Камешек в небе. Звезды как пыль - Айзек Азимов

А теперь… Она позвонила бы даже во дворец Прокуратора, чтобы только… только…

Только он и мог теперь ей помочь. Он, Внешний, способный говорить с землянами с позиции равенства. Она ни за что не догадалась бы, что он Внешний, если бы он сам ей не сказал. Он такой сильный и уверенный в себе. Он должен знать, что нужно делать.

Ведь должен же кто-то знать, потому что незнание означает уничтожение всей Галактики.

Конечно, многие Внешние заслуживают такой судьбы — но разве все? А женщины, дети, больные, старики? Добрые и хорошие люди? Алварден? Те, кто никогда и не слышал о Земле? А ведь, в конце концов, все они — люди. Подобная ужасная месть на все времена перечеркнула бы любую справедливость, на которую может — нет, могла бы претендовать Земля во имя морей пролитой крови.

А потом, как из ниоткуда, раздался звонок от Алвардена. Доктор Шент покачал головой.

— Я не могу с ним говорить.

— Ты должен, — с яростью бросила Пола.

— Здесь? Это невозможно… это означало бы конец для нас обоих.

— Тогда не надо. Я позабочусь обо всем.

Сердце ее громко пело в груди. Конечно, это только потому, что ей представляется возможность спасти мириады человеческих жизней. Она вспомнила его широкую открытую улыбку и то, как спокойно он одержал верх над полковником, как тот склонил голову, извиняясь перед земной девушкой, которая получила право прощать его.

Бел Алварден мог все!

Алварден мог, конечно, ничего об этом не знать. Отношение Шента — такое, каким оно ему казалось, а именно странно-грубое — он присовокупил ко всем странностям, уже встреченным им на Земле.

Здесь, в приемной старательно лишенного жизни офиса, он чувствовал себя нежелательным вторжением.

Он постарался подобрать нужные слова.

— Я ни за что бы не осмелился отвлекать вас визитом, доктор, если бы не профессиональный интерес к вашему синапсиферу. Я получил сведения о том, что в отличие от многих землян, вы не настроены недружелюбно к людям Галактики.

Это вступление явно оказалось неудачным, ибо доктор Шент поспешно вскочил.

— Не знаю, кто дал вам эту информацию, но он ошибся, навязав мне симпатию к чужеземцам. Я не испытываю к ним ни симпатии, ни антипатии. Я землянин…

Губы Алвардена сжались, и он повернулся к выходу.

— Понимаете, доктор Алварден, — остановил его торопливый шепот, — мне очень жаль, но я действительно не могу…

— Я понимаю, — холодно сказал археолог, хотя абсолютно ничего не понимал. — Всего хорошего.

Доктор Шент слабо улыбнулся.

— Давление, оказываемое моей работой…

— Я тоже очень занят, доктор Шент.

Он повернулся к двери, внутренне проклиная все земное племя и чувствуя, как в груди у него закопошились те слова, которые почти не задевали его чувство дома. Например, поговорки «Вежливости на Земле столько же, сколько сухости в океане» или «Землянин даст вам все, пока оно ничего не стоит, а ценится еще меньше».

Рука его уже разрушила фотоэлектрический луч, с помощью которого открывалась входная дверь, когда он услышал за собой звук торопливых шагов и легкий свист. В руке у него оказался клочок бумаги, а когда он обернулся, то успел лишь заметить, как мелькнуло что-то красное.

Он сел в казенную машину, и только после этого развернул бумагу. На ней были торопливо нацарапаны следующие слова:

«Спросите, как пройти в Большой игорный дом, и будьте там сегодня в восемь часов. Убедитесь, что за вами не следят».

Он сердито нахмурился и перечитал записку пять раз, потом начал снова, как будто надеясь разглядеть следы невидимых чернил. Независимо от своей воли он огляделся. Улица была пуста. Он приподнял руку, чтобы выбросить клочок бумаги в окно, но заколебался и убрал его в карман пиджака.

Вне всякого сомнения, если бы оказалось, что на вечер у него запланированы другие дела, данный момент можно было бы считать концом повествования, а также началом конца, возможно, нескольких триллионов людей. Но случилось так, что других дел у него не было.

И, разворачивая машину, он гадал про себя, не была ли эта записка…

В 8 часов он медленно ехал вдоль шеренги наземных машин, разместившихся сбоку извилистой дороги, ведущей, очевидно, к Большому игорному дому. Он спросил лишь один раз, и спрошенный прохожий подозрительно посмотрел на него и коротко бросил:

— Вам нужно только следовать за всеми остальными машинами.

Оказалось, все другие машины действительно направлялись к игорному дому, ибо, добравшись туда, он обнаружил, что все они, одна за другой, исчезают в дверях подземного паркинга. Он вырулил из общей шеренги и медленно поехал за игорный дом, ожидая сам не зная чего.

Стройная фигурка отделилась от ограды и приблизилась к окну его машины. Он насторожился, вздрогнул, но дверца отворилась, и человек оказался в его машине.

— Прошу прощения, — сказал он, — но…

— Ш-ш-ш! — человек опустился на сиденье. — За вами следили?

— А разве должны были?

— Не нужно шутить. Поезжайте вперед. Поверните, когда я скажу… Боже, чего же вы ждете?

Он узнал голос. Капюшон скользнул на плечи, показались светло-каштановые волосы. Темные глаза внимательно изучали его.

— Вам лучше ехать, — мягко проговорила она.

Он так и сделал, и в течение пятнадцати минут, если не считать указаний, даваемых насчет дороги, она ничего не сказала. Он украдкой поглядывал на нее и думал со странным удовольствием о том, что она гораздо красивее, чем он запомнил ее в первый раз… Странно, что теперь он не чувствовал никакой обиды.

Они остановились — вернее, это сделал Алварден, следуя указаниям девушки, — на углу пустынного делового квартала. Осторожно оглядевшись, девушка знаком велела ему проехать вперед по дороге, в конце которой находился частный гараж.

Двери за ними закрылись. Теперь единственным освещением были светильники машины.

И тогда Пола серьезно посмотрела на него и сказала:

— Доктор Алварден, мне жаль, что я была вынуждена сделать все это, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз. Я знаю, что не могу рассчитывать на ваше доброе мнение после того…

— Не нужно думать об этом, — робко сказал он.

— Я должна была об этом думать. Я хочу, чтобы вы верили мне, — я поняла, насколько глупо и жалко вела себя той ночью. У меня просто нет нужных слов, чтобы выразить свое сожаление…

— Прошу вас, не надо. — Он отвел взгляд. — Мне нужно было вести себя немного дипломатичнее..

— Но… — Пола помолчала несколько минут, собираясь с духом. — Я привезла вас сюда не для этого. Вы — единственный из всех встреченных мною Внешних, которые могут быть честными и благородными… и мне нужна ваша помощь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});