Искушение страстью - Француаза Бурден

– У меня есть обязательства… Мне надо было работать, и еще я надеялся, что так время пройдет быстрее.

– И что?

Вызывающий тон вывел Жана-Реми из себя, но он нашел в себе силы спокойно ответить:

– Я очень скучал по тебе. Поедем со мной, скоро я уезжаю в Севилью…

– Ты, что, смеешься? – зло спросил Ален.

Они были увлечены и не услышали легкие шаги Даниэля, который остановился в нескольких метрах от них. В руках у молодого человека был портсигар, забытый Жаном-Реми на патио. С крыльца он увидел, что машина художника еще тут, заспешил, но теперь, ошеломленный, остановился. Он различал две фигуры, улавливал сердитые интонации – это походило на ссору. Белая рубашка Алена и светлая куртка Жана-Реми были заметны в темноте, а Даниэля скрывала машина.

– …ненавижу ложь! Если ты стыдишься того, что делаешь, то остановись!

– Отлично! Ловлю тебя на слове!

Все еще не двигаясь, Даниэль пытался понять, из-за чего этот странный спор. Его разбирало любопытство, но он не хотел быть нескромным и собрался было уйти, когда Жан-Реми стал трясти Алена за плечи, заставив отступить к дереву. Даниэль решил, что они станут драться, но наступила тишина, длившаяся так долго, что он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Крадучись, Даниэль направился к лужайке. Трава зашелестела под его туфлями, он ускорил шаг, обогнул дом и вошел через кухню. Одетта заканчивала мыть посуду. Рассеянно улыбнувшись кухарке, Даниэль вышел в холл и, прыгая через ступеньки, понесся в комнату Винсена. Этот секрет Даниэль не мог держать при себе: он был слишком абсурдный, слишком уродливый, надо было немедленно поговорить с братом.

– Ну почему же, я рад тебя слышать, – сказал Шарль, плечом прижимая трубку к щеке.

Прикурив сигарету, он теребил зажигалку, а Сильви на другом конце провода продолжала:

– Мы приехали сюда на неделю, отдохнуть, сейчас Стюарт опять вернулся в Нью-Йорк. Так что я одна наслаждаюсь бассейном, кухней…

– Тебе грех жаловаться! Осто-де-Боманьер[18] – это рай!

– Адская долина не может быть раем, сам подумай, – шутливо ответила она.

– Так тебе скучно?

– Нет, но если бы ты пообедал или поужинал со мной…

Она замолчала, он не стал нарушать тишину и как-то ей помогать. В раскрытое окно он заметил Алена, тот шел по аллее с маленьким Сирилом на плече.

– Шарль, я буду рада провести с тобой пару часов, – наконец призналась она.

«Ты» получалось у нее само собой, как будто замужество придало молодой женщине больше уверенности.

– Я тоже, – нежно произнес он.

И прикусил губу, удивленный собственной слабостью. Звонок Сильви неожиданно обрадовал его, однако он испытывал чувство вины. За то, что по-прежнему желал ее, что любил ее голос, что не смог отказать в свидании, которое она предложила с деланной непринужденностью. Последний раз, когда он обнимал ее, она еще не была женой Стюарта, а он повел себя, как последний мерзавец. Он думал, что если они перестанут видеться, она разлюбит его, перестанет желать, но не вышло.

– Так когда? Сегодня? Завтра? – нерешительно спросила она.

Сильви волновалась не меньше Шарля, удивилась, что не получила категорического отказа, и при мысли, что снова увидит его, уже сходила с ума.

– Сегодня, – пробормотал он.

Снова повисла тишина. Сделав последнюю затяжку, Шарль аккуратно затушил сигарету. Когда она снова заговорила, ей хватило хладнокровия на почти непринужденный тон.

– Приезжай к вечеру, если хочешь искупаться, это так здорово…

Он назначил свидание на восемнадцать часов и, повесив трубку, затуманенным взглядом долго смотрел на телефон. Плавать, разговаривать, есть вместе с ней – этого ли он хотел? А может быть, ему хотелось превратить ее в неверную жену, чтобы она терзалась еще больше? Ему хватило честности не жениться на ней, почему же теперь он был готов все испортить?

В дверь осторожно постучали, Шарль поднял голову: Винсен вошел или скорее проскользнул внутрь, виновато улыбаясь.

– Я не помешал тебе, папа?

– Нет, совсем не помешал, – Шарль постарался сказать это как можно мягче.

Вчера Даниэль провел больше часа в этой комнате и слушал, как отец рассуждал о его будущем. Винсен под руководством мэтра уже почти закончил учебу и определился: он будет судьей.

– В общем… – начал юноша. – Я… ну, есть кое-что очень близкое моему сердцу, любимое… я хотел бы с тобой обсудить.

Крайне смущенный, он стоял, вцепившись в спинку кресла, отец знаком предложил ему сесть.

– Как тебе известно, папа, я встретил девушку.

– Правда? Хорошо! – подбодрил Шарль. – В твои годы я встречался уже со многими девушками.

Винсен силился улыбнуться, но получилась лишь жалкая гримаса: он мучился и никак не мог сформулировать свое признание.

– Ее зовут Магали, – уточнил он.

– Красивое имя. Она местная?

– Да.

– Я знаком с ее семьей?

– Нет… то есть да. Дай я сначала объясню.

Серые глаза сына в безысходной тоске неотрывно смотрели на Шарля, и он нахмурился, предчувствуя новые неприятности.

– Я очень… очень привязан к ней. Я влюблен.

– Давно?

– Уже почти два года. Заинтригованный Шарль посмотрел на сына.

– Даже так? Ну, что тебе сказать… У тебя были девушки до нее?

– Ничего стоящего.

– Понятно. Продолжай.

Опустив голову, Винсен глубоко вздохнул и одним духом выпалил:

– Я хочу просить ее руки.

– Ты, что, шутишь?

Ответ прозвучал слишком быстро и был слишком резок; Шарль тут же поправился:

– Ты еще очень молод, Винсен.

– Нет, папа… я уверен в себе… я…

– Об этом не может быть и речи!

Шарль поднялся, закрыл окно и остановился перед креслом сына.

– Посмотри на меня, пожалуйста. Вчера я объяснял кое-что твоему брату, вижу, тебе тоже нужен урок. Не стоит повторять ошибки ваших кузенов во главе с Аленом! Даже Мари, и та уничтожила свои шансы на счастье во имя какой-то независимости. А независимость связывает куда сильнее, чем условности. Тебе надо закончить учебу, заняться карьерой, ты…

– Сколько тебе было, когда ты женился на маме? В замешательстве Шарль замолчал и отвернулся.

Никогда сыновья не говорили с ним о Юдифи. Может, из уважения к его горю, может, потому, что воспоминание о матери было и для них болезненным. Для Шарля было мучительно услышать слово «мама» из уст Винсена.

– Двадцать два года, – вполголоса ответил он.

Как объяснить старшему сыну, что те его чувства ни с чем нельзя сравнивать? Что та любовь, которую он испытывал к Юдифи, – это редкая, исключительная Божья милость?

– Расскажи мне, кто такая Магали, – снова начал он. – Ты с ней часто видишься?