Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бумажка оказалась сухой.
Клятва ужасной мести.
Клянусь каждого кто попадется на глаза жуткого убийцы одним взглядом превратить в пустое мокрое место
Ричард Бешеный Треб и К°
— Ничего, а.
— Нормально. Пустое мокрое место — у-у!!
— Жорка-то расписался красивше всех. Какая загогулина, а?.. И не расплылось.
— У него кровь светлая.
— А у кого малокровие, синяя.
— Синяя у марсиан.
— Иди врать.
— А у японцев зеленая.
— А у муравьев вообще крови нет, спирт у них.
— Давай в футболешник?..
Подошла еще парочка прогульщиков с соседнего двора. Гоняли консервную банку, я и не заметил, как сунул ужасную клятву в карман.
Вечером, при стирке штанов, документ был обнаружен мамой, пришлось объясниться.
Мама смотрит на текст, вглядывается в наши подписи и вдруг говорит:
— А главарь-то ваш краской расписался.
— Акварельной. Акварельная у него кровь.
— Акварельная кровь?!…….
— Акварельная. Крап-лак называется…АКВАРЕЛЬНАЯ КРОВЬ!..
Ах, вот оно что. Ну, что делать будем?.. Вот это главарь… Побежать к Яське. Показать, как нас ОБВЕЛИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! Потом… Потом СТРАШНАЯ МЕСТЬ!! Заставить его… Что заставить?.. Проколоть палец! Той же самой булавкой, той самой! — и-и… И — написать! — Своей НА-СТО-Я-ЩЕЙ кровью! — написать вот что: Клятва ужасной мести.
Во сне мы с мамой рыли пещеру, бесконечно длинную, долбили светящийся красный камень, чтобы добыть огонь страшного счастья.
Вдруг мама, проваливаясь, говорит: "Я за спичками", — и исчезает, понимаю, что навсегда, и чтобы догнать ее, ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ, а это можно успеть только за вечность, которая бесконечно короче мига, коснуться только…
…Право чистой страницы, право детское, первое и последнее… Наутро сознание мое было омыто солнцем, новый день не желал сводить счеты.
Ни я, ни Яська ни звуком более не обмолвились об этой дурацкой клятве. А Жорка притих, помалкивал — может быть, что-то чувствовал…
Страница перевернулась; но что-то все-таки не попустило этой бумажке исчезнуть…
Двадцать четыре смертельных точки
Как бы я ни старался живописать Оргаева — ни самые многозвучные краски, ни тончайшая светотень не победят чертежа.
Я даже не верю, что он есть: все время, пока мы общались, не уходило затаенное подозрение, что его нет. А ведь в памяти целый фильм — от той первой встречи в песочнице…
Мешковатый мальчик, каких много. Зодиаковый скорпион, на четыре дня старше меня.
Бесцветный прыщеватый подросток, сохраняющий мешковатость, но уже какую-то многоугольную.
Со спины: оквадраченная голова на короткой шее, наплюснутые вперед уши. Профиль: круглая, почти дугообразная выпуклость лба, не слишком высокого, на котором потом обозначились зализы; оседающий книзу затылок и подскакивающий вверх подбородок с мясистым выпрыгом нижней губы, отчего нос кажется слегка вдавленным. Долго страдал хроническим насморком, сильно сопел, особенно когда рисовал: вспучивал ноздри, отодвигал вбок губу…
Это тоже вошло в гипнотическую гримасу, вместе с длинным выгибом правой брови и…
Вот и особенность глаз: поставлены довольно широко, с едва заметной косиной, с оттопыром нижних век, как бы перевернутые.
Когда такие глаза медленно, словно жерла пушек, наводятся на точку за вашим затылком; когда веки оттягиваются напряжением щечных брыл (напрягается шейно-лицевой мускул), — когда начинается усиливающаяся вибрация всей физиономии одновременно с движением вверх и вниз…
Вот оно, знаменитое оргаевское гипнотическое «облучение»: впечатление, будто находишься под напором пульсирующей энергии; всасываешься в эту судорогу, начинает больно рябить в глазах…
Этот иллюзионный трюк он отрабатывал еще в школе, но для эффекта не хватало репутации, большинство испытуемых заходилось хохотом.
Физически был средней силы, подвижен, но неважно координирован; по этой причине не любил футбола — через раз мазал мимо мяча.
В мальчишеской возне то и дело репетировал какие-то сногсшибательные приемчики, куда-то нажимал, что-то выкручивал; уверял, что знает двадцать четыре смертельных точки…
В восьмом классе из личинки моей подростковой застенчивости вылупился хмельной мотылек.
На небосклоне школьной популярности засияла звезда ТОНИЗАР — портретист, стихоплет, танцор, фокусник, мим, а главное, пианист, напрокат-нарасхват. Сочинил немыслимое количество пошлых песенок. Шалый, упоенный собой, я носился из компании в компанию, морочил девчонок, влюблялся, пропадал ночами, приводил в отчаянье маму…
А Жорик пошел совершенно иной дорогой.
Нет, не сказал бы, что он померк. Таинственная сильная личность, мафиозный отличник.
Вытянулся, взматерел. Занимался гипнозом по той самой книжечке, о которой я и думать забыл, практиковался без устали. До времени — никаких зрелищ, работа строго индивидуальная.
Держал в рабстве человек пять зомбированных ребятишек из нашей школы, а в качестве телохранителей парочку окрестных мордоворотов.
Одного, прыщавого громилу с мутными глазами по прозвищу Женька-псих, водил за собой как цепного пса и команды давал как собаке. "Ко мне, Жан!.. Стоять!.. Сидеть!.. Взять!.. Голос!.."
Жесткий императив с внушением животного страха плюс обещание за примерное поведение предоставить бабу. "Я могу убить одним взглядом. Подтверди, Жан. Голос!" — "Угу-у-у…"
Ходячая сила воли. Притом непонятным образом выходило, что Жорик, со всеми его грозными и полезными качествами, никому не нужен. Его общества не избегали, но как-то потихоньку отваливали.
Требовалось еще что-то, чем он не обладал.
Нюанс. Первая истерика
В десятом классе нас ненадолго сблизило общее увлечение живописью.
За этюдником с него что-то слетало. (Один раз мне даже почудилось, будто серая тень выскользнула из-за спины и нырнула в стенку…)
С дрожащим взглядом, с дремотной улыбкой работал кистью… Краснел, бледнел, переставал слышать… Настоящий творческий транс. Если бы я не видел его и таким, все было бы проще…
О живописи он знал все, что было доступно в те сумеречные времена. Открыл мне постимпрессионистов и абстракционистов первого поколения.
Я рисовал его, а он меня во всевозможных манерах; к семнадцатилетию подарил мне масляный тетраптих «Антоний» — феерию цветовых пятен.
Я не мог в них себя опознать, но пришел в музыкальный восторг, восхищаюсь и по сей день. Не сомневаюсь, в нем бушевал художник с несравненным своеобразием чувства цвета. Он бы и сам в этом не сомневался, если бы не одна досадная недостача.
Линия не давалась. Полнейшая беспомощность, топорность рисунка. Зрительно-двигательная память была никуда… "Как это ты можешь, Антоний, как? Ну объясни! Как ты это можешь?!"
Что я мог объяснить?.. Брал бумагу и карандаш, закрывал глаза и опускал руку. Готово: портрет, движение… Цветы, звери… Ну как объяснить?..
"Зачем тебе, ты цветовик, я рисовальщик". — "Нет, мы должны развиваться вместе. Искусство жестоко: все или ничего. Ты научишь меня. А я тебя дотяну до Фалька и до мусатовского нюанса…"
Однажды у него дома, в отсутствие бабушки, я таким вот слепым способом смеха ради нарисовал пять танцующих обнаженных женских фигурок и возле каждой — Жоркины физиономии, с выражением лиса в винограднике.
Открываю глаза. Жорки нет.
— Жорк… Ты где? Молчание.
Скрип за зеркальным шкафом.
— Жорк! Ты где, а?..
— ОГЛЯНИСЬ…………..Фьють!
Хлебный нож, просвистев мимо моего уха, ударился в стенку и упал мне под ноги.
— ПОДНИМИ НОЖ.
— Ты что, Жорк?..
— ПОДНИМИ НОЖ. ВСТАНЬ НА МОЕ МЕСТО. КИДАЙ В МЕНЯ.
— Жорк, ты что?!.
— Нам вдвоем не жить на этом свете. Кто-то должен уйти… Кто-то должен уйти… Уходи, слышишь, уходи быстро… СТОЙ.
— Стою. Ну.
— ВОЗЬМИ НОЖ И УБЕЙ МЕНЯ.
— Кончай шуточки, Жорк, мне не нравится. Ты что, из-за этой моей мазни опсихел? Щас порву.
— Нет. Нет…Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хо-о-о-о-о-о!!!… Это была его первая открытая истерика.
О других я не догадывался.
Волосы цвета хозяйственного мыла (сам Жорик обозначал — "нечищеного серебра").
Якорная дуга подбородка — отметина прирожденного организатора.
А чтобы узреть глаза, нужно спуститься по крутизне лба в промоину между мощными надбровными дугами: здесь эпицентр магнетизма, воронка… нет… осторожно, в зрачки не надо…
Радужка цвета январской предутренней мглы, с невычислимым процентом сиреневого.
В девятом классе он был еще девственником.
Мы учились в эпоху раздельного обучения и по этой причине все были сексуально озабоченными, почти у всех выпирало. Я говорю «почти», потому что Жорик, например, к этой категории не относился, его что-то тормозило. С девчонками напрягался, куда-то девались и красноречие, и самоуверенность.
- Сновидения, гипноз и деятельность мозга - Вадим Ротенберг - Психология
- Первобытное мышление - Клод Леви-Строс - Психология
- Почему никто не сказал мне об этом раньше? Проверенные психологические инструменты на все случаи жизни - Джули Смит - Психология
- Самоосвобождающаяся игра - Вадим Демчог - Психология
- Самоосвобождающаяся игра - Вадим Демчог - Психология
- Подсознательный бог: Психотеpапия и pелигия - Виктор Эмиль Франкл - Психология / Публицистика
- А вы пробовали гипноз? - Сергей Горин - Психология
- Оружие – слово. Оборона и нападение с помощью... - Александр Котлячков - Психология
- Психологический тезаурус - Сергей Степанов - Психология
- Психологический тезаурус - Сергей Степанов - Психология