Суть острова. Книга 2 - О`Санчес

Выдерживая первый натиск разъяренных собеседников — главное не переборщить с бархатом в голосе, но и не скатиться в ответные взвизги.

Тут моя Шонна, покрутив пальцем у виска, вдруг, подобно пантере прыгает на меня, с целью вырвать трубку… Но я-то сильнее, гораздо сильнее: одной руки мне с избытком хватает, чтобы держать на расстоянии яростные Шоннины барахтания. При помощи другой же, в которой телефонная трубка, я продолжаю спокойно и взвешенно беседовать с мамой Гэри Отина. Кстати, почему с мамой, а не с папой? Мне было бы удобнее с папой, но, впрочем, я и с женщинами способен легко находить общий язык.

— Нет, сударыня, это ваш нашего всегда задирал, а не наоборот. Нет, это не мои, а ваши заблуждения. Что? Я лично? Мы все? Очень просто: я лично и мы все, включая нашего Жана, ничего не хотим, кроме как жить с вашим мальчиком Гэри в мире и дружбе, бок о бок, спокойно, без разбитых носов и порванных рубашек. Да вы что? Какое совпадение! Но если мы с вами хотим одного и того же… Что? Нет, сударыня, это ни к чему, она сейчас занята, но зато я готов подать вам встречное предложение: передайте трубку вашему уважаемому супругу, и я с ним поговорю, как глава семьи с главой семьи… Хорошо, я готов поговорить с ним, когда он вернется из командировки… Как? И это хороший вариант, да, принимается без вопросов: мы с женой готовы встретиться с вами обоими, когда ваш муж вернется из командировки… Для начала — без присутствия детей, пара на пару. Я авансом приглашаю вас в гости. А хотите — мы к вам приедем? Конечно, предлагаю. Неужели четверо взрослых и уравновешенных людей не сумеют спокойно, конструктивно во всем разобраться и договориться? Все ведь пострадали: у нашего губа разбита, у вашего нос расквашен… Что? Ну глаз подбит… Да нет, я не считаю, что это пустяки, я и сам очень не любил в школе «бланши» получать и носить… Тем не менее… Кстати, позвольте сделать комплимент вашему семейному воспитанию… Комплимент, да… Обыкновенный, мужской, по ситуации… Короче, ваш сын всегда дерется честно, хотя и задира по жизни, не кусается, не куксится и не стучит… Да, называю и считаю, нормальный мужской комплимент. Синяк большой?.. Не повышайте на меня голос, сударыня, я и не думаю издеваться, но наоборот беспокоюсь. Вы ведь не догадались спросить, как выглядит нижняя «подбитая» губа моего сына? А ведь к ней — ваш руку приложил, ту самую, которой он пишет на уроках чистописания: «…молодые мимозы моей милой маме…». Что?.. Нормально, уже не кровоточит, хотя для семейного фото она пока не годится, слишком велика, но в остальном нормально. Нет, это преждевременно. Я же предложил: когда он возвращается из командировки? Во вторник? Вот, в среду, часикам к семи, приглашаем вас с мужем к нам в гости. Для начала — без Гэри. Мы нашего тоже отправим к родственникам. Или сами предлагайте, если по времени вам… Да? Ну, так и отлично, тогда ждем. Записывайте адрес.

Фу-ух, женщин не унять в беседе: они способны спать с телефоном в обнимку и болтать прямо во сне. Утомила меня эта Памела Отин, но голосок у нее свежий, скорее приятный, нежели резкий.

— Вот видишь? А напрыгивала, трубку отнимала…

— Что — видишь?

— Договорился и уладил, пригасил все эти «ихние» крики.

— Ты природный дипломат, мой дорогой: галантный, учтивый, сверхобходительный, находчивый. Искрометен язык твой, лучисты очи твои.

— Я что-то не так сказал? Что-то не то сделал?

— Все так, Ричик, все то. У меня к тебе только один вопрос по теме.

— Какой вопрос, моя прелесть, и по какой теме?

— Не юродствуй и убери руки. Вопрос очень простой: почему ты сказал «моего сына», а не «нашего сына»?

— Когда я так сказал? Не мог я такого сказать.

— Сказал. В разговоре с этой… школьной общественницей…

— Памелой Отин?

— Не переспрашивай, будь добр. — Моя Ши покусывает губки, верный признак, что сейчас зайдется в слезах. Эх!.. Как бы мне исхитриться и не допустить рыданий? Я… Мне всегда очень тяжело и больно, когда она плачет, я не знаю что бы я сделал, лишь бы она вытерла глазки и улыбнулась мне, стала бы прежней прекрасной, нежной и счастливой Шонной.

— Припоминаю. Да, брякнул в горячке. Но это лишь оттого, чтобы отодвинуть тебя за спину, укрыть в надежном месте, от всех этих проклятий и претензий. Понимаешь, да, зайчик мой? Чтобы не дразнить гусей, я даже в малости решил не подставлять твое присутствие для этой общественницы. Видишь, я даже разговор весь на себя взял.

— Только что придумал? Ты вообще все на себя берешь, меня не спрашивая.

— Если я был не прав — скажи в чем? Хочешь, я перезвоню ей и…

— Нет. Ты прав, ты молодец, ты умница, кормилец, ты глава семьи… Боже… Кто бы знал, как я устала от всего этого…

— От чего этого, Ши?

— От всего. Чаю хочешь?

— Давай, попьем. Если ты тоже будешь, а один не хочу.

— Нет, вечером я чая не… Я кипяченого молочка попью, а ты чай, хорошо?

— Хорошо. А потом съезжу за детьми. Хочешь со мной?

— Хочу.

— А-тлична!

— Только, давай ты не будешь кричать, у меня и без этого голова раскалывается.

У нее голова болит. От меня болит, к гадалке не ходи, от наших с нею разговоров на повышенных тонах. Вроде бы и помирились, а занозы остались невыдернутыми. Такое ощущение, что раньше я лучше, правильнее вел себя в семейных интерьерах. Или Шонна стала ко мне требовательнее? Нет, наверное, все же-таки я в чем-то, как-то, где-то не дотягиваю… Бывали в нашей жизни непростые периоды, бывали, что скрывать… Когда Ши оказалась в первый раз беременна, я был абсолютно счастлив самим этим событием и готов был к любым трудностям, к любым подвигам… А трудности да сложности возникали, и со здоровьем, и с настроением… Ну, знаете, всякие интоксикозы, страхи, переживания по поводу внешнего вида… Потом бессонные ночи, бесконечные детские врачи, походы по консультациям… В Бабилоне-городе климат не самый здоровый на свете, с этим даже господин Президент не спорит, так что вдоволь хлебнули мы с Шонной радостей первого отцовства и материнства. Не успели передохнуть от одного младенчества — оп! — Шонна опять беременна. Я в нирване — она… тоже. Но уже боится. С нашей малышкой Элли не все гладко получилось во время беременности, никак не обошлось без кесарева сечения. Тоже не повод Шонне — скакать и веселиться после родов. И все же, все же… Как ни трудно доставалось нам с лапушкой в те дни и годы, как ни горячи были иной раз наши семейные боестолкновения, но все они растворялись без осадка в остальной счастливой семейной жизни. Счастливой. Без осадка. А ныне ругаемся, с одной стороны, вроде бы и реже… и короче… Однако…

— Ой, Ричик! Давай зайдем на минутку в тот магазин?

— Фотоаппараты хочешь посмотреть? Конечно. Сейчас и купим, карточка у меня с собой. Шонне хочется не только статьи писать, на которые в дамских глянцевых журналах появился, мало-помалу, устойчивый спрос, но и фотографировать. В добрый путь, уж на это мы никаких денег не пожалеем, благо ее представления о хорошем фотоаппарате вполне благоразумны и ближе «мыльнице», нежели ко всяким-разным чудовищам с объективами толщиной в руку и прочими наворотами, да приставками…

Вот ведь время наступило, а? Даже и не думай удачно самовыразиться, если в кошельке твоем пустота! Хочешь преуспеть в искусстве фотографии — готовь десятки тысяч талеров, хочешь просто рисовать, карандашом, акварелью, плоттером, кистью — то же самое. Помню, попытался я подсчитать, сколько денег я грохнул во все эти программные обеспечения, да компьютерные обновления, включающие в себя видеокарты, процессоры, принтеры… Да, принтеры. Коль скоро уж я взялся крючочки на экране рисовать и цветовые пятна размазывать, приспичило мне и «в живую» посмотреть на плоды моих безобразий. Но на экране я вижу одно — а на бумаге другое! И понеслось: видеокарта не та, картриджи не те, бумага не та, монитор не такой… Пришлось все это сопрягать, но — не бесплатно, как вы понимаете… А еще и аппетиты растут! Раньше мне передача цвета с «цифры» на бумагу (пластмассу, холст, и т. п…) казалась вполне приемлемой — теперь кажется блеклой и уродской. Вижу те огрехи, эти… Размывы, расплывы, неровности тона, яркости, контрастности… Нет, что бы талант так же стремительно рос!

— Чем тебе этот не нравится?..

— Дорого.

— Сейчас…

— Нет! Ричик, пожалуйста, ну пожалуйста. Когда я увижу подходящую штуковинку, я обязательно тебе скажу, ладно? Я хорошо представляю, что мне нужно и ищу не спеша, присматриваюсь. Как найду, как выберу — прыг! Цап-царап! И он уже моя собственность! А, может, мне и своих денег хватит, когда найду. Поедем. Пойдем, мой дорогой…

Это новость. С каких, интересно, пор поселилась в Шонне мысль делить «свои» и «наши» деньги? Я ей что — жалел когда-нибудь на что-нибудь? Не припомню такого ни единого раза. Попрекал, укорял? Никогда. Она меня то и дело удерживает он «неразумных трат», вот как сейчас, а чтобы я ее — да ни за что! Странно, хотя и забавно: видимо, ей очень понравилась мысль о том, что она самостоятельно зарабатывает. По-моему, двуединое человечество обезумело в попытках заменить равновесие равноправием. Ну-ну…