Пересмешник - Алексей Пехов

Мальком эр’Фавиа, богатый и популярный романист Рапгара, чьи предки-лучэры восходили к одному из древнейших родов, очень удачно подцепил младшую из четырех дочерей Князя и обеспечил себе будущее. Как говорят, он талантлив, словно ему на ухо шепчут сгоревшие души, и книги его пользуются огромной популярностью.

А еще эр’Фавиа – азартный, но не слишком умелый игрок. Он плохо считает карты и еще хуже просчитывает тех, кто сидит с ним за одним столом. Но основная беда зятя Князя в том, что он слишком сильно предается эмоциям, а потому проигрывает достаточно крупные суммы.

Все изменилось с тех пор, как он вошел в высочайшую семью Рапгара. Старина эр’Фавиа продолжал играть, но теперь редко возвращал долги. Он весьма разумно полагал, что, находясь под защитой Князя, можно не заботиться о таких мелочах, как возвращение фартов тем, кто обыграл тебя в покер.

Уважаемые люди, теперь неспособные отказать влиятельному чэру в партии, понимали, что лучше потерять незначительные деньги, чем благорасположение тех, кто стоит у власти. Лично мне было интересно, знает ли Князь о том, как ведет себя его зять?

Для меня деньги никогда не имели большого значения, их всегда было вдосталь, и забыть о долге можно было бы, если бы я не пообещал Клариссе, что добуду для нее то прекрасное коралловое ожерелье, на которое однажды решил сыграть проигравшийся в пух и прах эр’Фавиа. Отчего-то он был уверен, что принадлежащая его жене безделушка останется при нем.

Я выиграл ожерелье в честном поединке, на глазах у всех, но он отказался его отдать, повел себя грубо, выставил меня мальчишкой и дураком перед всем обществом, а главное – перед Клариссой и ее семьей.

Эр’Фавиа обвинил меня в жульничестве, за что и получил причитающееся, хотя от большинства глупостей меня удержали Талер и Влад, но теперь я хочу потребовать возвращения долга. Это уже дело чести. Мне и так пришлось ждать, когда этот негодяй выберется из дворца и приедет в свое старое родовое гнездо – на виллу «Черный журавль». Он отдаст мне долг, иначе я перестану быть с ним вежливым.

Вернулся дворецкий, а вместе с ним еще один плечистый слуга.

– Простите, чэр, но господин не желает вас видеть и говорит, что занят, – сказал дворецкий.

Я мгновенно вспыхнул от гнева. Это уже слишком!

– С дороги! – прорычал я.

– Если вы продолжите настаивать, нам придется вышвырнуть вас из дома, чэр! – с угрозой в голосе сказал плечистый слуга.

Уже не помня себя от гнева, я ринулся на них и, оказавшись рядом, принял Облик. Они явно этого не ожидали. Кулак громилы, который должен был разбить мне лицо, пролетел мимо. Парень начал озираться, пытаясь обнаружить, куда я делся. Я ударил его ребром ладони по кадыку, он захрипел, рухнул на колени. Вновь став видимым, я вырвал из рук ошеломленного дворецкого канделябр.

Тот попытался бороться, но я не стал с ним церемониться, хотя он уже и был немолод. Просто постарался не покалечить. А затем вернулся ко второму, все еще находящемуся в сознании типу, и опустил канделябр ему на голову.

Выбросить меня?! Это уже верх неприличия!

Трясясь от бешенства, я пошел по коридору, заглядывая в каждую комнату, пока не нашел кабинет, из-под двери которого лился теплый желтый свет. Я взялся за ручку и резко распахнул ее, лишь для того, чтобы спустя секунду свет обволок меня, схватил и втащил внутрь…

Во рту была неприятная сухость. Я с трудом разлепил веки и тут же сморщился. В глаза словно песка насыпали. Рядом с кушеткой стоял полупустой жестяной кувшин с водой, так что я умылся и напился.

Стало гораздо легче, но голова все еще кружилась. Я снова брызнул в лицо водой и сел, прислонившись к стене. У меня не было никаких вопросов о том, где я нахожусь.

Небольшая комната с железной кроватью, прикрученной к полу, грязно-зеленые стены, кафель на полу, куполообразный покатый потолок с потрескавшейся шкатулкой, электрическая лампа накаливания за стальной сеткой, ржавый умывальник в углу и стальная дверь с решеткой.

Камеры в Скваген-жольце за семь с половиной лет не претерпели никаких изменений. С одной стороны это обнадеживало. Гораздо неприятнее было бы очнуться в «Сел и Вышел», увидев на двери печать Изначального пламени. С другой стороны – ничего хорошего от жандармов я не ждал.

Я вспомнил нападение Ночного Мясника, вспомнил о боли в бедре, но вместо ножевого удара увидел лишь красную кожу и маленькую ранку. Судя по тому, что я здесь, жандармам не удалось поймать убийцу. Они сочли, что меня им будет вполне достаточно, следовательно, мне предстоит не слишком приятный разговор со служителями правопорядка.

Моей старой одежды не было – ее заменил серый тюремный комбинезон. Голова стала кружиться сильнее, начался мелкий озноб, и я пожалел, что здесь нет одеяла.

Сейчас мне оставалось только ждать, и я подумал, что ситуация страшно напоминает то, что произошло со мной семь с половиной лет назад. Тогда я тоже потерял сознание, а очнулся за решеткой с целым возом обвинений в убийстве на шее. Очень было бы несправедливо получить от жизни вторую такую игральную карту.

Пока я здесь лежал, мне вновь снилась та ночь, которая изменила всю мою жизнь. Тогда я слишком много играл, был молод, глуп, вспыльчив и горяч. Влюбленный и оскорбленный идиот решил, что все сойдет ему с рук, полез туда, куда не следует, и получил по полной.

Мое сердце все еще бьется, но мое имя в таких пятнах, от которых нельзя отмыться и за тысячу лет. Я посмотрел на свои руки, сейчас лишенные перчаток, и вспомнил казнь в Скваген-жольце. От нее на ладонях и запястьях остались тонкие шрамы, говорящие о том, что я никогда не проживу как другие лучэры сто, а быть может и двести лет.

Если мне повезет, я протяну еще лет пять, а потом сердце, лишенное энергии Изначального пламени, остановится, а мозг уснет. Если не повезет – умру в любое мгновение. Я живу в долг, и каждый день жду Двухвостую кошку, стараясь не думать о ней.

Вот будет забавно, если жандармы найдут чэра эр’Картиа бездыханным, объявят, что страшный убийца мертв, а спустя пару дней Ночной Мясник прибьет еще кого-нибудь, например старшего инспектора Фарбо.

Жаль, что сейчас рядом нет Стэфана и Анхель. Они бы отвлекли меня от тяжелых мыслей, бесполезного самокопания и попыток представить, как бы сложилась моя жизнь, настоящая жизнь, которой я оказался лишен из-за собственной глупости и горячности.

Впрочем, вряд ли бы я тогда изменился так сильно. Так бы и остался недалеким ершистым дураком, отлично играющим в карты и не способным видеть дальше своего носа. Удивительно, как меняет некоторых лучэров смерть, стоящая за плечом. К примеру, Данте все еще не может привыкнуть ко мне. Однажды он даже пошутил, что большинство жителей Рапгара, следует посадить в тюрьму, так как это должно повлиять на них в лучшую сторону. Тогда я рассмеялся вместе с ним, поддержав шутку и нисколько не чувствуя себя обиженным. Любая грубость в устах старины Данте перестает таковой казаться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});