Смертельный розыгрыш - Николас Блейк

— Ляпнуть моему брату, чтобы он остерегался меня… потому что я могу… Да вы просто рехнулись!

Значит, Элвин пренебрег моим предостережением и обо всем рассказал брату. Большая неосторожность.

— Вы утопили все ампулы с цианистым калием? Но есть ведь и другие способы.

Я ждал, что Берти шарахнет меня прикладом по голове, но он вдруг пришел в себя.

— Мы с вами не поладили,— заговорил он чуть погодя.— Готов признать, что я совершил несколько поступков, которые мне не следовало совершать. Совершил — или пытался совершить. Но убийство — не в их числе.

— Хотите ли вы, чтобы убийца Веры был обезврежен?— спросил я с прямотой, не исключавшей, однако, некоторой двусмысленности.

— Конечно.

— Я не слышу в вашем голосе полной убежденности.

— Мне надоели ваши любительские трюки. Сыт ими по горло.

Я буравил его глазами.

— Не могу понять, чего вам больше хочется: знать правду о Вериной смерти или выгородить своего брата?

— Зачем этот крутеж? Я очень любил Веру.

— Я знаю. У вас был с ней роман. Она сама мне призналась.

— Призналась вам? С какой стати?— Берти явно не находил слов.

— Роман этот закончился совсем недавно. Вы занялись ловлей другой рыбки. А какой женщине приятно, когда ее бросают.

— Да уж, конечно, какой бабе приятно…

— Вот именно. А отвергнутая женщина может пригрозить любовнику, что расскажет обо всем мужу.

Берти настороженно наблюдал за мной.

— Роналд Пейстон мог бы превратить вашу жизнь здесь в сущий ад, поэтому надо было любой ценой не допустить этого. Можете ли вы доказать, что выбросили все ампулы?

— Разрази меня гром,— с напускной легкостью воскликнул Берти.— Уж если за расследование взялся сам Шерлок, полиции нечего делать.

— К тому же, если Элвина осудят за убийство,— а это представляется более чем вероятным,— вы сможете получать небольшой доход. И даже расплатиться с долгами.

Берти изо всех сил старался держать себя в руках. Он, видимо, колебался, задать ли мне взбучку или просто уйти прочь, но ему хотелось выведать, что у меня на уме.

— Вы уже донесли полиции о своих безумных подозрениях?

— Нет еще.

— Ваше счастье. По делам о клевете взыскиваются крупные суммы.

— Никому не возбраняется помогать полиции. Это…

— …долг каждого законопослушного гражданина. Чепуха какая-то.— Насмешка исчезла с его лица.— Я бы и сам мог кое-что им порассказать… Послушайте, Уотерсон, скажите начистоту: вы и впрямь верите, будто это я отравил Веру? Да, мне приходилось убивать людей — и довольно жестокими способами, но с благословения Короля и Страны… Но чтобы я убил Веру? Да еще так подло?

— Если это не вы, то ваш брат. Так?

— Уж не думаете ли вы, что я заложу старого Эла?

— Прочитайте-ка.

Я вручил ему лист бумаги, который дал мне Сэм. Едва Берти начал читать, у него задрожала рука. Он скомкал лист и хотел было его бросить, но тут же разгладил и стал читать дальше.

— Вы тут состряпали целое дело,— сказал он наконец.— Выходит, я воспользовался безобидными розыгрышами Эла и совершил уйму преступлений, чтобы подготовить убийство Веры,— с таким расчетом, что отвечать придется Элу.

— Это одна из возможных версий.— Я быстро изложил ему другую версию. Он смотрел на меня с возрастающим смятением. И когда я кончил, Берти, видимо, принял очень трудное для себя решение.

— Есть еще и третья версия,— сказал он, вырывая травинки рядом с шезлонгом.— Да, мне придется выложить все, что я знаю. Я вижу, вы порядком потрудились, чтобы отправить бедного старого Эла на виселицу. Но это вам не удастся. Уж я-то знаю его как облупленного. Мы с ним частенько цапались — особенно когда я был мальцом: отец очень баловал меня, а его держал в строгости, случалось, что и порол. И все же, вы знаете, кровь не вода, он никогда не натворил бы того, что вы ему приписываете, и уж конечно, не стал бы подставлять меня. Просто неспособен на это.— Берти запнулся, воззвав ко мне странно умоляющим взглядом.

— Вы сказали, что есть еще и третья версия?

— Да. Чертовски неприятно рассказывать. Но придется. Перед самым заседанием жюри я сунул нос к ним в комнату. Там был один Роналд Пейстон. Вижу, он наливает что-то из пузырька в тот самый чехольчик, который приготовил Эл. Пузырек он старался держать как можно дальше. Эл по секрету рассказал мне об этой затее с духами, язык у него, сами знаете, без костей, и я решил, что Роналд наливает в чехольчик духи. Он стоял под углом, и самого пузырька я не видел. Естественно, я не стал обнаруживать свое присутствие, ведь я не должен был знать эту тайну. Роналд положил чехольчик в сумку Эла, а я потихоньку смылся. Переливая духи или что там у него было, Роналд несколько раз оглядывался через плечо — этак исподтишка, но я подумал, он осторожничает потому, что не хочет, чтобы кто-нибудь проведал о сюрпризе. Вот и все.

Я выслушал его с глубоким вниманием. Потом сказал:

— Господи, и вы молчали обо всем этом?

— Выходит, так.

— Но почему? Вера умерла, а вашему брату в любую минуту могут предъявить обвинение в убийстве. Какой смысл вам спасать Пейстона — ведь вы его терпеть не можете.

— Да тут есть еще одна загвоздка.— Красивое лицо Берти залилось краской; он выпрямился, непроизвольно расправил плечи.— Год назад Роналд ссудил мне кругленькую сумму. Мне надо было уплатить один должок, и я не хотел, чтобы старина Эл знал об этом. Если Роналда упрячут, этот должок сразу всплывет и с меня потребуют уплаты. Конечно, если дело примет худой для Элвина оборот, я вынужден буду дать показания. Сам не знаю, почему я рассказываю это именно вам, а не кому другому. Но мне сдается, что теперь вы не будете судить так строго, как…

— Как Элвин?— подсказал я.

— Как судите о других вещах,— сказал он с озорной улыбкой, очень похожей на братнину.

— Таких, как попытка соблазнить мою жену?

— Когда вы не цепляетесь за условности, в вас много человеческого.

— И вы ожидаете, что я всему этому поверю?

— Я допускаю, что это было бы слишком наивно.

— В вашем рассказе столько немотивированного, что я склонен поверить. Но объясните мне, что могло бы побудить Роналда убить свою жену?

— На вид он лощеный джентльмен, но если заглянуть в его душу — жутко мстительный тип. Не стану, конечно, уверять, что он ревнив, как восточный человек, и убил свою жену за измену, но это не исключено. Я мог бы многое рассказать вам о Ронал-де, но не стану. Думаю, он увидел тут превосходную возможность отыграться за все на Эле. Братец изводил его как мог, выставлял посмешищем, к тому же для всего графства и деревни Эл по-прежнему остается сквайром. Это бесило Роналда. В океане он был крупной акулой, а в нашем деревенском пруду оказался мелким пескаришкой. Вот почему он пустил в ход деньги, скупая все подряд. Он пытался укрепить свое влияние.

— И поэтому швырнул в окно таверны гранату и подпалил собственные стога?

— Не прикидывайтесь идиотом. Все делалось для того, чтобы подвести старину Эла под монастырь. Он, дескать, большой шутник, начинает с забавных проделок, а потом срывается с цепи и творит черт-те что, а в конце отравляет бедную Веру. Именно такое впечатление стремился создать Роналд. И надо признать, он дьявольски умен: вся эта затея с отравлением, по-моему, вполне в духе Эла.

— Вы хотели сказать, вся эта затея с опрыскиванием духами? Ну уж эта блистательная идея, бесспорно, принадлежит Элвину, а воспользовался ли ею Роналд, чтобы отравить свою жену, это другой вопрос.

— Ничего подобного, старина. Эту идею подсказал моему брату Роналд, что бы он сейчас ни говорил.

— Об этом вам сказал сам Элвин?

— Кто же еще?

— Это нельзя считать объективным свидетельством.

— Я верю своему брату,— упрямо заявил Берти.

— Это очень трогательно — видеть, как вы поддерживаете друг друга в трудную минуту,— сухо произнес я.

— Перестаньте шпынять меня.— Берти говорил тоном обиженного мальчика. Очень для него характерно, что он не помнит о своих посягательствах на Коринну и Дженни — или не придает им значения — и возмущается любым проявлением недружелюбия с моей стороны. Отец его баловал, женщины слепо подчинялись его воле, даже Элвин по-своему, с обычной своей суетливостью, пытался защитить Берти от последствий его же собственных возмутительных выходок. Не удивительно, что при всеобщем попустительстве и привычке потакать своим прихотям Берти утратил чувство реальности. Типичный экстраверт, он судит о реальной жизни исходя из потребностей, впечатлений и усвоенных привычек.

Казалось, все уже сказано, но Берти не собирался уходить. Я предложил ему выпить, и, к моему удивлению, он согласился. Я зашел в дом. Выйдя с бутылками и бокалами на подносе, я увидел, что он стоит у центральной клумбы и, нагнувшись, нюхает розу.