Спасти посольство - Корецкий Данил Аркадьевич

Шаров поскреб начавшую пробиваться щетину, поморщился: терпеть не мог небритость.

— Не нравится мне тот, кто принес эту записку.

— А почему?

Резидент пожал плечами.

— По косвенным признакам. Говорит, друг Касыма. Но Касым еще молодой человек, а этот дядя явно прошел огонь и дым, он ему в отцы годится. Что может лежать в основе их дружбы?

— Всяко бывает, — хмыкнул Хохлов. — Тем более здесь. Восток — дело тонкое…

— И потом, он сказал, что Касым к больному племяннику поехал. А у родного брата Касыма детей вообще нет. Это странно вообще-то: одна нестыковка, вторая, третья…

Шаров задумчиво посмотрел в зарешёченное окно.

— Возможно, конечно, какая-нибудь седьмая вода на киселе….

— А зачем вам вообще идти на эту встречу? — поинтересовался Козлов. — Цель какая?

— Матери погибшего Бахтияра хочу деньги отдать…

— А-а-а, ну это дело не срочное, — облегченно вздыхает Козлов. — Лучше тогда вообще не выходить за периметр. С учетом сомнений и общей обстановки. Можно в другой раз отдать или передать через кого-то.

— Конечно! — поддержал коллегу Хохлов. — Тем более, дело к вечеру…

Шаров только развел руками:

— Интересно мыслите, товарищи офицеры! Бахтияр на нас работал, приносил пользу, из-за нас его убили, а поддержать семью материально и морально «не срочно»?! Да и где я потом его мать найду? Значит, так и не выполним обязательство? Нет, это дело обязательное и срочное! Из таких деталей складывается образ русского разведчика!

— Так ведь риск, товарищ подполковник!

— Риск действительно есть, — кивнул Шаров. — Но если вы мне поможете, он будет сведен к минимуму.

Офицеры настороженно переглянулись.

— А чем же мы вам поможем, товарищ подполковник? — озвучил их общие сомнения Козлов.

— Смотайтесь на Шир-Дарваз, в деревню Гызы, там живет Касым. Это недалеко, километров пятнадцать. Поговорите с соседями. Если у него все в порядке, сообщите мне по рации, и я спокойно выйду на встречу. Если нет — тоже сообщите, и я никуда не пойду.

Лица подчиненных вытянулись.

— Мы же местность не знаем… Идет война, кругом душманы, — сказал Козлов.

— Это смертельный номер, — подтвердил Хохлов. — Скорей всего, там засада!

Шаров почувствовал, как накатывает злость. Сдержал издевательскую усмешку и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Ладно, можно и по-другому. Если вы возьмете оружие и меня прикроете, тоже риску будет меньше!

В комнате наступила напряженная тишина. Молодые офицеры прятали глаза, делая вид, что изучают документы. Но бесконечно отмалчиваться нельзя, и Шаров уже знал, каким будет ответ.

— Извините, Александр Михайлович, но это не работа посольской резидентуры, — прервал, наконец молчание старший лейтенант Козлов. — Это задачи фронтовой разведки или спецназа.

Шаров вспыхнул:

— А ваши задачи какие?! Высасывать из пальца отчеты об обстановке, не выходя за периметр?! Или это и есть работа посольской резидентуры?

— Но сейчас мы находимся в боевой обстановке и ждем эвакуации! — окрепшим голосом ответил Козлов, чувствуя себя правым, так как правота эта была подкреплена не только приказами Центра, но и желанием не подставляться под пули.

— Ну, ждите! — Шаров раздраженно вышел из резидентуры.

Оба сотрудника неприязненно посмотрели ему вслед.

— Во всяком случае, переодеваться и шнырять по воюющему городу — однозначно не наша задача, — сказал старший лейтенант Козлов и кивнул вслед вышедшему Шарову: — Тоже мне, Лоуренс Аравийский! Все не может забыть спецназ военной разведки.

— А кто такой этот Лоуренс? — спросил Хохлов.

Его собеседник оживился:

— Английский разведчик, в Египте пахал. Он тоже все переодевался в арабскую одежду, говорил по-арабски, изучил все их обычаи… — Козлов скабрёзно улыбнулся и подмигнул коллеге. — И так вошел в роль, что турки использовали его как женщину.

Коллеги засмеялись, даже не пытаясь для приличия приглушить голоса. А кого бояться? Великий и могучий Советский Союз рухнул, началась чехарда в высших эшелонах власти, вожжи дисциплины ослабли… Наступала новая эра — эра вседозволенности.

Тульская воздушно-десантная дивизия. Разведрота старшего лейтенанта Матвеева

Старшего лейтенанта Матвеева вызвали в особый отдел. Собственно, особых отделов уже давно не было, их переименовали в органы военной контрразведки. Но на бытовом армейском уровне старое наименование осталось, и неизвестно, сколько десятилетий понадобится, чтобы изжить его из генетической памяти военнослужащих, особенно офицерского звена. Так же, как сопутствующий страх перед этими органами.

Так что в отдел ВКР старлей пришел с тяжелым сердцем. И его предчувствия оправдались, причем даже сверх ожиданий.

Майор Пирожков — дородный, краснощекий, с узкими, как у казаха, глазами, встретил его сурово:

— Садись и пиши, что у тебя произошло на вчерашних прыжках! — потребовал он, как только офицер перешагнул порог кабинета и начал доклад.

— И как пытался скрыть ЧП, тоже напиши!

— Да ничего особенного не произошло, — замешкавшись от неожиданности, попытался объяснить Матвеев. — Рабочая ситуация, мы её разрулили.

— Разрулил… Рулевой хренов! — заорал Пирожков. — Ты понимаешь, что при посадке рядовой мог погибнуть? Ты грубо нарушил инструкцию! За это можно под трибунал угодить! А у тебя еще и дисциплина в роте ни к черту! Солдаты устраивает драки на улицах, избивают кто под руку подвернется, да еще по национальному признаку! Руководители землячеств жалуются.

— Товарищ майор, да с этим тоже разобрались, — попытался объяснить командир разведроты. — Ничего такого не было! Ребята за девушек заступились, все претензии сняты…

Майор Пирожков перебил его еле сдерживаемым, чтобы опять не перейти на крик, зловещим шепотом:

— А их рукопашному бою учат не для девушек! Их учат, чтобы Родину защищать! И командир должен это знать, а не выгораживать нарушителей! Это на прыжках командир обязан думать, как личный состав сберечь! А у тебя все наоборот выходит!

Он уткнулся в лежащие на столе бумаги и махнул рукой на дверь:

— Иди, пиши объяснение! И готовься на вылет…

— Куда «на вылет»? — не понял старлей.

— Из армии вылетать, вот куда, — буднично ответил Пирожков, не отрываясь от бумаг.

Матвеев повернулся и на одеревеневших ногах вышел из кабинета. Его будто по голове ударили. Ну, выговор, ну, строгий… Из армии-то за что?

* * *

Через пару дней после этого разговора майор Пирожков пришёл в офицерскую столовую красный от возбуждения и благородного гнева, бросил газету на середину стола, накрыв ею хлебницу. На первой полосе — фото старшего лейтенанта Матвеева под броским заголовком: «Командир не бережёт жизнь солдат!»

— Вот, почитайте! А то шушукаетесь по углам!

Капитан Ищенко придвинул газету и начал вслух читать передовицу:

«Перестройка армии немыслима без вскрытия всех гнойников военного организма. Поэтому пример раскрытия неблаговидных действий старшего лейтенанта Матвеева есть симптом того, что процесс очищения армии от дедовщины, очковтирательства, хищений начался…»

— Это что же получается, Матвеев всю армию губит? — переглядываются офицеры. — Все беды от него? А ведь он хороший офицер, участвовал в боевых столкновениях в Баку и Карабахе… И его мотивация, в общем-то, понятна: за это ЧП как минимум строгий выговор…

— Похоже, теперь с него погоны снимут! — сочувственно покачивая головой, сказал Сизов. — Жалко парня: переживает, он армейскую службу любит. А на гражданке что? Работы нет, военная специальность не нужна, никаких жизненных перспектив…

— Интересно, кто на него «стуканул»? — спросил Ищенко, не обращаясь ни к кому конкретно, но ко всем одновременно. — Кто-то из пирожковских информаторов?

— А чего тут гадать, вот он, Иуда! — Сизов кивнул в окно, за которым проходил капитан Акимов.

— Да, пожалуй, так… Все на него думают, — согласился Ищенко.