Б-11 - Олег Юрьевич Рой

такое… лица у них, как у женщин, зубы – как у львов, и в хвостах жала, как у скорпионов…

– И открылся кладезь бездны, – сказал Мишка, – и из дыма вышла саранча на землю. Это Откровение Иоанна Богослова.

Ира захихикала:

– Ну, да… Все же сходится: и саранча… и кладезь бездны – вот же он! Поздравляю, кажется, мы начали конец света. Полезли туда, куда не надо… любопытной Варваре уши оборвали.

– Нос, – сказала Даша. – Не уши, а нос. Ира, возьми себя в руки. Мы все сейчас примерно в таком же состоянии. Сдаться легче всего. А вот выжить и выбраться из этой переделки…

– Хорошо, если оно одно такое, – заметил Макарыч. – А если их здесь целый выводок? Чего-то мне поплохело, давайте уйдем отсюда. Генератор работает, тварь мертва, а наверху хоть присесть можно. И я бы выпил чего-нибудь, если у нас что-то осталось. Раз уж помирать, так не трезвым же?!

Глава VII: Бездна глядит на тебя

Игорь приходил в себя медленно. Он лежал, не открывая глаз, и пытался вспомнить, что с ним произошло. Вспоминалось плохо. Перед его внутренним взором мелькали отвратительные образы странных существ, атакующие со всех сторон; разверстые воронки пастей, наполненные движущимися по кругу острыми зубами, иглы, которыми эти твари выстреливали в него, умирая – просто чудо, что ни одна так и не попала! Игорь вспоминал, как стрелял, как потом колотил по отвратительным тварям прикладом, как кричала Таня…

Таня!

Он, наверно, выкрикнул ее имя, потому, что услышал, как эхо несколько раз повторило имя его подруги. И тогда он решительно открыл глаза…

…и тут же плотно их зажмурил: то, что он увидел, пугало едва ли не до заикания. Над ним нависало нечто живое, пульсирующее и… и неестественное, как глюк наркомана. Низкий потолок состоял из тошнотворной белесо-зеленоватой массы, колеблющейся и содрогающейся в конвульсиях. Причем в переплетениях этой массы виднелись части человеческих тел – руки, ноги, лица – вперемешку с какими-то щупальцами, членистыми лапами, другими, совсем нечеловеческими органами…

Игорь вновь открыл глаза, надеясь, что кошмар рассеется, но он никуда не девался. С потолка прямо на него смотрел глаз. Глаз был голубой, и находился на длинном выросте, похожем на сжатую в кулак руку. Глаз несколько раз моргнул, потом закрылся и полностью слился с поверхностью, а «рука» стала укорачиваться, растворяясь в копошащейся массе плоти.

Из последних сил Игорь перевернулся набок. Он хотел вырвать, но, видимо, было нечем. Зато он увидел, что стена состоит из той же массы, что и потолок, а еще понял, почему в помещении светло – на стене было несколько хаотично разбросанных пятен, фосфорецирующих мертвенным зеленоватым светом…

– Так, я вижу, Вы очнулись, – произнес кто-то тихим, но четким голосом. – Добро пожаловать в ад, дружище.

Игорь рывком сел, машинально оглянувшись по сторонам, но говорившего не увидел.

– Кто Вы? – спросил он. – Где я?

– Я же сказал – в аду, – ответил голос. – В преисподней, чистилище, тартаре, лимбе – зовите, как хотите, хотя точное название этого места эреб эш-сахату.

Где-то Игорь уже это слышал:

– Эреб Кибаль? – спросил он. Его собеседник рассмеялся, причем одновременно на несколько голосов, и Игорь понял, кто говорит с ним.

Понял – потому что увидел на потолке и стенах несколько ртов, искривленных сардоническим смехом.

– Эреб эш-сахату, – повторил голос. – Эреб Кибаль – это ниже, и туда не попасть просто так. Но у Вас конкретно есть шанс – если элькибаль белети сочтут Ваше тело достойным принять одного из них.

– Мое тело? – переспросил Игорь. – Но мне оно и самому нужно. С чего Вы взяли, что я вам его уступлю? Вы ведь это имели в виду?

– А у Вас есть выбор? – спросило нечто. – Вы встретились с моими детьми, с самым слабым выводком – и проиграли, хотя их там было немного. А сейчас вы здесь, в преддверии ада – и что Вы собираетесь противопоставить им? Посмотрите вокруг!

Свет стал ярче. Игорь увидел, что страшная масса занимает только часть помещения – вернее, длинного туннеля с арочным сводом. А за пределами этой жуткой живой комнаты стояли и свешивались с потолка десятки, сотни, тысячи таких же чудовищ, как те, что атаковали их с Таней. Были здесь еще какие-то твари, плохо различимые в темноте, намного крупнее тех, с которыми Игорю уже пришлось сражаться. И все это двигалось, мерцало, извивалось, как черви в разорванном брюхе дохлой лошади. И бормотало – на странном, непонятном и зловещем наречии, из которого, наверняка, и пришли слова «эреб кибаль» и «эреб эш-сахату».

Игорю было страшно, даже не так – ужасно страшно. Страшно до онемения. Он понял, что попал в самое логово чуждой человеку, разумной и враждебной жизни. Он в окружении созданий, которые не могут существовать, но живут, и даже думают – но что за мысли копошатся в мозгах этих тварей, как черви в брюхе дохлой лошади?!

Но, как подснежник сквозь ледяную корку, сквозь сковавший душу Игоря страх пробивалась одна – единственная мысль: нельзя сдаваться! Скорее всего, он погибнет, может, уже скоро и наверняка мучительно; но выказывать свой страх перед этим…

– Жаль, нет ружья… – пробормотал Игорь.

– И много бы Вы навоевали? – ехидно спросила живая комната.

– …а еще лучше – пояса шахида, – продолжил Игорь. – Хотелось бы устроить здесь маленький джихад. Кстати, как для инфернального чудовища, Вы прекрасно говорите по-русски.

– Спасибо, – ответила комната, – я вообще полиглот. Изучение иностранных языков лучше всего проводить, поглощая носителя языка, а я их довольно много… интегрировал.

– Кстати, а как Вас зовут – то? – спросил Игорь, удивляясь самому себе: он находился в… даже эпитета не подберешь, чтобы описать, насколько все было плохо – и, вместо того, чтобы рехнуться от ужаса, ведет беседы с разумной комнатой, или что это за тварь? – Меня Игорем, например.

– У меня этих имен, как блох на вшивой барбоске, – «комната» вновь рассмеялась своими многочисленными ртами; Игорь различал все больше деталей – например, глаза, смотревшие на него с разных сторон – не все они были человеческими. – Таких, как я, называют «гекатонхейр», в честь одной дамы, которая сейчас не с нами, но, как я понимаю, собирается вернуться со дня на день. Она, видишь ли, нас создала. Сейчас я это помню плохо, если честно – у меня хоть и сотни мозгов, но несколько тысяч лет в памяти откладываются таким толстым слоем, что нужное сразу не найдешь. Я ведь постоянно умираю и возрождаюсь.

Гекатонхейр? Определенно, что-то знакомое…

– Так ты такой не