ноги на ширине плеч и чуточку пружинят (видимо, нетерпение проявляет таким образом или раздражение скрывает), голова посажена на шею, словно на кол… ей-богу, вождь ацтеков перед жертвоприношением. А глаза Гранина изучали фотоработы над головой Ники.

— Послушайте, к чему этот допрос? — на спокойной ноте спросила она. Спокойствие не позволяет переступить грань противной стороне, даже если эта сторона при исполнении, но чего стоит спокойствие! — Вчера ваши коллеги мучили нас этим вашим алиби, вызывая поодиночке, сегодня вы мучаете нас уже всех разом. Почему, в чем причина — можете объяснить?

Действительно, что за игры? Ведь показания даются наедине, чтобы другие свидетели не сориентировались и не подправили свои свидетельства — это известно каждому из кино и книг, если этот каждый читать умеет. Между тем Гранин неторопливо переместил скучающий взгляд сверху вниз и буквально просверлил Нику. У него колючие, безучастные глаза! И добрейшая полуулыбка — сочетание убойное, словно Ника повстречалась с подпольным садистом, как назло, облеченным властью.

— Я курила, — выпалила она, забыв, как только что требовала ответа на свои выстраданные вопросы. — Иногда я курю. Редко. На четвертом этаже есть тупик, там почти всегда безлюдно. Я увидела, как упало тело… женщина. Узнала платье для съемок… побежала вниз.

— Фотографировать.

— Просто побежала вниз, — уточнила Ника, заодно возразив ему. Эти кретины постоянно делают упор на то, что она снимала труп! Ну и что! Пожалуй, следует объяснить и этому: — Моя профессия — фотографировать, камера всегда при мне.

Ничего не сказав ей, Гранин повернулся к Эдику:

— А вы, как я понял, организатор съемок.

— Совершенно верно, — ответил тот. — Две девушки не смогли принять участие в съемках, я пригласил новеньких, подающих надежды, одна из них Юля…

— Надежды на что? — поинтересовался Гранин, перебив Эда.

— Девушки мечтают о карьере моделей, проходят обучение в специальных школах. Лучших мы снимаем для рекламы, когда поступает новая сезонная коллекция одежды, фото размещаем на сайтах и в бутиках. Для девушек это ценная практика.

— А где вы были на момент смерти Юлии?

— В пробке. Я ехал на работу и застрял в пробке.

— Посмотрим видеозапись камер видеонаблюдения.

— Боюсь, они вам ничего не дадут. Я выбирался переулками, камер там нет. А перед проспектом застрял. Потом мне позвонили ваши люди, просили вернуться в центр, пришлось разворачиваться… как акробату.

Гранин удовлетворенно кивнул, дескать, понял: алиби у вас, к сожалению, тоже нет. Однако шанс молодому человеку он все же предоставил:

— А видеорегистратор у вас, надеюсь, есть?

Иван Николаевич по лицу Эда догадался, каков будет ответ, и не ошибся:

— Нет.

Да, сегодня главное слово здесь — нет. Он оглядел красоток на стульях. Потрясающе, эти скрученные, изломанные и угловатые позы нормальному человеку невозможно повторить, как будто у девочек нет костей. Подводя итог сегодняшней встрече, Гранин прикинул: у кого из них хватило бы сил и в определенном смысле мужества столкнуть человека с крыши высотки? Да, с крыши, это установленный факт, подкрепленный свидетельскими показаниями. Юля повисла, держась руками за бордюр, огораживающий крышу (во всяком случае, держаться там больше не за что), ее крик услышали служащие одной из аудиторских контор, потом увидели в проеме окна болтающиеся в воздухе ноги, но работал кондиционер, следовательно, окно было закрыто. В подобных ситуациях народ стремится помочь, хотя из этой затеи вряд ли что получилось бы, но порыв, по своей сути, благороден. Короче, аудиторы наперегонки кинулись к окну и в тот момент, когда фрамуга открылась, услышали короткие и, что немаловажно, противоречивые фразы жертвы вперемежку с визгом: «Никому не скажу!.. Дай руку… Дай руку мне!.. Не трогай!.. Помогите!..» После этого раздался протяжный вопль отчаяния и ужаса, одновременно девушка сорвалась вниз. На крыше еще кто-то был, уверен Гранин. «Никому не скажу» означает, что этот кто-то помог девочке упасть с крыши, а «Не трогай» — вторично помог, например, разжав пальцы Юли, которыми она держалась за край. Но это всего лишь домыслы Гранина, без доказательств.

Девушки сидели полукругом: юные, стройные, высокие, прекрасные и т. п. и т. п… Но все, как одна, слишком хлипкие для подобных злодейств, дунешь и улетят вслед за несчастной Юлией. Все как одна смотрели на него чудо-глазками, одинаково испуганными, по-детски невинными. Вот Ника — другое дело, девушка крепкая и с волевым характером, взгляд у нее цепкий, одинокий, выстраданный. В ней есть сила и дерзость, стало быть, она при благоприятных условиях способна на многое, включая несоизмеримо дикий проступок. Но где мотив? Гранин скосил глаза в сторону Эдика — парень далеко не Голиаф, а все-таки он парень.

— Девушки, вы свободны, — решил больше не мучить худышек Гранин. Когда они живенько подлетели со своих мест, словно стайка птичек, не скрывающих радости, что хитрый и подлый кот прекратил охоту, он якобы вспомнил: — Момент, леди! Кто из вас знал Юлю до съемок? (Молчание.) Я надеюсь получить некоторые сведения о ней. (Молчание.) Никто не знал?

— Мы вместе ходили в школу моделей, — робко сказала синеглазая девушка, вторая из двух новеньких, которой повезло больше, чем несчастной погибшей. Покосившись туда-сюда, она по выражению личиков вдруг поняла, что сболтнула лишнее, и дала задний ход: — Только я о ней ничего не знаю… Почти ничего. Мы не дружили — Юля такая высокомерная была… (Опять не то ляпнула!) Вы не думайте, она хорошая девушка… была. (Чемпионка по глупости!)

Еще раз оглядев представительниц красоты, Гранин махнул рукой, мол, гуляйте. А к Нике повернулся лицом и замер. Поскольку Эд не получил команду удалиться, он придвинул стул ближе к хозяйке фотосалона, закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди, что в общем-то походило на вызов. Смельчак. А внутри смельчака, где-то у самого сердца, притаился вполне осязаемый страх, блуждающий в зрачках за диоптриями очков.

— Скажите, Ника… — произнес Гранин, переключив внимание на противоположную стену с фотографиями, хотя уже раз пять за сегодня рассматривал их. — Есть что делить в среде моделей?