Лабиринт - Алексей Калугин

Брас, стиснув зубы, козырнул и развернулся к выходу.

Его остановил Кийск.

– Господин Серегин, я советую вам прислушаться к словам лейтенанта Браса. Я считаю, что положение дел в колонии гораздо серьезнее, чем вам это представляется.

Старание Кийска говорить спокойно и убедительно не произвело на Серегина должного впечатления.

– Ваше мнение, господин Костакис, меня не интересует.

– Сейчас не время выяснять отношения.

– Лейтенант Брас, выполняйте приказ!

– Ну что ж, господин Серегин, поскольку на вас не действуют доводы здравого смысла, я вынужден буду связаться со своим руководством и потребовать, чтобы вас немедленно отстранили от ведения дел на РХ-183 и дальнейшее руководство передали мне.

– На каком основании?

– По причине пренебрежения элементарными правилами безопасности, о которых вам говорил лейтенант Брас.

Такого подвоха со стороны эсбэшника Серегин не ожидал! Кийск откровенно блефовал, но делал это настолько артистично и вдохновенно, что инспектор поверил ему и теперь лихорадочно соображал, как с честью выйти из сложившейся ситуации. Он уже и сам понимал, что перегнул палку, дав волю своему охотничьему азарту и высокомерию. Когда требовалось, инспектор умел сдерживать чувства и, если надо, мог отступить на шаг, чтобы чуть позже сделать три шага вперед. Но временное отступление не должно походить на бегство.

– Правила безопасности? – Серегин так старательно изобразил удивление, что сделался похожим на сову. – Лейтенант Брас, вы же мне докладывали, что корабль надежно охраняется.

– Именно так, – подтвердил Брас. – Но речь идет о безопасности во время пребывания в поселке.

– Как раз об этом я и собирался с вами сегодня поговорить. Ваши подчиненные ведут себя крайне безалаберно. Например, сегодня сержант Сато самовольно отлучился с поста. Я не требую, чтобы вы его наказывали, но какие-то меры для повышения дисциплины принять просто необходимо. Возможно, для них окажется небесполезным послушать то, что расскажет человек, решивший покинуть обитель Кула. Проследите, чтобы при моей беседе с ним присутствовали, – только присутствовали, но не мешали мне! – все, за исключением вахтенных.

Сказав это, он прошел и сел за круглый журнальный столик рядом с кушеткой, на которой сидел колонист.

Десантников дважды приглашать не пришлось. Они мгновенно заполнили небольшую комнату, заняв почти все стулья и места на кушетках. То, что среди них затерялся и Кийск, Серегин предпочел не замечать.

Колонист был ужасно худ и чем-то страшно напуган. Глубоко запавшие, почти бесцветные глаза его, обведенные широкими серыми кругами, беспокойно бегали по сторонам. Он то нервно тер рукой тощую шею, то проводил ею по всклокоченным, давно не мытым, нечесаным волосам.

Инспектор поставил на стол включенный диктофон.

– Как ваше имя? – спросил он.

Колонист вздрогнул и, дернув подбородком, испуганно сглотнул так, что острый кадык прошелся вверх-вниз по всей шее.

– Брат Гюнтер, – сказал он и быстро поправился: – Гюнтер Хелм.

– Вы не станете возражать, если наш разговор будет записываться на диктофон?

Хелм отрицательно потряс головой.

– Вы хотите сделать какое-нибудь официальное заявление?

– Я хочу как можно скорее покинуть эту планету. Я хочу вернуться на Марс… Куда угодно, только увезите меня отсюда.

– На этом корабле, как я уже сказал, вы находитесь в полной безопасности. Мы доставим вас на Землю, где вам придется встретиться с представителями Департамента колоний.

Хелм быстро кивнул и попытался улыбнуться, – улыбка вышла кривая, недоделанная.

– Почему вы решили тайно бежать из колонии, а не покинуть ее обычным порядком?

– Обычным порядком ничего бы не вышло, – покачал головой Хелм. – Стоило некоторым заявить о своем желании покинуть колонию, как Кул тотчас же отправил их на перерождение.

– Перерождение? Что это такое?

– Обряд перерождения, придуманный Кулом уже здесь, на этой планете. Кул говорит, что он служит очищению души и приближает к посвящению. Чтобы стать посвященным, надо пройти обряд перерождения трижды.

– Что представляет собой обряд?

– Сам я ни разу не проходил перерождения, поэтому, наверное, еще и сохранил какие-то остатки разума, – Хелм вроде бы немного успокоился, и речь его стала более ровной и связной. – Все ревностные последователи Новой церкви, увлекшиеся идеями Кула еще на Марсе, прилетели сюда вместе с ним. Некоторых из них сопровождали члены их семей, не пожелавшие расставаться с близкими людьми. Произошло это около трех лет назад. Точнее я сказать не могу, – в поселке нет даже календаря, не говоря уж о радио, телевидении, всеобщей коммуникационной сети и других средствах связи с внешним миром. Когда-то все это у нас было – старое, убогое, вышедшее из употребления на других планетах десятки лет назад, – но было! – Хелм на какое-то время умолк, погрузившись то ли в воспоминания, то ли в горькие раздумья о нынешнем дне. Он снова заговорил, словно продолжая начатый с самим собой спор: – Чем привлекали людей идеи Кула? Должно быть, тем, что он обещал всем все, по максимуму: больным – исцеление, отчаявшимся – надежду, уставшим – отдых, снедаемым жаждой деятельности – работу на благо всех людей, одержимым идеями – осуществление всех их самых безумных планов. Кул любил повторять: «Бог в том, что тебе дорого и близко». Мне тридцать пять лет. До встречи с Кулом я работал программистом в небольшой, но устойчивой фирме. Был на хорошем счету, неплохо зарабатывал, имел перспективы. Но, будучи по натуре замкнутым, я страдал от одиночества. Я пробовал рисовать, и мне казалось, что получается у меня неплохо, но свои работы я не показывал никому, боясь услышать неодобрительный отзыв. Кул умел расположить к себе людей, вызвать их на откровенность, заставить полностью раскрыться. Во время первой же беседы я рассказал ему о своем увлечении. Он организовал выставку моих картин в доме, где встречался со своими последователями. И все, кто видели ее, говорили: «Это сделал человек, которого держал за руку Бог». Все мы летели на эту планету в надежде создать новое общество, построенное на принципах всеобщего братства, любви и равенства. Мы готовы были жить в ангарах, довольствоваться скудной пищей, бороться со стихиями – во имя будущего. Тогда еще не было единых для всех серых балахонов и деления на касты, в зависимости от степени приближения к посвящению. Все началось, или – правильнее будет сказать – кончилось, когда спустя два-три месяца Кул принялся наводить в колонии порядок и жесткую дисциплину. Тогда же возник и обряд перерождения, через который в первую очередь прошли те, кто был почему-то неугоден Кулу. Я до сих пор не могу понять, каким образом осуществляет Кул перерождение, но много раз собственными глазами видел, как человек, который накануне был мертв, возвращается в поселок живой и здоровый. Но это уже не прежний человек, а только его внешняя оболочка, лишенная собственной воли, готовая выполнять все, что бы от нее ни потребовали. Со временем Кул превратил обряд перерождения в кровавое представление, в ходе которого выбранного для перерождения умерщвляют на глазах всей общины. Мне кажется, что Кул желает прогнать через перерождение всех, до последнего. Единственная надежда отсрочить до поры до времени свое перерождение – это вести себя так же, как перерожденные, беспрекословно исполняя все, что приказывает Кул. Наша колония превратилась в сообщество прошедших перерождение зомби и кучки выродившихся полуидиотов. К последним я отношу и себя. Я бы никогда, наверное, не решился на то, что совершил, если бы случайно, наводя порядок в Храме, не услышал, как Кул сказал одному из посвященных, что я – очередной кандидат на перерождение. Меня пугает не смерть, а то, чем я стану после нее. Это хуже смерти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});