Рейтинговые книги
Читем онлайн Самая мерзкая часть тела - Сергей Солоух

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 45

— Но вы-то почему курирующего не поставили в известность? Пусть и постфактум. Задним числом. Он что, болван, второе дело, параллельное открыл?

Открыл и начал копать. Шахтер. Герой труда. Ударник. И ведь отрыл. Чуть было из-под земли не достал человека, подстроившего, организовавшего незабываемое чудо. Превращенье вогнутости в выпуклость, миопии вечности в гиперметропию сегодняшнего дня. Немного пошаманил, поколдовал, и, оп, унылая близорукость обернулась яростной дальнозоркостью. Пустые гипсовые бельма наполнились живой флуоресцентной синевой. Искрой заиграли. Стали большими, дядивовиными глазками.

Все-таки вышел на человека. Товарищ Макунько. Начав с неправильной посылки, отталкиваясь от неверных предположений, пользуясь ложными указаниями, попал. Виктор Михайлович вычислил Игоря Кима. Чуть было не достал командира студенческой дружины, вожака ударного отряда комсомола. Игорька, имевшего, как всякий дух и бес, десяток разных прозвищ и имен. Красивых, словно часы "Ракета".

Но Прохор, Проша использовалось только в секретной переписке. За толстыми стенами зеленого дома на площади Советов. Все прочие свободно ходили, употреблялись в среде друзей, знакомых и сокурсников. Словно георгиевские ленты, значки ГТО, украшали грудь кавалера. Что, в общем-то, неудивительно. Игорь Эдуардович любил свою родословную. Наизусть заставлял учить всех, кто под пиво с ним принимал, или так, чистой, без закуски.

— Ну и кем ты ему будешь, Ким?

— Племянником, родным племянником, не веришь, что ли? Доказать?

Только в нашей Сибири, благословенной житнице быстрых умом Платонов и Невтонов, где чучхе и Пхеньян, там обязательно чучмек и Чингисхан. Отсюда всё. И нелюбимые Игорем Эдуардовичем кликухи — Потомок, Родственник. И та, что нравилась, классное погоняло — Хан. Коротко и уважительно. Всегда отзывался.

И отличался находчивостью. Неизменный творческий подход к делу, плюс исключительное упорство в достижении цели. Железо. Кость. Именно поэтому, ему, Игорю Эдуардовичу Киму и предложили дожать Вадима Шевелева. Сделать пустобреха и шалопая, пасынка Сергея Константиновича Шевелева. Мучителя Толстого, Достоевского, Степана Разина. Нашей всемирной знаменитости, писателя и правдоискателя. Человека с бородой.

И Прохор справился. Заданье выполнил. И перевыполнил.

Уже трижды за последние две недели Сергей Константинович сам, добровольно приходил в ненавистный ему угловой дом на площади. Входил и выходил. На длинные трели трансатлантических звонков не реагировал, конверты с французской маркой не вскрывал. Остерегался. Прославленный творец романов, повестей, рассказов, пьес добивался свидания. Великий человек готов был час и два своей бесценной жизни потратить на капитана. Обыкновенного следователя Антона Арского. А тот и десяти минут своей ненужной Богу, пустой и бесполезной не мог уделить. Ждал распоряжений и ЦУ. Не торопился обзавестись книжкой с автографом. Даже о самом последнем, немецком томике Сергея Константиновича не мечтал. Только об опарышах к воскресной зорьке.

Зато наш первый секретарь, отец родной, хозяин всего огромного, богатого людьми и недрами края, очень любил читать. Борис Тимофеевич Владыко даже очки специальные держал. Кремлевские, с наборными линзами. Любое предложение мог разобрать. Но не хотел. Тоже не рвался. Не стремился заполучить новенькое мюнхенское издание. Не спешил поставить на полочку полный, без сокращений, вариант лучшего, главного романа Шевелева. Шедевр номер один, царь-книгу, "Шестопаловский балакирь". Все прочие Борис Тимофеевич Владыко ценил. Имел. И местные, и московские. Целый рядок разнокалиберных, и у каждой на титульном листе размашистой рукой автора выведено «Уважаемому». А эту, заграничную, ему показали в ЦК, полистать дали, и баста. На ночь в гостиницу не попросил. В спецхране не заказывал. И так понятно. По рожам щелкоперов из идеологического отдела. Видно. Обрадовались. Теперь при каждом удобном и неудобном случае будут вспоминать эту обложку с мертвым солдатом. Век не забудут, как два года назад через их головы, за спинами, пробил, буквально выдрал Шевякову орден "Дружбы Народов". Многоугольник к пятидесятилетию.

Дармоеды! Жижа столичная! А он, Борис Тимофеевич, если честно, и теперь не стыдился своей настойчивости. В правильности и нужности своих задумок не сомневался, потому что знал. Твердо верил. Не могут, не способны здешние и тамошние хитрецы, картавое отродье, изрыть и источить сердцевину кедра-великана. Не возьмешь кержака. Мышиной возней, комариным писком не испортишь могучий сибирский ствол и корень.

— Что говорил? Отца замучили, теперь могилу хотят под воду запрятать? Блажь! Пьян был? Как обычно. Понятно. И кто ему всю эту шушеру с магнитофонами под коньячок приводит? Сын? Пасынок? Вот с ним и разберитесь, молодым да ранним. А Шевелеву дачу дать у нас в Камышино. Подальше от КПП. Пусть там работает у леса, у реки без водки и без телефона. Творит.

Государственный ум. Отеческое отношение. Велел вырвать из лап злокозненных врагов, приказал вернуть народу. Исправить положение.

Есть! Нужные люди взяли под козырек.

А Ким — за локоток классную телку. Запряг подругу, длинноногую клаву, и с ней явился без приглашения. Заглянул на премьеру межвузовского театра-студии «Антре». Насладился спектаклем "Лошадь Пржевальского". Игрой Вадюхи Шевелева. Шевеля-красавчика, бывшего студента ЮГИ, одногруппника, а ныне без пяти минут актера. Второкурсника исполнительского отделения института Культуры.

— Ну, ты дал. Один все вытянул, братишка. Поздравляю. А это Настя. Давно хотела с тобой познакомиться.

Успех! Не фифти-фифти. Теория комплексного переменного, иррациональный многочлен. В натуре. Весомый, грубый, зримый. Бабец. 90-50-90. Лифчик третий номер, который Вадька на башку напяливал, как гермошлем, и носился по комнате. Гудел, изображал летчика Кожедуба. Но это уже за полночь. После того, как в «Льдине» посидели, смешали и залили, а потом погнали к настиной подруге Томке. Такой там Байконур устроили, Стрелку и Белку, что утром Вадька не нашел свои трусы. Пилотку сорок восьмого. Так и ушел без каплеуловителя, в одних потертых синих джинсах.

Но ничего не выпало.

Только глаз у Марлена Самсоновича Сатарова. Десять дней спустя. Эх, яблочко, куда ты катишься? Обернулся ректор, докладчик, а ему сверху ушат кронштадтской синевы. Аврора и кто тут временный, слазь. Верхи не могут, низы не хотят. Прострел и заиканье. Неделя бюллетеня.

Неплохо. Ким сделал Шевеля. Раскрутил. Управился всего за две недели. Минимум средств. Обычная гуашь. Флуоресцентная. И кисточка в руках поддатого дурачка:

— Да ну, слабо. На это даже у тебя, Вадян, кишка тонка.

Сподвиг. Вознес фигляра и паяца к зениту славы. Подарил сладчайший миг всеобщего внимания. Товарищ. Ради аплодисментов и цветов, в конце концов, живет художник и актер.

Только не дали послушать и понюхать. Система Блинова и Арского, не Станиславского. Другие правила и принципы. А Вадька уже намылился. Хотел опять блеснуть. В лицах изобразить. Такое наболтать, такое наплести двум человечкам с диктофонами. Как раз поездка намечалась на фестиваль студтеатров. Целых полдня в столице, четырнадцать часов между южносибирским самолетом и поездом на Ригу. Все можно успеть, и рассказать, и показать, и заодно заполучить настоящий Левис в пакете Мальборо. Не зря же в тени деревьев, под молодыми кронами расставлены скамейки на тихом, малолюдном Рождественском бульваре.

Определенно. В архитектурой и градостроительной практике все делается с расчетом. Ради людей и для людей. В нашем молодом, индустриальном сибирском городе уж точно. Вот арка в доме номер семь по улице Ноградская. Идет мимо Вадим Шевелев, спешит, мурлычет что-то, напевает. А из-за угла, из-под высоких сводов, вместе со сквознячком выносит человека. Простое, хорошее лицо. Вышел без песни, просто так. Немного озабочен.

— Извините, молодой человек, не поможете машину завести? — и смотрит прохожему в глаза, — Чуток подтолкнуть надо. Карбюратор — черт.

— Ноу проблем, — отвечает Вадик. Отзывчивый и легкий на подъем.

Заворачивают во двор, а там Волга. Газ двадцать четыре. Мотор работает. Двери открыты. Сама, наверное, завелась. Нашлась искра. Только Вадюха узнать, спросить не успевает. Еще один хороший человек, отделяется от серого заднего крыла, делает шаг ему навстречу и приглашает. По-дружески.

— Садитесь, Вадим Сергеевич. Садитесь, нам по пути.

Машина со шторками на окнах. Казенные номера. А вчера была с шашечками. Весеннего салатного цвета. К Томке зарулили, а у нее в окошках свет. Предки вернулись. К Насте нельзя. У Шевеля на заимке в Журавлях с зимы не топлено. Зато в башке — огонь и ветер. Буржуйка.

— Послушай, Игореха! — блестящая идея сама собой рождается. Вспыхивает, как целый коробок. — А у тебя ключи, наверное, есть от Ленинской?

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Самая мерзкая часть тела - Сергей Солоух бесплатно.
Похожие на Самая мерзкая часть тела - Сергей Солоух книги

Оставить комментарий