День рождения - Магда Сабо

— Знаешь, как бедняжка будет рада! — рассуждала Ютка. — И Боришке наверняка на пользу это пойдет. Сам посуди: человек никогда не работал и не хотел работать, а теперь делает это с удовольствием. Да, если хотите знать, она за эти дни научилась больше, чем за всю свою жизнь. Она же раньше просто не понимала, что означает звено, школа, дом, улица! А без этого разве она могла иметь настоящее понятие о народе, родине.

«Вот дура! Ораторствует, будто Лайош Кошут. Нет, самый большой дурак здесь, конечно, я сам, — мысленно ругал себя Миклош. — Ведь надо же, пошел с ней, даже план помог составить, как и что делать. Ютка поэтажный план Боришкиного дома нарисовала, а я размножил его на всех. Там по этажам было все размечено: где краны, где выключатели. Общее указание такое: если в ходе работ на лестницу выглянет кто-нибудь из жильцов, включая и дядю Кароя и Боришку, сразу же объяснить им, кто мы такие и почему здесь. Секрета тут нет. Но до поры до времени, если удастся, хорошо бы сохранить это дело в тайне как приятный сюрприз. Начало работы — в одиннадцать вечера, после того как запрут подъезд… Трогательнейшая романтика!.. Ну ладно, уж если я приперся сюда, болван, то буду делать все как полагается. Заставлю-ка я их каждую взять с собой копии поэтажного плана и повторить задание!»

— На первом этаже, включая двор и подсобные помещения, убирает Тимар. Смотри, чтобы работать не кое-как, а на высшем уровне! (Оказывается, из меня может выйти отличный надсмотрщик!) Второй этаж — Ковач: лестница. Очистить перила от пыли и ржавчины. Варкони: коридор и круглое окно. Вымыть стекла снаружи и внутри. И так по всем этажам. За работу!..

— Ты бы, отец, шел спать! — сказала мужу Чисар, но тот замотал головой и принялся набивать свою трубку.

Как же, пойдет он спать, когда в доме такое творится! Подобной потехи он уже давно не видал.

Девочки взяли ведра, щетки и разошлись по своим этажам. Варьяш роздал им принесенные в рюкзаке совки для мусора.

* * *

Отец, подняв голову, позвал Боришку и, не получив ответа, только подивился: как быстро и как крепко она заснула. Он зажег ночник у изголовья, взял в руки книгу. Странные какие-то гости у Чисаров: ходят, шепчутся, вроде кто-то даже на улицу вышел, хотя это, наверное, только показалось ему — подъезд — то ведь закрыт на ключ! Тетушка Чисар — большой друг ребятни, она ведь какой-то там шеф в интернате. Наверное, и сегодня собрала у себя воспитанников. Ишь разбегались! Знать, в прятки играют! Только бы полы не перемазали в коридоре, а то завтра Боришке снова придется убирать. И поспать-то не дадут. Нет, если бы Чисар не извинилась заранее, обязательно сделал бы он ей утром замечание.

* * *

Пум! Пробили часы на колокольне.

Боришка чуть приподняла ресницы. «Бегают тут всякие, не дают отцу заснуть. Интересно, долго они еще тут будут куролесить, красть мое драгоценное время? Так и до рассвета пролежишь в ожидании. Вот уж никогда не думала, что однажды и буду горевать по работе, которую мне необходимо сделать…»

* * *

Со второго этажа, из квартиры тети Диль, по дому расплывается аромат свежемолотого кофе. Полуночница тетя Диль отставляет в сторону чашку, прислушивается некоторое время к звукам на лестнице и распахивает дверь в коридор.

— Здравствуйте! — слышит она вежливый голос Варкони, стоящей со щеткой наверху стремянки, напротив овального окна.

— Что это? — удивляется Дильне.

— Рабочая бригада, — отвечает Николетт и улыбается во весь белозубый рот.

— Вы что, с ума посходили? — недоумевает Диль. — В такую позднюю пору?

— Сейчас только прислали! — отвечает Николетт.

Диль, пожав плечами, удаляется. Наверное, так оно и есть, кто знает. Говорила же ей госпожа Ауэр, какие ужасные вещи творятся у них в районе. Например, Галамбош, седая, почтенная с виду женщина, работает в соседней молочной, а на самом деле настоящее чудовище: живьем готова съесть своего сына. После этого Диль про себя твердо решила больше не покупать у этой Галамбош никаких продуктов, хотя раньше только к ней в лавку и ходила. Бедная Марго, сколько у нее забот с этой скоропалительной помолвкой! «Так что, — вздохнула Диль, — у нас теперь всякое возможно. Воистину всякое! Ночью рабочая бригада может заполонить весь дом! И какая бригада — из школьниц! А Чисар еще трезвонит на всех собраниях, какие большие у нас в Венгрии после Освобождения достигнуты успехи в деле охраны здоровья детей».

* * *

Варьяш был вне себя от возмущения: в подвале, куда его откомандировали работать, до него еще кто — то потрудился и навел идеальный порядок. Никакого дела для него не оставили. А Варьяш раззадорился: ему бы сейчас так поработать, чтобы по-настояшему устать: носить, грузить, подметать, наконец. «Ах, злодей, кто же это успел меня опередить? Вот и стой теперь, как безработный! Наверное, всё она, будущая комсомолка, образцовая пионерка, которая чертила поэтажные планы и распределяла работу! Она, видите ли, хочет преподать урок Боришке Иллеш, привить ей чувство коллективизма. Тоже мне доморощенный воспитатель!»

А впрочем, почему «доморощенный»? Вон как она подгоняет этих своих хохотушек, так что у них уже язык через плечо!

И на первом этаже, и во дворе тоже царил порядок. Украшенный принесенными из цветоводства еловыми ветками, сарайчик дяди Иллеша сразу стал напоминать этакий охотничий домик. Прилежная Элек вычистила даже снег из водосточного желоба, а сейчас принялась за медные дверные ручки.

Но на втором этаже было еще много дел. Давай, давай, Ковач, одними улыбочками не обойдешься, тут вкалывать надо! Варкони тоже закопалась со своим овальным окном.

— А ну, слазь со стремянки, — приказал ей Варьяш, — я его сам открою!

— Окно и вправду не поддавалось, пришлось применить силу.

А теперь быстро на третий этаж!

— Эй, Фалуш, ну как же ты моешь полы?

Шуран, разумеется, тоже не может открыть окно. Варьяш быстро вскакивает на стремянку, и они чуть не валятся с нее оба. Шуран завизжала, выронила ведро. Бум! Все, теперь весь дом проснется!

У Тоотов за дверью тишина — значит, крепко спят. Дядя Габрик высовывает голову из двери, но, увидев Варкони, мирно бормочет что-то себе под нос, гасит свет и исчезает. Увидел старик, что не воры, и успокоился. Услышав громыхание ведра, вышла на шум и тетя Чисар. Посмотрела вниз, вверх, на четвертый, — повсюду кипит работа.

— Как закончите, ребята, все ко мне! Будем чай пить! — говорит она.

Девчонки щебечут в восторге, а Варьяш готов лопнуть от злости: думал, вот уже конец этому балагану, а тут еще одно мероприятие!

— Миклош! — слышит Варьяш голос Чисар. — Мне Ютка говорила о тебе и о твоем отце. Отца мы попробуем устроить в мастерскую для инвалидов. Там и общежитие удобное для них. А тебе надо помочь обязательно закончить школу. Дадим тебе место в интернате.

Варьяш, весь кипя от возмущения, взбегает на четвертый этаж. Предательница! Успела разболтать тете Чисар все, что он ей простодушно поведал. Ну, погоди!

Козма уже почти закончила работу. Кучеш до блеска вымыла окна и теперь масленой тряпкой протирает чугунное литье перил. Ютка спускается с чердака, тоже управившись с делами.

И вот наконец на лестнице повсюду выключен свет, стремянку вынесли на балкон Чисар. Хохотуньи уже облепили овальный стол, и хозяйка потчует их печеньем.

* * *

Бьют часы на церковной колокольне. У отцовой кровати гаснет свет. Наконец-то! Отец, как ребенок, засыпает в две минуты. Только не шуметь! Наконец-то!

* * *

Осталось протереть мемориальную доску. Ютка протягивает Миклошу полицейский карманный фонарь. Светит, как прожектор! Установили покрепче стремянку, сама Ютка встала на третью ступеньку, чтобы лестница стояла надежнее.

— Уходи отсюда! — шипит сквозь зубы Варьяш.

Ютка удивленно подняла на него глаза. В свете, падавшем через стеклянную дверь из квартиры Чисаров, было отчетливо видно ее лицо.

— Я что тебе сказал? Иди отсюда! Не нужна мне твоя помощь!

Ютка побледнела.

— Воспитываешь? Коллективное воздействие? Звено, родина, мир? Отца моего — в приют для немощных, меня — в интернат? Так, что ли? Значит, это ты натрепала Чисар, что у меня нет свидетельства за восьмой класс? У-у, предательница!

Варьяш говорил почти шепотом: в трех шагах хихикали, сидя за чаем, девочки.

— Меня тебе не придется воспитывать! Дудки-с! Долго ждать будешь! И не получишь за меня ни награды, ни премии за то, что на путь наставила! Ну, давай катись отсюда побыстрее…

В гневе он вскочил на самый верх стремянки. Разумеется, он мог бы достать щеткой барельеф Беньямина Эперьеша и снизу, не танцуя, словно акробат, на самой верхней ступеньке лестницы. Но сейчас ему просто хотелось, чтобы ту, глядящую на его циркачество снизу, бросило в дрожь от страха. Одно неудачное движение — и конец в буквальном смысле. Он стоял, выжидая: не завизжит ли в ужасе Ютка? Не завизжала. Он не видел ее, так как не мог повернуться, чтобы видеть, но чувствовал, что Ютка все еще здесь.