S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной (сборник) - Вячеслав Бакулин

Давление на глотке ослабло. Федот отпихнул ухват, стараясь надышаться всласть. На лицо полилось что-то теплое.

«А дышать хорошо-то как, – пронеслось в голове. – Раньше и не замечал».

Шум в ушах пошел на убыль, и Федот услышал, как хрипит и булькает над ним Одержимая. Горло у нее было выдрано напрочь, но трактирщица как-то еще ухитрялась стоять. За ее могучими плечами Федот углядел рыжеволосого морфа, увлеченно полосующего толстуху длинными когтями.

«Н-да, страстная штучка. А ведь на месте Одержимой мог быть я».

Ухват наконец-то выпал из рук Одержимой, и сама она стала заваливаться набок. Стук в дверь усилился. Под Федотом затрясся пол. Доски заскрипели, выгибаясь, словно под ними полз огромный крот. Морф замахнулась.

«Крестос! Сейчас и девчонку убьет!»

Федот рывком подтянул ноги с вцепившейся в них малявкой. Коготь рыжеволосой лишь скользнул по щеке девчушки, оставив кровоточащую царапину.

– Не надо! – крикнул егерь, предупреждая следующий замах.

Рыжеволосая остановилась и недоуменно поглядела на Федота.

– Помогать? Не надо? – голосок ее, звучащий словно колокольчик, странно дисгармонировал с залитыми кровью мускулистыми лапами и грудью.

– Надо! Хватай ее и… – Федот оглянулся в сторону окна, откуда на него таращилась еще парочка Одержимых.

Дверь продолжала трещать, но пока держалась.

– …и тащи наверх!

Сам Федот сунул обрез в кобуру, схватил со стола автомат, подхватил лежащего без сознания деда и по выгибающимся доскам устремился вслед за морфом. Та волокла обмякшую вдруг девчушку.

Доски пола с треском взлетели под самый потолок. Столы опрокинулись. Что-то, смахивающее на клубок змей, появилось над провалом в полу. Стали отлетать половицы в других концах комнаты. Отовсюду лезло серое, покрытое волосками и землей, извивающееся нечто. На ходу полоснув короткой очередью ближайший отросток – из него брызнули фонтанчики прозрачной желтоватой жидкости, а сам отросток резко отдернулся – егерь поспешил вверх по лестнице. Тащить старика в одной руке было неудобно, но не бросать же его на погибель?

Меж тем вслед за отростками из подпола тут и там полезли зеленые побеги. Листья подымались над полом, распрямлялись и разворачивались, стряхивая с себя землю. Показались полусферы стволов. Что-то они Федоту напоминали, но вспоминать было некогда. Следующая очередь, скосившая часть синеватого купола, лишь привлекла внимание тварей к лестнице.

«Где же Кукольник? Их не может быть несколько. Или может?»

Федот, опустив старика на ступени, закинул «Укорот» за плечо. Придется разрывкой. Шипострел сухо щелкнул, и стрелка вошла в бок твари. Щелчок затвора, и вторая стрелка поразила другую цель. Еще три стрелы и одна анчарка, а дальше? Две твари перестали шевелиться. Морщинистая, как древесная кора, кожа расправилась и налилась желтизной. Несколько хвостов-отростков убрались под пол. Стук в дверь вдруг затих.

Тем временем морф, оттащив девчонку на второй этаж и швырнув в первую попавшуюся комнату, вернулась и, схватив за душегрейку, поволокла наверх старика.

Федот выстрелил еще пару раз. Еще две туши прекратили движение, но в глубинах разрушенного подпола зашевелилось что-то более крупное. Решив рискнуть, егерь сорвал с пояса оставшуюся бутылочку с нафтой и швырнул в самую глубину. Отвернулся и зажмурился. Полыхнуло. Трактир затрясся, словно лист на ураганном ветру. Зал внизу затянуло клубами пара от лопающихся тварей, заливающих соком огонь. Запахло печеными овощами. Последнюю стрелку егерь выпустил в подобравшийся вплотную к ногам отросток.

Расталкивая мертвых и живых собратьев, из глубин подпола вырвался огромный, словно пожарная бочка, корень. Его кора дымилась, прожженная нафтой во многих местах. От твари отваливались целые куски, но в слепой ярости она продолжала ползти к лестнице.

«Вот оно! Вот Кукульник! Дождался».

Федот выхватил последнюю анчарку. Удар отростка по ступеням заставил его вцепиться в шаткие перила.

– Кхе-кхерасе! Репа!.. – прокашлял голос со второго этажа, но тут удар еще большей силы снес поддерживающие лестницу столбы.

«И тут проклятущая Репка достала», – безнадежно подумал Федот, а больше ничего подумать не успел: перила треснули, и лестница начала рушиться прямо в провал. Пытаясь ухватиться хоть за что-то, егерь разжал пальцы. Ядовитая стрелка, выпав, отскочила на уцелевшую половицу у стены. А сам Федот, широко распахнув глаза, полетел вниз.

Время словно замедлилось, позволив жалкому человечку напоследок насладиться всем величием зрелища. Вот огнедышащий провал, исходящий паром, словно котел с рагу. Вот твари – живые, упокоенные, горящие, взрывающиеся от жара и продолжающие молотить воздух пожухшей ботвой. Вот труп толстухи, утаскиваемый в подпол, – извините, тетенька, так получилось, будет в рагу и мясо… Доски лестницы, перила, пролетающие мимо, разряженный арбалет в руке; качающееся под потолком тележное колесо, с которого свалились все свечи; усатая и немытая ряха старика, выпучившего глаза и что-то орущего, и, наконец, она – рыжеволосая, одной рукой держащая старика за шиворот, даже в такой момент остающаяся дико (подходящее слово) соблазнительной…

Удар!

Приземление было чрезвычайно болезненным, и дело даже не в высоте: нафта местами еще продолжала гореть. Весь подпол был в пару и дыму, от взрывающихся корнеплодов отлетали куски жгучей массы. Не успел Федот встать на ноги, как тут же по щиколотку провалился в кипящее варево.

Боль!

Только сейчас до Федота дошло, как ему больно. Если бы не пододетая под кевларку рубаха из джи-волокна, болевой шок его бы просто убил. Однако егерь продолжал жить и, карабкаясь по ворочающимся корням, ползти к единственной цели, прекрасной и недостижимой – к стреле, к анчарке.

Дойти. Подтянуться. Взять стрелу. Это просто. Просто взять и убить эту тварь. Дойти. Дотянуться…

Поперек туловища обернулось корневище, еще одно дернуло за ноги, опрокидывая егеря на спину. Боль. Шипение нафты. Прокушенные губы. Слезящиеся от пара глаза.

– Тварь! Сдохни!

Выхватив свободной рукой егерский тесак, Федот принялся рубить и полосовать врага. Вдруг еще одна мысль пробилась сквозь волну боли и ненависти.

«Морф!»

И тогда Колобов, взглянув наверх, закричал из последних сил:

– Стрела! Подай стрелу! Помоги…

А затем вокруг сомкнулась тьма. Тьма кипящая… тьма горячая… тьма прохладная и шершавая, словно наждаком обдирающая кожу… тьма…

…Старик, просунув между столбиками голову, во все глаза смотрел на творившееся в его корчме безумие. На парня, окутанного клубами пара, во вспышках пламени, среди извивающихся корней что-то вопящего о стрелах и помощи. Рубящего направо и налево волосатые и извивающиеся крысиные хвосты репы, ЕГО репы, которую он самолично посадил… Но вот парня дернуло и потащило в глубину подвала…

Перед глазами старика мелькнуло что-то стремительное. Обнаженная рыжеволосая девица, на лету превратившись в пушистую лисицу, приземлилась у самого провала на все четыре лапы, скакнула в угол и подхватила зубами стрелку. Затем заметалась-запрыгала, словно танцуя, среди затухающих языков пламени, шевелящихся корней и паровых гейзеров, и прыгнула в темноту вслед за исчезнувшим парнем. И все стихло. Осталось только бульканье постепенно остывающего в подполе рагу.

11. Вечер

Старик-трактирщик сидел на завалинке, привалившись спиной к нагретой за день стене. Закатные лучи солнца окрашивали все в багряные тона. Караван, груженный репой и самогоном, отправился в обратный путь. Торговец, не пожелавший оставаться на ночь, спешил.

– Быстрее продам, быстрее приеду за новой партией, – сказал он старику.

Мальчишки, сыновья трактирщика, заперли ворота на ночь. Старший Петро полез на вышку за пламемет.

Рядом присела молодая жена. Светловолосая бродяжка, которую старик когда-то подобрал и выходил, заменила погибшую супругу. Да как заменила! Старуха, бывало, и поколачивала мужа.

– Эх, спасибо стрельцу с его лисицей, обереги их Крестос. Старик обнял женщину и прикрыл глаза.

– Все будет хорошо…

12. Утро. Six Feet Under

…Тьма… тьма мягкая… тьма… пушистая?…Тьма, насыщенная множеством незнакомых запахов. Или уже не тьма?

Кто-то лизнул Федота в щеку, затем в нос. Федор попробовал сфокусировать взгляд – и тьма рассеялась. Он находился в странном месте. Кругом земля, торчащие корни, острый запах прели. Рядом с ним лежала рыжеволосая и хитро улыбалась.

Федот ощупал себя. Где боль? Жив ли он?

Он был абсолютно гол, но ему это не мешало. Вместо холода тело подавало совершенно другие сигналы. Хотелось есть, хотелось двигаться; его переполняла энергия, сила и… желание? Федот повернулся к девушке.

– Колобок, колобок, я тебя съем, – проворковала она и снова по-лисьему ухмыльнулась.

Или не проворковала, а просто подумала?