Род-Айленд блюз - Фэй Уэлдон

Фелисити — одна из тех, кого судьба сокрушила. На нее словно нашел столбняк, но скучное, однообразное течение дней, принудительные покаянные молитвы, неуклонный рост ребенка в ее чреве дают ей возможность оправиться после всех потрясений, что ей пришлось пережить, а ведь она и сама не знала, как подорваны ее силы. Сначала смерть матери, потом отца, в промежутке между их смертями появление злой мачехи: в радостную, безмятежную жизнь неожиданно ворвались жестокость и злоба, Фелисити поняла, что Бог вовсе не добр, и все это ей удается осмыслить и принять за недолгие пять месяцев. Сначала она много плачет, как все и ожидали. А так ничего особенного за это время не происходит. (Как показать значимость этого “ничего особенного”? Нелегкая задача для режиссера, кто бы он ни был.) Фелисити начинает что-то понимать в жизни.

Она поняла, что природа не отвернулась от беспомощных изгоев, среди которых она живет, не предала их, ведь вон растет же у них у всех грудь, раздувается живот, это только общество их отвергло, значит, общество состоит из безмозглых идиотов. Поняла, как сурова и груба жизнь, как безжалостно с ней поступили люди; здесь ей объяснили, что она сможет зарабатывать на жизнь, продавая свое тело. Оказалось, что женщины в приюте считают ее красивой, хорошо воспитанной и умной и ставят гораздо выше себя. Это ее удивило, но и польстило. На нее надеялись, ей доверяли. Однажды товарки послали Фелисити к монахиням просить, чтобы по воскресеньям их не лишали ужина, и она вернулась с победой. Уговорить монахинь было совсем не трудно. Другой такой злыдни, как Лоис, на свете просто не существует. Фелисити чуть ли не радовалась, что живет в приюте.

Она знала, что должна будет отказаться от ребенка, его отдадут на усыновление. А ребенок звал ее из чрева, просил любви, заботы, и она ожесточила свое сердце. Ничего другого ей не оставалось. Может быть, надо посоветоваться с адвокатом, думала она, может быть, можно как-то попытаться отсудить дом отца, но где взять денег на адвоката? Она видела отцовское завещание, в котором Артур все свое состояние оставлял Лоис и Люси, потому что случайно нашел письма любовника Сильвии, из которых явствовало, что Фелисити не его дочь. Как докажешь, что это ложь?

Маленькой Люси удалось разузнать, где находится Фелисити, и она пришла к ней повидаться один-единственный раз. Новости из дома, если только слово “дом” здесь вообще уместно произносить, не дали Фелисити ни малейшей надежды на то, что Лоис вдруг передумает, пожалеет ее, раскается, признает свою моральную ответственность. Пришли полицейские и арестовали Антона: в Вене против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в мошенничестве, он проходил как подозреваемый по делу о краже полотна Густава Климта, потому что выдал себя за торговца картинами, наконец полиция его поймала.

— Что сказала Фелисити, когда вы ей это рассказали? — спросила я Люси семьдесят лет спустя.

— Сказала, что зря он не уехал в Австралию, пока еще было возможно.

— И только? Она что же, не испытывала к нему ненависти?

— За что ей было ненавидеть его? Она же сама вышла к нему в сад той ночью. У нее были дурные наклонности, она и родилась порочной, тут мать была права, и то, что она не знала жизни, ничуть ее не оправдывает. После того как выгнали из дому Фелисити, исчез и Антон; мать чуть рассудка не лишилась. Наверное, это она выдала его полиции.

Я возразила, что, конечно, при желании можно считать пятнадцатилетнюю Фелисити коварной соблазнительницей, но она всего лишь поступила с Лоис так, как Лоис поступила с Сильвией, и поделом Лоис. Надеюсь, Люси согласна, что Фелисити наказали слишком жестоко?

И вот что ответила на это Люси:

— Думаю, хорошо, что Фелисити узнала про Антона. Ведь легче расстаться с ребенком, когда знаешь, что его отец — преступник.

Она не спросила меня, как сложилась жизнь Алисон, а я не стала ей рассказывать. Не слишком-то деликатно вспоминать про болезнь Альцгеймера в присутствии пожилых людей.

— И насильник, — уточнила я.

Ее лицо сделалось каменным, но если заглянуть под камень, я бы увидела явную неприязнь к себе.

— Правильно, что отдали ребенка на усыновление, это был наилучший выход, — убежденно произнесла Люси и встала, готовясь уходить: все, наша встреча окончена. Если бы я была Филлис Кэлверт из “Человека в сером”, она бы, несомненно, распахнула окна и меня смял бы ураган.

И тут я попросила ее подумать: может быть, она все-таки изменит свое решение и встретится с Фелисити, но Люси сказала нет и при этом вдруг улыбнулась так обаятельно, с таким тонким пониманием, что вызвала у меня искреннюю симпатию. Ей тоже пришлось немало пережить. Да и кого судьба миловала?

26

Третьего января в три часа дня Джеку позвонила свояченица Джой. Вне себя. Она трижды за последнее время звонила Чарли на сотовый, и каждый раз он оказывался отключен. Она натягивала меховые сапоги и спускалась к гостевому флигелю. И опять дверь ей отпирала новая незнакомая женщина, которая только глазами хлопала, когда Джой спрашивала, где Чарли. Из их постоянно растущих семейных рядов призывались англоязычные подкрепления. Для этих приезжих, жаловалась Джеку сестра покойной жены, контракт о найме — пустая бумажка: женщина в дверях, когда ей наконец перевели вопрос, пожала плечами и высказалась в том духе, что мужчины делают что хотят когда хотят и спорить тут не приходится. Мало того, возмущалась Джой, и “мерседеса” в гараже не оказалось. Разве у них с Джеком не было уговора, что, собираясь воспользоваться услугами Чарли, он будет ставить ее в известность?

В это мгновение Джек, слушая ее вопли, несущиеся над заснеженными полями из ее дома и по телефонным проводам, и прямо по воздуху, понял, что нечего было и надеяться найти в ней замену Франсине. Зачем только он переехал сюда? Ему тут тоскливо, одиноко, это ему наказание за то, что обставил Фелисити на 200 000 долларов.

Он тогда принимал антидепрессант прозак и лучше всего себя чувствовал осенью. А сейчас не то. И местность здесь такая — малонаселенный, невеселый лесной угол, соседние дамы-холостячки уже наезжали посмотреть нового поселенца на предмет, какую роль он мог бы сыграть в их жизни; но так как он им не приглянулся — видно, чересчур шумлив и прост для здешней тихой, изысканной природы и их безмятежного быта, — они и уехали, а его даже не пригласили. Одной общительности, выходит, недостаточно. Прежние знакомые, которыми они с Франсиной когда-то обзавелись, наведались раза два — интересовались, как он тут, говорили, до чего же замечательно, когда здесь же, под боком, родня, — и исчезли из его жизни навсегда. Ведь он мало того что похоронил жену, — а кому приятны напоминания, что рано или поздно это и с ними случится? — но вдобавок еще совершил грех переезда, что всегда рассматривается как своего рода измена. И теперь он обречен сохнуть здесь до старости лет, а Джой будет отравлять ему существование, и вокруг — никого, только Чарли и его разрастающееся семейство. Джек с завистью смотрел по телевизору, как на Балканах беззубые старики проводят время в обществе женщин и детей, пока молодые мужчины на стороне резвятся с оружием в руках, — по крайней мере, в семье, хоть за главенство и приходится состязаться с древними старухами. С Франсиной можно было бы поговорить на эти темы, а у Джой вообще не было даже канала CNN, внешний мир ее не интересовал. Кажется, одинокая и отрезанная от всего, как и он, она этого не чувствовала — может быть, потому, что сама такая шумная, крикливая. Он как мог старался наполнить ее полупустой дом звуками жизни, но в одиночку его хватило ненадолго. Разумно поступила Фелисити, что перебралась в Род-Айленд, хотя и всего за несколько миль, но там жизнь побойчее. Наверно, чем ближе к океану, тем как-то лучше, больше всего случается. Того гляди из-за горизонта покажутся корабли, может, свои, а может, вражеские: белый парус, серый пароходный дымок. Надо постоянно глядеть в оба, какое бы столетие ни было на дворе.

— Я думал, ты после обеда отдыхаешь, — сказал Джек.

— Раньше отдыхала, — пролаяла Джой. — А теперь нет. Мне сказали, что когда спишь после обеда, нарушается ночной сон. В нашем возрасте необходимо менять распорядок дня. Я подумала, может быть, съездить в гости к мисс Фелисити. И вот пожалуйста! Исчез шофер! Для чего люди держат шофера, если не для того, чтобы выезжать когда вздумается?

Под действием ли прозака или чего другого или чтобы немного встряхнуться, но Джек расхрабрился и рассказал Джой, что Чарли каждый день возит Уильяма Джонсона в “Золотую чашу” к Фелисити.

— У нее с ним роман, — уточнил он. — Можешь порадоваться за подругу.

Последовало недолгое молчание на другом конце провода, потом она переспросила:

— Это тот проходимец, с которым она познакомилась на похоронах?