Кровь алая - Николай Леонов

– Я сказал правду. Он убил своего напарника выстрелом в затылок и он обломал женщине пальцы, чтобы снять перстни.

– Мы знаем. – Ринат помолчал. Когда Гуров остановил машину на Петровке и охранники вышли, чеченец закончил: – Если бы я говорил вслух, да еще на людях, все, что я знаю, меня закопали бы еще вчера.

“Авторитет” чеченской группировки сел в сверкающий “мерседес”, и роскошная машина, сверкнув затемненными окнами, унеслась в сторону Садового кольца.

– Я делаю карьеру, – произнес вслух Гуров, запирая машину. – Меня стали охранять уголовники.

Глава десятая

На другой стороне

Когда сыщик Гуров еще дремал в служебном кабинете и только собирался на обед с “авторитетами” уголовного мира, в Белом доме проходило вечернее заседание Верховного Совета России.

В комнате прессы у монитора расположился Геннадий Артурович Бланк. Когда говорят, что не одежда красит человека, то либо лукавят, либо не имеют возможности хорошо одеваться. Бланк был одет великолепно, – одежда не просто красила его, а превращала в принципиально другого человека. Костюм-тройка мышиного цвета, безукоризненный, без единой морщинки, воротничок рубашки, почти белый, но с каким-то голубоватым или сероватым – не разберешь – отливом, галстук ручной работы, носки в тон рубашке, туфли черные, сверкающие, казалось бы, самые простые, но, стоит лишь взглянуть, понимаешь – за такую простоту заплачены бешеные деньги. Презренный металл, – к слову, презирают его лишь неимущие, богатенькие относятся к деньгам уважительно – способен творить чудеса.

Бланк носил огромную башку уродливой формы, покрытую рыжеватой шерстью, нос просто формы не имел, бесцветные бровки торчком, ресниц, казалось, нет и в помине. Утром он позвонил знакомой мастерице, договорился о встрече, через час, усаживаясь в кресло, расположенное в дальнем кабинете парикмахерской, взглянул на свое отражение без всякой симпатии, сказал:

– Милочка, сделай меня если не красивым, то хотя бы цивилизованным.

“Милочка” знала, в какой валюте платит клиент, к тому же недавно стригла его, всплеснула руками и фальшивым голосом воскликнула:

– Вы симпатичный мужчина! – она провела ладонью по его вихрам. – Боже, два дня назад я вас отлично постригла, причесала! Простите, вы головой дымоходы прочищаете?

– Бакс, наглец, спит только на моей голове.

– Бакс? – удивилась парикмахерша. – При чем тут доллары?

– Рыжий нахальный кот, я купил его у мальчишек за доллар, назвал Баксом. Он мой ближайший друг, – пояснил Бланк и закрыл глаза.

Голову тщательно вымыли, чем-то спрыснули, долго укладывали, даже вывели пробор. Бланк взглянул на свою новую прическу одобрительно.

– М-да, превосходно, но Баксу это может не понравиться. – Он провел ладонью по лицу, покрутил нос, насупил брови. – Ас этим что делать?

– Данный вопрос женщины решают ежедневно, дело техники.

– Валяйте, только чтобы я не стал похож на гомика.

– Как можно? – возмущенно сказала “милочка”.

– Валяйте-валяйте, демонстрируйте свою технику, – устало произнес Бланк. Парикмахерша начала его утомлять. Следует заметить, он вообще быстро уставал от женщин.

Она занималась его лицом больше часа, затем, как истинная артистка, сделала шаг в сторону и торжественно произнесла:

– Откройте глаза!

Он послушно открыл глаза, взглянул на себя мельком, нахмурился, посмотрел внимательно и после паузы спросил:

– Как зовут этого типа? Не припомню точно, но где-то я его видел! – он дернул себя за ухо. – Вроде я, с другой стороны... – Бланк состроил мину, но даже зверская гримаса не испортила впечатления. Такой интересный мужик мог себе позволить и погримасничать.

Веснушки не пропали, однако погасли, не портили, лишь оживляли гладкую, слегка смугловатую кожу. Проступили, удлинились брови, устремились чуть вверх к вискам, отчего лицо слегка вытянулось, перестало походить на кошачью морду. Появились ресницы, пусть рыжеватые, не длинные, но густые, отчего открылись глаза – янтарные глаза с глубоко запрятанным озорным огоньком. А нос? Отчего он выпрямился, ведь никакой операции не делали?!

– Ну в кино я сниматься не буду, на телевидение не пойду, ко при такой внешности следует что-то предпринять. – Бланк подмигнул сам себе, искренне улыбнулся, что уже было против всяких правил.

– Минуточку, Геночка, – парикмахерша взяла его под руку. – К твоему лицу и костюму такие руки не прикладываются. Руки говорят о человеке больше, чем все остальное.

– Руки не отдам! – по-детски воскликнул Бланк, взглянул на свои короткие пальцы – в пятнах кислоты, ногти с траурной каймой. – Я зайду домой и тщательно их отмою.

– Глупости, Геночка, – парикмахерша схватила его за рукав и потащила в соседнюю комнату. – Верунчик, обслужи моего клиента и приятеля, – шепнула подружке на ухо, девушка расплылась крашеной улыбкой.

– Здравствуйте, всегда рады, проходите, присаживайтесь, – произнесла она так быстро, что слова плотно сцепились между собой, не отделишь друг от друга.

Бланк покорно опустился в кресло, сунул пальцы в чеплышку с кипятком, он привык к кислоте и паяльнику и, на удивление маникюрши, даже не поморщился. Валютный, крутой парень, решила девица, надо его закадрить, и сделала ему жестом предложение не терять времени даром в ожидании, пока пальцы отпарятся. Но Бланк не разбирался в профессиональной жестикуляции, привычно закрыл глаза. Маникюрша решила, что, раз ей предлагают только руки, следует заниматься только руками.

Через час Бланк с облегчением покинул салон, рассуждая, что деньги, конечно, сила, все очень здорово, но уж слишком утомительно.

Итак, Геннадий Артурович Бланк, интересный, элегантный мужчина, сидел в Белом доме у телевизора и равнодушно наблюдал, как проходит очередное заседание Верховного Совета России. Он не знал повестки дня, несколько минут пытался понять, какой вопрос обсуждается, не понял. Ясно было, что каждый оратор стремился обратить на себя внимание, суть дела его не интересует. У большинства выступающих четко прослеживались сложности с русским языком. И дело даже не в том, что они не могли правильно произнести слово, – черт бы с ним, с ударением, слово узнаваемо, – депутаты столько сил тратили на эмоции, что по мере выговаривания фразы теряли смысл.

Конечно, выступил и Сергей, и Бланк с гордостью отметил, что друг детства на общем фоне выглядит человеком разумным. С ним можно соглашаться или нет, но понять, что именно Сабурин говорит, можно было без труда.

Бланк явился в Белый дом не слушать народных избранников, – разговоры ему были неинтересны. Он заложил “мину”, с минуты на минуту ожидал взрыва, хотел взглянуть на реакцию, оценить результат трудов: правильно ли он все рассчитал, не работает ли впустую. Он сидел одиноко, никто не обращал на него внимания, по фойе праздно шатался народ. Бланку представился детский сад – малыши бегают, суетятся, каждый занят своим делом, сталкиваясь со сверстниками, лопочет, не слушает, бежит дальше. Конечно, у присутствующих отсутствовала детская непосредственность, наоборот, каждый был переполнен чувством собственного достоинства, своей значимости, но погружение в собственное “Я” было поистине детским.

Четко выделялись журналисты – не только блокнотом и авторучкой либо магнитофоном, а конкретностью своих движений, заинтересованным выражением лица, тем, что они не говорили, а слушали, причем слушали внимательно. Что уж они потом напишут – дело темное, но выглядели они как нормальные люди, явно заинтересованные в происходящем.

Ну-ну, валяйте, суетитесь. Бланк улыбнулся, словно взрослый, наблюдающий за детьми. Кукольный театр, да и только, никто не подозревает, что висит на ниточках, за которые умный человек дергает. Он отключился от экрана и от окружающих, погрузился в свои расчеты.

Взрыв должен произойти до начала избирательной кампании, иначе в Москве да Петербурге рванет, а до России, которая, как известно, очень даже большая, волна не докатится, и народ проголосует по инерции. Нужно, чтобы разразился вселенский бардак и люди, уставшие до предела от микрофонных разборок и бесконечных обещаний, закричали: “Пошли вы все к... матери! Пусть правит черт, дьявол, сумасшедший ёрник Бесковитый, но обеспечьте порядок, дайте жить и работать!”

И хотел того Бланк или не хотел, а мысли его пронеслись по раскрученной спирали событий и уперлись в сыщика Гурова. Только он представлял реальную угрозу, возможно, Бланк его переоценивает, у страха глаза велики, так ведь лучше сто раз перестраховаться. Гуров напугал Бланка с первого дня тем, что очень вяло, практически никак не прореагировал на подставку шофера Карима Танаева. А приманка, по мнению Профессора, была очень заманчивая, ее организация потребовала значительных усилий. Но, как спринтер-чемпион не реагирует на фальстарт, так и сыщик на Танаева не дернулся, легкоатлеты выражаются – железно сидел в колодках. Бланк забеспокоился, второй тревожный звонок прозвучал, когда Профессор узнал, что сыщик не потребовал сменить всю охрану, хотя такая замена напрашивалась, да и свидетельствовала бы об активных действиях розыскника. А ведь прекрасно известно – любой милицейский не столько занят розыском преступника, сколько обеспокоен тем, чтобы у властей сложилось благоприятное мнение о его особе. Гуров и здесь плыл против течения. Пусть Бланк не планировал убийство начальника охраны, но, когда оно произошло, сыщик должен был полезть на стену. Он же, как доложили, в присутствии генералов даже не подошел к трупу.