Неискушенные сердца - Вирджиния Хенли

— Парис, Парис, пожалуйста, мне больно! — в панике закричала Табризия

Она пробовала отстраниться, но он ничего не замечал. Возбужденный, он сжал ее в объятиях, поднял и понес в кровать. Ее попытки что-то сказать он пресекал поцелуями, забыв обо всем на свете и целиком подчинившись неодолимому желанию, угрожавшему свести его с ума. Он положил ее на кровать и рывком сдернул халат. В ужасе глядя на него, Табризия вскочила на колени. Обнаженный мускулистый торс шокировал девушку, массивные плечи закрыли от нее всю комнату. Татуировка — чертополох — вырисовывалась так четко, что казалось, растение колет нежное тело. Густая поросль сужалась к животу, а дальше бежала вниз, покрывая чресла. Тело не скрывало дикого желания, и Табризия замерла, увидев то, чего никогда в жизни не видела. Потом перевела глаза на белый шрам от бедра до колена.

В панике она сжалась. Его тень на стене в отблесках пламени казалась кошмарной. Страх сковал Тэбби, она вспомнила сон, напугавший до отчаяния явилось чудовище, готовое проглотить ее.

— Нет! — кричала она

— Да! — настаивал он, дотягиваясь до нее и подминая под себя

От ее красоты Парис обезумел. Тэбби стала кричать, но он снова поцеловал ее, успокаивая и приводя в податливое настроение. Рот его скользнул к шее, он потребовал

— Позволь мне любить тебя, дорогая, расслабься. И подари мне свою сладость

— Нет, нет, Парис, ты слишком большой для меня! Мне будет больно, нет, пожалуйста, остановись, — молила она

— Не сопротивляйся, радость моя, я знаю, это у тебя в первый раз, — успокаивал он Табризию, пытаясь коленями раздвинуть ее ноги.

Табризия напряглась от страха и в тот момент, когда он попытался войти в нее, потеряла сознание. Он тут же вскочил. Через несколько секунд она пришла в себя и увидела кровь, стекающую по бедрам на простыню. В ее глазах застыл горький укор Я же говорила, ты слишком большой для меня! Боже мой, ну как ты можешь так поступать со мной? — плакала она

— Да ты потеряла сознание от страха, дурочка, — заявил Парис, пытаясь сдержать раздражение.

Табризия подняла огромные обиженные глаза и увидела на его лице решимость, ужаснувшую ее. Он снова потянулся к ней, бормоча

— На этот раз тебе не будет больно — Рот его скользил по ее шее, а руками он раздвигал ей ноги — Я обожаю тебя, моя дорогая! Уступи мне, — умолял он

— Нет, я не могу вынести боли, — жалобно взмолилась она, продолжая бороться, и коленом ударила его в промежность

— Тебе не будет больно, если ты не станешь лежать как деревянная!

Глаза его светились, точно изумруды.

Тэбби соскочила с кровати, чтобы схватить платье и юбку. Парис побежал за ней. Она отвела глаза от его наготы.

— Да прикройся ты, неужели тебе не стыдно!

Сама она испытывала дикий стыд, от которого хотелось умереть.

— Боже мой, женщина! Ну почему ты разрушаешь такую прекрасную ночь?! Вечная женская прихоть — поднимать шум из ничего! — обвинил он ее.

— Из ничего?! — потрясенно повторила она, и слезы потекли по ее нежным щекам, падая на обнаженную грудь — Значит, ты считаешь, что я — это ничто?

Тэбби закрыла глаза, отгораживаясь от грубости его слов. Она застегнула платье и выпрямилась во весь рост, гордая и злая. Щеки ее порозовели.

— Ну что ж, я удовлетворена! Это стоило тебе двадцати тысяч золотом. И ты никогда не получишь за меня выкупа после того, что со мной сделал.

Он рассмеялся:

— Так золото уже у меня. При тебе его грузили в Лисе на корабль.

Табризия была поражена. Ее глаза напомнили Парису глаза молодого оленя, которого он однажды ранил. Именно так смотрел он перед смертью Парис готов был откусить себе язык, но слова уже вырвались, и назад их не вернешь. Одной фразой он лишил ее самоуважения и унизил. Он так любил ее! Почему же с каждым произнесенным словом расстояние между ними увеличивалось? Почему все рухнуло за несколько минут? Парис думал об этом с яростью. Как было замечательно, пока он качал ее в своих объятиях перед камином! Как сладостно! И вот — печальный итог. Он беспомощно стоял перед ней, молча слушая, что она о нем думает.

— Ты взял меня в тот день на корабль, чтобы насладиться своей победой, — произнесла она печально. — Я ничего не знала, я была совершенно бесхитростна, но это не имело для тебя никакого значения!

Она отвернулась, не в силах смотреть на него. Он окликнул ее:

— Табризия…

Но сейчас ей был невыносим даже звук его голоса. Зажав уши, она бросилась вон из комнаты.

Табризия не знала, куда бежит. Она двинулась вдоль галереи, вниз по лестнице, потом налево, в другое крыло замка. Охранник остановил ее и потребовал ответа: кто такая и что здесь делает.

— Меня привез лорд Кокберн, — выпалила она

— Извините меня, мистрисс, за вопросы, — стал сокрушаться охранник, — но в этой части графские апартаменты, а я не знал, что вы у нас в гостях.

Из библиотеки вышел Магнус.

— Что за шум? — Он удивленно остановился, увидев Табризию. — Даниэль. . Даниэль… Как такое возможно?

— Меня зовут Табризия. . Мою маму звали Даниэль.

— Даниэль Лямонт? — не веря себе спросил Магнус.

— Подоспевший Парис окончательно огорошил графа:

— Это твоя дочь, Магнус.

Старик смотрел пронзительным взглядом, подчеркивающим ястребиные черты его лица. Он вопросительно поднял брови, поглядев на Париса, а потом перевел глаза на нежную прелестную девушку. Она так похожа на Даниэль, его драгоценную любовь! Однако нет никакого сомнения, девушка из рода Кокбернов. Немного придя в себя от потрясения, Магнус почувствовал боль, стиснувшую грудь, и как подкошенный упал в кресло. Потом медленно проговорил:

— Все это кажется невозможным, но я не могу отрицать очевидное. Боже мой, мальчик, где ты ее нашел?

Табризия, пережившая столько потрясений за один вечер, опустилась на колени и заплакала. Парис понимал, что сейчас лучше не успокаивать ее, но Магнус кинулся ей на помощь

— Не трогайте меня! — яростно выпалила девушка, и старый граф сжался от горечи.

— Это долгая история, Магнус. Началась она лет десять — двенадцать назад. Я был с отцом в Эдинбурге, когда умерла молодая француженка. Она отдала Ангусу ребенка, и он отправил его в приют. Для меня это ничего не значило, мне было тогда четырнадцать или пятнадцать. После смерти отца я проверял бухгалтерские книги и обнаружил, что за девочку Лямонт все еще идут деньги в приют. Увидев ее, я заподозрил, что она из Кокбернов. А узнав позднее, что ее назвали в честь города, как и всех нас, убедился в этом. Я догадался, что это ребенок не моего отца, и остался только ты, Магнус.

— Боже мой, если бы я только знал! Деточка, прости меня, — тихо сказал граф.