Где ты теперь? - Мэри Кларк

— Давай, Зак, просыпайся, — произнес мужской голос.

Зак медленно открыл глаза. Лицо показалось ему знакомым. «Я знаю этого парня. Он из полиции. Он был в том кабинете, куда брат Лизи возил меня на допрос. Будь осторожен, — предупредил Зак самого себя, — В прошлый раз он мне спуску не давал».

Зак перевернулся и медленно приподнялся на локтях. Он укрылся на ночь зимней курткой и теперь отбросил ее в сторону. Поморгал на слепящее солнце, после чего быстро оглянулся, желая удостовериться, что его бакалейная тележка на месте. Готовясь ко сну, он переворачивал тележку набок рядом с собой и обхватывал ручку ногами, чтобы никто не мог залезть в нее, не задев его для начала. Это вполне обеспечивало сохранность его имущества, хотя газеты, которые он укладывал сверху, то и дело соскальзывали.

— Чего надо? — спросил он, снова заморгав.

— Я хочу поговорить с тобой. Поднимайся.

— Ладно. Ладно. Полегче.

Зак принялся нащупывать винную бутылку, которая лежала рядом, когда он засыпал.

— Она пуста, — гаркнул Гейлор, потом схватил бродягу за руку и рывком поднял с земли, — Ты хвастался друзьям, будто кое-что знаешь об исчезновении Лизи, о чем умолчал в разговоре с нами. Что тебе известно, выкладывай.

— Не понимаю, о чем вы тут толкуете.

— Все ты прекрасно понимаешь.— Гейлор нагнулся еще раз и поставил тележку на колеса.— Ты хвастался друзьям, что раздобыл какую-то вещь, которая поможет тебе заработать награду, предложенную за Лизи Эндрюс. Где она?

Зак сделал вид, что стряхивает с куртки пыль.

— Я знаю свои права. Отойдите от меня.

Он потянулся к тележке, но Гейлор не отпустил ручку и перегородил бродяге дорогу.

— Зак, почему ты отказываешься сотрудничать? — зло спросил детектив.— Я хочу, чтобы ты выгрузил сейчас тележку и показал мне все, что в ней лежит. Мы знаем, что ты не имеешь никакого отношения к исчезновению Лизи. Ты слишком много пьешь, чтобы провернуть такое дело. Если в твоем барахле найдется то, что поможет нам отыскать девушку, ты получишь свою награду. Обещаю.

— Да, как же!

Зак попытался вырвать ручку у Гейлора. Тележка наклонилась, из нее выпало несколько газет. Под ними лежала грязная рубашка, небрежно обернутая вокруг предмета, в котором Гейлор мгновенно узнал дорогую косметичку.

— А это у тебя откуда? — рявкнул он.

— Не ваше дело.— Зак быстро выпрямил тележку и запихал газеты на место.— Я ухожу.— Он начал толкать тележку к ближайшему тротуару.

Не отходя от бродяги ни на шаг, Гейлор вытащил мобильный и набрал Ахерна.

— Мне нужен ордер на обыск тележки Зака Уинтерса, — сказал он.— У него есть дорогая сумочка для косметики, черная с серебром, которая, готов поклясться, принадлежит Лизи Эндрюс. Я не выпущу его из виду, пока вы не приедете. И выясните у подруги Лизи, знает ли она, какую косметичку Лизи захватила с собой в тот вечер.

Через сорок минут, с ордером в кармане и при поддержке двух патрульных машин, Гейлор уже открывал косметичку Лизи Эндрюс.

— Я боялся, вы подумаете, будто я ее украл, — скулил Зак Уинтерс.— Когда девушка садилась в джип, она уронила сумочку, вот что-то и вывалилось на тротуар. Вещички-то она подобрала, но когда машина уехала, я решил посмотреть, не завалялось ли там несколько долларов. Ну, вы меня понимаете. Тогда-то я и увидел эту штуку и взял себе. Буду честным, там лежала пятидесятидолларовая бумажка, и я слегка гульнул...

— Лучше бы тебе заткнуться, — перебил бродягу Боб Гейлор, — Если бы ты отдал нам находку хотя бы в субботу, все могло пойти по-другому.

Помимо обычной косметики, какую носит с собой любая молодая женщина, детектив извлек визитную карточку. Она принадлежала Нику Демарко — там был указан адрес и номер телефона его роскошной мансарды. А на обратной стороне визитки Демарко написал: «Лизи, я могу открыть для вас дверь в шоу-бизнес и буду рад это сделать. Позвоните мне. Ник».

56

С довольной улыбкой Дерек Олсен подписал последний документ из целой стопки, по которому ветхое здание на углу Сто четвертой улицы и Риверсайд-драйв переходило в собственность «Твайнинг энтерпрайзис», многомиллионной риелторской компании, собиравшейся возвести рядом с ним роскошный кооперативный дом по последнему слову техники. Старик настоял, чтобы при совершении сделки лично присутствовал Дуглас Твайнинг-старший, президент и генеральный директор компании.

— Я знал, ты заплатишь мою цену, Дуг, — сказал Олсен.— А то все молол какой-то вздор, дескать, тебе не нужен мой дом.

— Он действительно мне не был нужен. Я просто хотел его получить, — спокойно ответил Твайнинг, — Хотя мог бы обойтись и без него.

— И лишиться такого перекрестка? И лишиться такого вида? А может, позволить мне продать его тому, кто возвел бы на этом месте очередной тупой небоскреб, так что твоим богатеньким клиентам пришлось бы смотреть из западных окон на кирпичную стенку? Да брось ты.

Твайнинг взглянул на своего адвоката.

— С этим все?

— Полагаю, да, сэр.

Твайнинг поднялся.

— Что ж, Дерек, наверное, мне следует тебя поздравить.

— Почему бы и нет? Двенадцать миллионов долларов за участок сто на пятьдесят футов с полуразрушенным домом, за который сорок лет назад я выложил пятнадцать тысяч? Вот что значит инфляция, — Олсен больше не улыбался злорадно, — Если тебе от этого станет легче, знай, твои деньги пойдут на благое дело. Куча детишек из Бронкса, кому не повезло жить в твоих элитных домах с наворотами и ездить летом в Хэмптоне, теперь смогут играть в парках Дерека Олсена. Итак, когда ты собираешься снести дом?

— Экскаватор с шаром будет там в четверг утром. Пожалуй, я сам сяду в кабину. Я еще не забыл, за какие рычаги дергать.

— Приеду посмотреть. Пока, Дуг, — Олсен повернулся к своему адвокату Джорджу Роденбургу. — Ладно, пошли отсюда, — сказал он, — Можешь угостить меня ужином пораньше. А то я от волнения почти ничего не съел за обедом. И пока мы будем ужинать, я позвоню своему племяннику и Говарду и расскажу, что произойдет в четверг утром. А еще сообщу им, что выручил на этой сделке двенадцать миллионов долларов, которые пойдут на устройство моих парков. Жаль, не увижу их лиц. У обоих может случиться инфаркт.

57

После разговора с Крамерами я вернулась на Саттон-плейс, прошла мимо фотокамер со вспышками, поднялась наверх и наскоро побросала вещи в сумку. Надев самые большие темные очки, какие только сумела найти, на пол-лица, я снова спустилась в гараж и на этот раз взяла машину мамы, чтобы обмануть журналистов. Потом, понадеявшись на Всевышнего, что не попаду в аварию, я на полной скорости вылетела на улицу и быстро свернула на Пятьдесят седьмую. Проехала по Первой авеню до Девяносто шестой, стараясь удостовериться, что меня не преследуют. Не хотела, чтобы кто-нибудь догадался, куда я направляюсь.

Разумеется, я не могла быть точно уверена, но когда я свернула на Девяносто шестую, а затем на шоссе ФДР, то никакого телевизионного фургона в пределах видимости не было. Шоссе, по которому я ехала на север, конечно, носило имя президента Франклина Делано Рузвельта. Это навеяло мысли об Эллиотте. Я похолодела, подумав, что если Мак виновен во всех этих преступлениях и будет пойман, то затем последует многомесячное обсуждение этой сенсации в СМИ, а потом громкий суд. У Эллиотта много высокопоставленных клиентов. Я знаю, он любит маму, но захочет ли он быть связанным с подобной шумихой? Если бы он был женат на маме, захотелось бы ему увидеть ее фотографии во всех желтых газетах, освещающих суд?

Сейчас он выступает как ее защитник, но долго ли это продлится? Будь жив отец, при подобном развитии событий он встал бы на сторону Мака, я точно знаю, он свернул бы горы, чтобы добиться статьи о невменяемости. Я вспомнила, как Эллиотт часто повторял анекдот о Рузвельте — когда тот выбрал республиканку в качестве хозяйки приема, пока Элеонора была в отъезде, и все потому, что в Гайд-парке не нашлось демократки, равной ему по социальному положению. Интересно, как бы повел себя Рузвельт или Эллиотт, если бы рядом с ним жила мать осужденного серийного убийцы? То, какой оборот принимает дело, заставляет меня думать, что Эллиотт предложит маме «быть просто друзьями».

Влившись в поток машин на Кросс-Бронкс, я попыталась отбросить все мысли и сосредоточиться на вождении. Когда движение замедлилось настолько, что мы едва ползли, я сделала несколько звонков и забронировала место на последнем пароме из Фалмута в Винъярд. Потом дозвонилась до гостиницы в Чаппаквиддике и забронировала номер. После чего отключила мобильник. Не хотелось ни с кем говорить.

Когда я прибыла на остров и поселилась в гостинице, часы показывали почти половину девятого. Измотанная, но все еще взволнованная, я спустилась в бар и заказала гамбургер с двумя бокалами красного вина. Затем, вопреки всем здравым медицинским советам, я приняла таблетку снотворного, найденного в тумбочке у мамы, и легла спать. Проспала я двенадцать часов без перерыва.