АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

шамана, ведущего церемонию.

Я долгое время отказывалась признать, что один шаман может существенно

отличаться от другого. Особенно если упростить ситуацию и свести аяуаску

к алкалоидам, воздействующим на головной мозг. Алкалоид в рамках

ньютоново-картезианской парадигмы – он и в перуанской сельве алкалоид.

А шаман в этой парадигме - так вообще сбоку-припеку оказывается. Однако

делать было нечего – пришлось произвести корректировку на местности. Во

мне постепенно произошел, как это принято теперь называть,

парадигматический сдвиг, и я поверила, наконец, не только в то, что

слышала от других. Произошло и самое сложное. Я поверила в то, что

подспудно знала и сама, и знала то ли давно, то ли всегда.

Однако признать это подспудное знание было непросто, ибо оно указывало

на иной строй мироздания. Это было все равно что оставить позади

предположительно прочный и – совершенно однозначно – привычный берег

- в чем, собственно, его главное достоинство и заключается - и отправиться в

утлом челне в плавание за три моря... без опытного штурмана, без

навигационных приборов, и даже без руля. Поверила не только умом, но

была готова применить уточненную парадигму на практике – и положиться

на волю ветра и волн, солнца и луны, в надежде попасть в новые края. По их

воле и благости.

35. ШПАЛЫ, РЕЛЬСЫ И ГОРИЗОНТ

Путешествие длиной в один год по Индии и юго-восточной Азии заканчивалось; как дамоклов меч надо мной висело возвращение в Канаду.

Пограничные состояния – переход от одного образа жизни к принципиально другому - часто сопровождаются повышенной тревожностью. По приезде в Торонто многое нужно было сделать быстро и правильно, и при этом мало

что находилось в моей власти. Найти работу, найти жилье... и еще много

всего другого. Пару недель каждый вечер перед сном я просила, чтобы мне

послали сон, который бы указал, что мне делать дальше: может быть, и

вообще в Канаду не стоило возвращаться – нетрудно попросить же, чтобы

сон послали... Однако все было безрезультатно. Но... но в последнюю ночь,

как раз накануне моего утреннего рейса в Торонто – хотите верьте-хотите

нет – я действительно увидела сон. Необычный: яркий, в красках, с

мельчайшими деталями – а кроме этого, он весь светился радостью. Таким я

помню его и сегодня, пять лет спустя.

Передо мной уходят вдаль отполированные до блеска рельсы – их стальной

и гладкий блеск говорит о том, что железнодорожная колея на редкость

востребованная, хотя в данный момент никаких поездов не видно, даже

косвенных признаков их наличия – и тех нет. Никаких там мазутных пятен

или выброшенных в окон пластиковых пакетов – рельсы и шпалы стерильно

чистые и новые. Они легкого серого цвета, отчего все вокруг них и над ними

тоже кажется легким, чистым и очень дружелюбным – а кроме этого,

свободным. Вообще, вокруг много воздуха и света; никаких перистых или

кучеватых облаков на небе, только вот само небо - неожиданно беловатого

цвета, оно как бы укутано мягкой тканью. Но если сказать про ткань, то

может возникнуть ощущение чего-то неживого, а небо, за исключением его

цвета, совсем обычное. Хотя, если обратить внимание, в нем можно

заметить и другую странность – в этом небе почему-то нет солнца, хотя

время приближается к полудню. Но и облаков, за которым оно могло бы

спрятаться, ведь их тоже нет... это, конечно, странно.

Я нахожусь внутри сна и сначала смотрю на горизонт, а потом что-то

происходит, и я уже лечу над рельсами - невысоко и небыстро – туда, где

сверкающие рельсы и беловатое небо сходятся. Материального тела,

наверное, нет, по крайней мере, я его не вижу и не ощущаю, зато откуда-то

точно знаю, что такой полет – это состояние, присущее мне изначально.

Горизонт, кажется, находится совсем недалеко, а вместе с тем он

оказывается недосягаем: словно кто-то в невидимом пространстве,

расположившимся за чертой горизонта, безустанно разматывает и

разматывает передо мной бесконечный рулон этой необычной ковровой

дорожки, которая сложена из блестящих рельс. Так мы синхронно движемся

вперед, в будущее: отсвечивающие в свете дня рельсы, а вслед за ними и я.

Скорость полета можно отследить, если посмотреть вправо: там, далеко

внизу, простираются бесконечные джунгли – у них нет начала, у них нет

конца. Глядя вниз, я вижу плотную зелень деревьев – это прямо-таки

многотомный рекламный каталог с нескончаемыми вариантами зеленого

цвета и их оттенков, все они к тому же разной плотности, гладкости и

глубины. Разной высоты и деревья подо мной – из-за этого джунгли сверху

кажутся толстым и пушистым ковром.

Чтобы увидеть джунгли именно в этом ракурсе, надо было оказаться над

ними в воздухе, но сам рельсовый путь в воздухе не висел, а проходил по

узкой полоске земли-насыпи, которая естественным (по крайней мере,

казалось, что естественным) образом обрывалась по обеим сторонам рельс в

ничто: там были только прозрачный воздух и пространство. Ни рельсы

впереди меня, ни джунгли справа не кончались, и казалось, что полет будет

длиться всегда. Вечно.

Проснувшись на следующий день утром, я подумала, что, похоже, меня

услышали. Задумываться над вопросом «кто?» было бесполезно. Более

перспективным был вопрос: как этот сон можно использовать в качестве

практического руководства к действию? Если в просмотренном сне

фигурировали джунгли, то что логично предположить? Что как раз надо в

джунгли и двигать. Ну ничего себе... не помню даже, чтобы я джунгли вот

так на картинке видела – так это все от меня было далеко и вообще никаким

боком не заходило в сферу моих интересов. Может быть, я в Канаду особо и

не хочу возвращаться, но что я джунглях-то забыла? Я была совершенно

озадачена этим сном.

Можно было применить и расширенное толкование – правда, оно подспудно

сложилось позже, только к сегодняшнему дню. Пять лет назад я вообще в

нулевой фазе находилась: про аяуаску не слышала нигде и никогда.

В расширенном толковании было два варианта. Оба начинались с того, что

двигать в джунгли все-таки придется, но в первом варианте «двигать»

говорилось в том смысле, что от меня требуются целенаправленные

действия – именно они и приведут меня в сельву. Второй вариант был с

уклоном в laisse faire – в смысле, что делать вообще ничего не надо. Потому

как сон с таким же успехом мог вещать, что все уже подсчитано, размерено,

взвешено, и как бы я там ни трепыхалась, все равно попаду к аяуаске в

гости. Типа как принудительное ориентирование на местности для тех, кто

полагает, что безграничная свобода выбора и впрямь существует. Если

существует, то ведь для нее нужна независимая система координат – а где

она? Кто ее видел?

Раньше в книге примерно в этом же месте была глава про осу – ту, что меня

укусила в джунглях во время нашего пешего перехода к лесному домика

Вилсона – и в связи с этой осой – про синхронистичности, но мы ее при

редактировании убрали, чтобы не задерживать ход повествования. Для

интересующихся могу сделать ее кратенькое изложение.

Итак... Ни у кого не вызывает сомнений, что в нашем мире прочно

прописалась причинно-следственная связь, так ведь? Но откуда она берется?

Где ее источник? Из какой первопричины она вырастает? Вот ведь вопрос...

получается, что ПСС (это я так для быстроты причинно-следственные связи

называю) – это только часть картины, потому что, кроме нее, должна

действовать еще какая-то другая могущественная сила. (Вы скажете, что, да,

и, знаете ли, даже не она одна действует... Согласна. Но обратите внимание

на то, что я предлагаю к рассмотрению модель, а модель по определению –

позволю себе напомнить – предполагает упрощение сложной реальности с

тем, чтобы было проще отследить основные черты этой реальности. Итак,

продолжу... ).

С ПСС эта сила, вроде бы, и не связана и живет своей как бы параллельной

жизнью. А почему мы говорим об этой силе? Потому что замечаем ее. Не

можем не замечать. Задумываемся даже – как вообще совпадения-

синхронистичности возможны? Какая их статистическая вероятность? Даже

и без расчетов видно: она близка к нулю. Но придумать вразумительное

объяснение вне рамок метафизического контекста сложно. И потом, когда

слишком много случайных совпадений, случайности сами становятся

законом. Но каким?

Если мысль не поленится и совершит еще один рывок, то появится

предположение о наличии некоего Генерального Плана. По-английски он

называется очень конкретно и четко: Master Plan, если перевести буквально,