Холодная весна - Кэрол Тауненд

— Я об этом догадываюсь, ваша милость. И ожидаю, что вскоре окажусь в состоянии вам помочь не только на словах, но и на деле.

Когда он хотел, Генрих мог улыбаться так, что все вокруг сияло. Носком своего элегантного сапога он зацепил скамью и вытащил ее из-под стола. Он присел и жестом предложил Этьену последовать его примеру.

— Садись, граф Фавелл. Нам с тобой надо многое обсудить…

Март. Благовещение.

Арлетта и Клеменсия проснулись на рассвете, умылись и, как всегда быстро, оделись. Затем они, держась за руки, спустились вниз по узенькой винтовой лестнице, прошли через горницы и попали в большой зал, ожидая увидеть, как воины замкового гарнизона разговляются после поста.

Освещенный факелами зал был пуст, если не считать поварят Роджера и Деви, которые стаскивали истоптанные камышовые циновки к очагам и бросали их в очаг. В замке Хуэльгастель существовал обычай менять их в день Благовещения.

— Странно, — Клеменсия сказала вслух то, о чем Арлетта только думала. — Все уже позавтракали. Все, что осталось от завтрака, валяется вон там в углу. Арлетта, твой отец планировал на сегодня охоту? Возможно, воинов выслали вперед в качестве загонщиков.

Метла в руках Деви потревожила терьера, который дремал под козлами. Потревоженный пес вцепился в метлу челюстями, резким движением вырвал ее из детских рук и начал трепать бездушную деревяшку по полу, словно крысу.

— Отдай! — Неудачливый поваренок ухватил ручку метлы с другого конца, но терьер, не выпуская добычу, зарычал на Деви. — О, клянусь Богородицей, глупая шавка! Роджер, ну-ка поддай ему ногой…

Роджер подошел к псу и, прицелившись, пнул его под брюхо грубым крестьянским башмаком. Арлетта завизжала. Пес тявкнул и скрылся в кучах циновок, на которых стояли лавки. В этих местах их меняли очень редко, и подстилки воняли. Арлетта велела поварятам сжечь их.

— Арлетта? — сказала Клеменсия, ожидая ответа на свой вопрос. — Все уехали на охоту?

Арлетта скорчила гримасу.

— Не похоже. Если бы отец планировал такую большую охоту, мы бы слышали об этом. Кроме того, взяли не всех собак. Однако сдается мне, происходит что-то необычное. Хотелось бы знать, что именно.

Клеменсия критически смотрела на отбросы, остававшиеся от завтрака.

— Больше похоже на поле боя. Что не съели, измяли, раскрошили. Интересно, осталось ли у Марты что-нибудь вкусненькое для нас? — Марта, жена повара и сама повариха, безраздельно царствовала на кухне. Она отвечала за выпечку хлебов, многие дюжины которых ежедневно истреблялись обитателями замка. Как правило, подружки самыми первыми заглядывали на кухню, и Марта всегда совала им свежевыпеченную буханку, специально подгадывая время выпечки к визиту госпожи Арлетты и ее компаньонки. Однако если граф и его наемники сегодня оказались первыми…

Марта восседала на табурете в кухне, присматривая за тем, как две ее рослые дочери замешивают тесто для следующей выпечки. Располневшая от частых родов — у нее совсем не было талии, а живот был круглым, как мяч, — Марта наслаждалась плодами трудов своих праведных и об этом свидетельствовал весь ее вид. Ее дочери, хоть и взрослые, еще не вполне справлялись с мудреной материнской работой.

Когда вошли девушки, Марта взглянула на них.

— Приветствую вас, маленькая госпожа. — Марта улыбалась, и ямочки танцевали на ее пухлых румяных щеках. — Хотя только Господь знает, почему я все еще зову тебя маленькой, когда ты уже вымахала вон как! Доброе утро и тебе, леди Клеменсия. Эх, и подвели вас сегодня…

— Марта, Марта! — воскликнула Арлетта. Она дурашливо заломила руки, а потом похлопала ими по животу, словно две недели голодала. — Только не говори мне, что ничего не осталось.

— Ни крошки не осталось, маленькая госпожа. Слопали подчистую. Придется вам подождать, пока не подрумянится вот эта выпечка. — Говоря это, Марта смотрела собеседницам прямо в глаза.

Ее лицо приняло такое честное выражение, что Арлетта успокоилась. Она готова была поклясться, что Марта припрятала для них буханочку, но кухарка любила поддразнивать тех, кто в чем-то от нее зависел.

— А когда они будут готовы? — спросила она.

Марта посмотрела на тесто, которым усердно занимались дочери.

— Когда они закончат, тесто должно подняться. Потом уж посадим их в печь. — Марта засмеялась. — Приходите через часок, дорогие мои.

— О Марта, — Арлетта едва подавила разочарование. — Мы собирались поехать покататься верхом, и я боюсь, что с нами может случиться обморок. Мы вывалимся из седла, если не позавтракаем прямо сейчас. Мы так рассчитывали на тебя.

Переглянувшись с подружкой, Клеменсия шагнула вперед.

— Марта! Марта, кончай шутить с нами!

Широкая усмешка появилась на честном лице кухарки. Она не могла долго держать людей в напряжении. Отерев перепачканные мукой руки, она убрала выбившиеся волосы под платок, покачиваясь, проковыляла к плетеной корзинке и подняла холстину. Затем открыла дверцу печи. С одного бока к кирпичам была прислонена особая пекарская лопатка, используемая для вынимания горячих хлебов. Марта взялась за рукоять, и через миг горячая, дышащая жаром, пшеничная буханка легла на холстину. Марта подвинула корзину Арлетте.

— Вот так, маленькая госпожа. — Марта закрыла заслонку, поставила на место лопаточку и побрела назад к своему сиденью рядом с кухонным столом. — Как ты могла подумать, что старуха Марта забудет про вас, голубки?

— Благодарю, бабушка, — сказала Арлетта, заворачивая в подол горячий хлеб. — Эй, Марта!

— Ммм… Что-нибудь еще? — в этот момент кухарка обрушилась на одну из своих дочерей. — Не так, девица! Можно подумать, что ты боишься этой скалки! Нажимай, нажимай на нее! Так-то лучше…

— Эй, Марта! — повторила свой призыв Арлетта. — Может быть, ты знаешь, куда так рано отправился отец и все, кто с ним? Может, слышала что-нибудь?

— Нет, ни словечка.

— Тогда спасибо за хлеб, Марта.

Они пришли в замковую часовню еще до полудня — до начала службы оставалось немало времени. Сегодня было Благовещение, день, когда архангел Гавриил сообщил Марии, что у нее родится Сын Божий, и было бы большим грехом пропустить сегодняшнюю торжественную службу.

Имя архангела, не раз упоминаемое в этот день, вызывало у Арлетты воспоминания о ее верном Габриэле, но она старалась отогнать эти мысли. Рана в ее душе, оставшаяся с того дня, все еще продолжала кровоточить.

Графиня Элеанор была уже на месте и читала нараспев молитву «Ангел божий». Девочки опустились на колени рядом с нею. На подушке для коленопреклонения, которая принадлежала Арлетте, всегда оставалось свободное местечко, и подруги обычно становились на нее вместе, поскольку у Клеменсии не было ни собственной скамьи, ни подушки.