Хозяин Чудовищ - Несущий Слово

лап глубинного сжимаются на голове Кротова-Демидова, вминаясь пальцами в пленку воздушного щита. Еще один рыбл выскакивает из-за туши сородича, вдавливает ствол "Кедра" человеку под ребра и вжимает спусковой крючок. Щит не выдерживает и лопается, лопается вместе с черепной коробкой Михаила Васильевича. Ну или точнее, она просто сминается алюминиевой банкой в объятиях гидравлического пресса. Влажный хруст костей и за шиворот Демидову стекает кровь пополам с крошевом зубов, обрывками мозга и лоскутами кожи.

Аристократические мозги, стоит отметить, мало чем отличались от серого и белого вещества рядового холопья.

Глава 21. Ночь зверя ч. 9

Пузырек обезбола извлекается из кармашка, негромко побулькивая. Ногтем большого пальца подцепить и с едва слышным чпоком вырвать пробку. На вкус, как просроченный кефир, очень сильно просроченный кефир. Мерзко, сводит скулы и отдает визгливым дискомфортом в десна и зубные нервы. Сгустком жидкой плесени обдает язык, гортань и прокатывается по пищеводу до желудка, обдирая выстланные эпителием стенки. Нужно минуты две пока эликсир не попадет в кровь.

Безликий флакон возвращается в разгрузку, уступая место следующему. Виктор еще не в том возрасте, когда заражение крови или гниение лицевых мышц становится чем-то полезным. Размазать бесцветную мазь по всей морде. Практически не выделяется на фоне корки засохшего пота, копоти и крови. В мое время эти снадобья были комплектом у каждого более или менее обеспеченного вояки под звучным наименованием "Благословение Асклепия", греки и тут умудрились всех обогнать, присвоив авторство себе. Выливаешь на рану и перестаешь чувствовать боль, да и к тому же выжигает всю грязь, множа на ноль шансы откинуться от всякой заразы, обитающей в земле, воде и воздухе. Так уж повелось, что большинство людей помирает не в открытых боях, а именно после них, от некачественной медицины. Никому не улыбается лишиться руки от загноившейся царапины, так что "Благословение" было одним из самых ходовых товаров, благо цена не сильно кусалась, алхимики такое ящиками варили. Помнится, я знатно поднасрал парочке влиятельных людей, когда пожег несколько складов с этими склянками. Внезапная атака сатиров, разграбивших пригород, затронувшая критически важный узел инфраструктуры и одна сторона разгорающегося конфликта сливается в самом начале.

Вдохнуть.

Воздух отдает привкусом горелой человечины, застарелой и свежей кровью, смертью. Обожаю этот запах. После посмертия я стал слишком сентиментальным, то и дело скатываюсь в ностальгию по былым свершениям. Говорят, это нормально, со временем пройдет, когда мое подсознание окончательно привыкнет к изменившимся условиям игры и полноценно интегрируется в мир далекого будущего, перестав цепляться за прошлое.

Выдох.

Потомок сходу срывается на бег, выныривая из-за угла. Вскидывает автомат, когда выходит на критическую дистанцию, чуть замедляя шаг, точка коллиматора останавливается на грудной клетке моего наблюдателя, рыболюда, меланхолично пережевывающего бицепс какого-то доходяги, пораскинувшего мозгами метрах в пяти от ступеней "Гастронома". Помер он без моего вмешательства - наверняка, сводили старые счеты, размозжив ему голову куском кирпича, а потом знатно попрыгали на лице. Французик наверняка зассал навалиться на тварь толпой и бесшумно зарезать ножом или проломить чем черепушку - чревато, амфибия может и брюхо вскрыть удачным ударом коготков. А стрелять... тоже ссыт, тут и глухой услышит недалекий утробный рев глубинных, мало кому хочется привлекать их внимание, не имея в арсенале крупнокалиберного пулемета или автоматического гранатомета.

Фаланга пальца вдавливает спусковой крючок в скобу и переведенный в режим стрельбы одиночными калаш лягает прикладом в плечо, идя судорогой затвора, выплевывающего горячую гильзу, звякну по бордюре, улетевшую куда-то в лысый куст. Пуля вбивается точно в грудину, кувыркается в легких и сердечной мышце, выходя из спины, точно между лопаток. Мое творение утыкается плоской рыбьей мордой в россыпь мозгового вещества покойника. Короткие конвульсии и затихает, обмякает кожаным мешком лишенным костного каркаса. Но не умирает, бригадой профессиональных реаниматологов я поддерживаю Силой в нем жизнь для грядущей постановки.

Виктор запрыгивает на небольшой постамент с прилегающими ступенями и плоской дорожкой с перилами для инвалидов и мамочек с колясками. Дыхание не сбил. Кладет руку на вытянутый поручень дверной ручки, рывком распахивая вход в недра супермаркета. Рама двери из тяжелого металла, остальное из толстого стекла, заклеенного рекламой того, что можно приобрести в "Гастрономе" и до скольки он работает.

В область живота, сокрытого бронежилетом, упирается ствол охотничьего карабина, СКС, самозарядный карабин Симонова.

-Свои, - потомок хрипло выдыхает.

Я чувствую его желания и они мне нравятся. Нарезной полуавтомат - это, конечно, хорошо, но не против ученика дяди Саши, да к тому же и адепта Огня по совместительству. Сместиться в сторону, уходя с линии стрельбы и глазницы смерда, посмевшего угрожать аристократу превращаются в посыпанные гарью провалы. Превратились бы. Крюков просто стоял, не мигая смотря на потенциального самоубийцу. Знакомое околофранцузское хлебало отодвигает невысокого мужичка с карабином, даже не осознавшего по насколько тонкому люду он прошелся.

Обмениваемся кивками - не до официоза. Форма жандарма заляпана темными пятнами запекшейся крови, человеческой.

-Сколько вас?

-Тридцать четыре.

Нихуево.

-Двигаем к докам, через Зеленую, там безопасно. Я прикрываю.

-Принял.

Приятно общаться с такими людьми. Как бы мне не нравилась Жандармерия, все же военная полиция, крошащяя чудовищ, далеко не то, с чем я хотел бы тесно сотрудничать, подбирать и готовить кадры они умели. Собранность, жесткость и решимость. Не будь я так искушен в темных эмоциях вида Homo Sapiens точно бы не смог учуять тщательно скрываемые нотки страха с привкусом обреченности. Ну оно понятно, люди - быдло и стадо, дай им повод и они скатятся в первобытную анархию, так что Алексей Жанович последний человек, которому стоило при своих подопечных выказывать сомнения в происходящем.

Испуганные люди вереницей вылезают из ощеренной пасти супермаркета. Некоторых тащат на руках, перебинтованы кое-как. Большая часть - безоружные гражданские, близкие к нервному срыву. Жанович с двумя потрепаными жандармами, полицай и двое бойцов 502-го, ну и мужик с карабином. Виктор с автоматом на перевес стоит у ступеней, а я с головой ухожу в координирование действий своих бесчинствующих юнитов, никто из этой колонны не должен пострадать, к сожалению. Выстраиваю безопасный коридор по Зеленой - улице имени Зеленцова, то ли ученого, то ли поэта, то ли военного, уже точно никто и не скажет. Монстры отходят, оттесняя всяких вооруженных маргиналов.

Несколько "голых" тварей, залегших за "Гастрономом" выползают из кустов и из-за перевернутых автомобилей. Пришло время разыграть небольшую сценку. Гражданские в разжиженной коробочке из вооруженных ребяток. Вращают черепами на триста шестьдесят градусов, толпятся и толкаются, благо еще не затаптывают друг друга в паническом желании