В открытое небо - Антонио Итурбе

Глава 19. Монлюсон (Франция), 1924 год

Париж имеет вкус холодного шампанского, а вот маленькие городки, куда добираешься по второстепенным дорогам, – вкус теплого вина. Там вечно или слишком жарко, или слишком холодно. Тони неизменно одинок в этих гостиницах для коммивояжеров, где на ужин подают овощной суп в треснувших фаянсовых тарелках.

Он уже почти год работает на автозавод, но продал лишь один грузовик. Когда он прошлый раз наведывался в головной офис, его шефы проявили понимание: времена тяжелые, страна еще не оправилась после войны. Всем это известно, все проявляют сочувствие, никто его не винит. Но продавать машины он должен – иначе пропадет его рабочее место.

После ужина он предпочитает завершать свой день в любом открытом кафе, чтобы по крайней мере побыть среди людей. Там он достает свои листочки и больше черкает в них, чем пишет нового. Рассказ о летчике по имени Бернис продвигается крайне медленно. Дела у него как у Пенелопы в ожидании Улисса: сотканное за день распускается ночью. То, что написано за день, на следующий день вычеркивается. Он перечитывает написанное, но результат ему не нравится – не похоже на настоящее. Как же можно писать о летчике, будучи торговым представителем производителя грузовых машин?

Он предпочитает писать письма, особенно адресованные Рене де Соссин, всего лишь подруге, но захоти она – станет чем-то большим. Его послания – и не письма даже, а записки потерпевшего кораблекрушение.

Два дня спустя, когда он возвращается в Монлюсон, из корреспонденции его ждет только телеграмма от финансового директора компании «Заурер». Директор спрашивает, какие у него ожидания относительно продаж. Тони ложится на постель, взгляд упирается в потолок.

Он пересчитывает трещины. Будь он сейчас в небе, на самолете, взгляд его не упирался бы ни во что, потолка бы не было.

Провинциальные дороги внутренней Франции не привели его никуда. Он решает написать в компанию заявление об увольнении и вернуться в Париж, даже если весь его план – исчерканный вдоль и поперек черновик.

Глава 20. Париж, 1924 год

Мермоз перебивается временной работой: то охранника в гараже, то складского работника, но нигде не задерживается. На фабрике по производству кормов высоко оценили его широкие плечи и физическую силу, то и другое – весьма кстати для переноски мешков, однако, как только ему предложили постоянное место, он сделал ноги. Не может он поддаться соблазну пустить где-то корни, тем самым согласившись на бесцветную жизнь, ведь единственное, что дает ему силы продолжать поиски, это как раз неустойчивость его положения.

Все эти месяцы дважды в неделю он наведывается в гостиницу «Реомюр». Каждый раз, увидев его на пороге, костлявый Карильон отрицательно мотает головой. Единственная новость в том, что Сесиль тайно покинула отель, задолжав за две недели, и больше ее не видели.

Приходят два письма: одно из франко-румынской компании, а другое от «Самолетов Генриота». В настоящий момент у них нет вакансий, но с обычной бюрократической любезностью они благодарят его за проявленный к компании интерес.

Однажды вечером он бродит возле аэродрома Ле-Бурже и решает заглянуть в авиакомпанию, занимающуюся грузоперевозками. Хочет показать свои документы: военный билет и справку о налетанных шестистах часах, но, едва завидев его, работники хмурятся.

Он, похоже, не отдает себе отчет о том, как он выглядит: сильно похудевший, потому что частенько денег ему хватает всего лишь на рогалик и кофе с молоком, волосы отросли и спутались, а пальто, которым он, ночуя на улице, накрывается вместо одеяла, измято и стоит колом.

– Мне бы управляющего.

– Нет его.

– А когда вернется?

– Никогда.

Он знает, что должен работать: нужна новая одежда, нужно платить за комнату. Но порой наваливается усталость, и он, оказавшись в таверне, ощущает жажду, противостоять которой не в силах. Иногда достает и показывает посетителям заведения свои военные документы и рассказывает об обещанных в Пальмире наградах, и кто-нибудь ставит ему рюмку водки.

И вот, выходя как-то вечером из замызганной распивочной, он встречает своего старого товарища по службе в Сирии.

– Макс Делти!

Мермоз хлопает его по плечу, и тот пошатывается, как пустой платяной шкаф. Уже не тот здоровяк, с которым они познакомились в Дамаске, от него остались кожа да кости.

Делти зовет его к себе домой, в крошечную однокомнатную квартирку. И там рассказывает о своем заболевании, по случаю которого ему назначена скудная пенсия, только чтобы ноги не протянуть. Говорят о том о сем, но Макс вдруг замирает и хватается за подбородок. Боль вернулась.

– Пожалуйста, дай бутылочку, там, на столе.

Мермоз берет в руки пузырек, откупоривает его, и в нос ему шибает резкий медикаментозный запах.

Макс капает несколько капель эфира в стакан с водой и прогладывает жидкость. Спустя несколько минут он уже спокоен, но вот язык заплетается, будто бы он внезапно опьянел. С трудом поднимается и делает три шага до кровати, волоча ноги, а потом падает.

Эфир не имеет цвета, зато отливает тусклым блеском. Как проделал у него на глазах приятель, Мермоз растворяет чуточку эфира в воде. Даже в такой концентрации он горький, жгучий и липнет к языку. Изнутри обдает жаром, сердце начинает биться быстрее, а дыхание замедляется. Потом замедляется все, и в голове начинают мелькать беспорядочные образы. Словно видит сны, но не спит.

Из дома друга он выходит, разговаривая сам с собой, охваченный неким бредом, который перенес его обратно в Сирию, где он