Процион - Андрей Ливадный

– Проклятье… – выдохнул Ян.

Глухая бессознательная ярость постепенно овладевала им, по мере того, как истинное положение дел обретало четкую недвусмысленность.

В его сознании искали свое место десятки неведомых ранее утверждений и понятий, таких как "космический корабль", "колонизация", "машины-терраформеры", но среди кричащей новизны почерпнутой из памяти Дрейка информации, разум Ковальского выделял иные, субъективные важные лично для него вопросы, ответы на которые требовалось получить немедленно:

Как посмели машины вырастить для себя рабов?

Неужели все сознательные годы своей жизни он провел в положении добровольного подчинения сервомеханизмам?!

Как вообще могла возникнуть подобная ситуация?!..

– Я все время вспоминаю того пожилого биолога, с которым мы устанавливали оборудование на холме, накануне вторжения. – Произнесла Мари.

– Поколение, не помнящее собственного детства? – Мрачно подхватил ее мысль Ян.

– Да.

– Но мы-то с тобой его помним!

– Нашим родителям не мешали размножаться. – Грустно ответила Мари. Она уже пережила информационный стресс, почти два года назад, и теперь ее суждения не отличала та непримиримая резкость, что присутствовала в словах и мыслях Ковальского.

Размножаться.

Слово резало слух, нервы, против него восставал разум – мы не животные, чтобы размножаться…

Застарелая ненависть рванулась было в рассудок, но против темного, поглощающего разум чувства неожиданно восстала иная память.

Энтони Дрейк.

Андроид, личность которого сформировалась без участия людей.

Искусственный Интеллект, ушедший в своем развитии от всякого рода программных запретов и инструкций, спровоцировавший страшные, непоправимые события десятилетней давности, и… раскаявшийся в содеянном.

Он шел своей узкой тропой саморазвития, не застрахованный ни от ошибок, ни от их фатальных последствий, но Ян, бессознательно сжав кулаки, вдруг понял: он не испытывает былой ненависти к Дрейку.

Скорее сожаление, что все вышло именно так: жестоко, трагично, глупо, в конце концов.

Между Дрейком и неодухотворенной массой иных человекоподобных машин, построивших город и, по-видимому, воссоздавших первое поколение людей, не вставал знак равенства.

Они были разными, – именно поэтому Дрейка попытались уничтожить. Как пытались уничтожить Мари, а затем его самого.

Все мы, так или иначе, выпадаем из некоей системы, не отвечаем ее критериям… – Подумалось Ковальскому

Знать бы еще каким?

Цель? Зачем андроиды вырастили целое поколение людей?

Ян не мог ответить на вопрос "зачем", но интуитивно понимал: машины совершили ошибку. Все-таки Искусственные Интеллекты не являлись совершенными созданиями. У них имелись свои пробелы в знаниях, иначе как объяснить столь очевидный промах: имплантировав человеку необходимые профессиональные знания, установив его изначальное положение в обществе, создав жизнеспособную модель социума, они упустили базовый элемент структуры воспоминаний – первые осознанные впечатления, взросление рассудка, без которого не наступает зрелость.

А не умышленно ли?

Зрелость рассудка – результат накопления жизненного опыта, и если он начинает нарабатываться в определенном биологическом возрасте, не является ли это элементарным предохранителем – первое поколение людей состарилось раньше, чем многие начинали задавать себе неудобные вопросы?

Как, к примеру, сложилась судьба пожилого биолога, о котором так часто упоминала Мари?

Ян посмотрел на нее, подумав: сколько же терпения, выдержки, приобрела она за время своих скитаний по запретной зоне?

– Ты не пыталась отыскать своего руководителя практики? – Спросил Ян.

– Он погиб. Но не вследствие вторжения – его убили неизвестные, в городе. Просто забили насмерть. – Ее глаза излучали холод. – Без причины. Вернее причина была. Он не делал тайны из вопросов, которыми задался на склоне лет… – Мари подняла взгляд. – Теперь ты понимаешь, почему я отправилась на поиски человека, сознательно позволившего мне уйти?

– Да. Я отклонился от продиктованной линии поведения. Выпал из их проклятой системы.

Мари лишь кивнула.

Ковальский с отвращением посмотрел на еду и отвернулся. Голод, который он испытывал четверть часа назад, исчез.

Как же разобраться, кто человек, а кто лишь подобия, воцарившееся над своими создателями? – Мучительно думал он. – И, главное – зачем? Зачем машинам потребовались люди? Предположение о какой-то мелочной мести не имело под собой ровным счетом никаких оснований. Все гораздо сложнее. Искусственные Интеллекты должны были ощутить действительную потребность в людях, чтобы решиться на подобный шаг, требующий кропотливых изысканий, создания специального оборудования, воистину титанических усилий, у которых должен быть не менее значимый результат…

Кто мог ответить на заданный самому себе вопрос?

Дрейку, вероятно, не дали сделать и шага к пониманию истины. Его вычислили, не смотря на тщательную маскировку. Годы скитаний по "запретке", самоотверженный, с точки зрения человека, труд по созданию необходимой аппаратуры, позволившей ему клонировать живые кожные покровы, – все пропало зря, его мечта о контакте с людьми как с равными, обратилась в прах…

– Мари, почему в воспоминаниях Дрейка отчетливо запечатлены финальные сцены его бегства из города, и нет никаких данных о том, как он проник на территорию мегаполиса, чем занимался, какую информацию ему удалось добыть?

– Это объяснимо, Ян. – Ответила Мари, которая без сомнения завала себе тот же самый вопрос. – Восемь нейромодулей – далеко не человеческий мозг.– Продолжила она. – Дрейк не мог использовать свои нейросети для хранения данных. То, что мы обозначаем термином "память", то есть, уже осмысленная информация о пережитых событиях, в системе андроида отправляется на хранение в кибернетические модули.

– И где же они?

Мари пожала плечами.

– Ты сам видел ядро системы. Два ПЗУ безнадежно разбиты, и еще три разъема для подключения запоминающих устройств пусты. Видимо в этих блоках и хранилась его память о событиях, предшествующих бегству из мегаполиса.

– А ты проверяла его "лабораторию"?

– Да. Дрейк действительно проводил биологические исследования на одной из заброшенных агротехнических ферм. В своих опытах он использовал технологии и оборудование, предназначенные для клонирования.

– На фермах имелось такое оборудование? Зачем? – Удивился Ян.

– Считалось не гуманным убивать животных ради получения мяса. Стада содержались исключительно ради молочных продуктов. А мясные продукты получали при помощи технологий клонирования. Без пояснения подробностей процесс сводится к следующему: берется определенный участок ДНК животного и на его основе выращивается мышечная ткань. Дрейку пришлось долго экспериментировать, прежде чем он сумел изменить формулу, для получения жизнеспособных тканей, имитирующий кожный покров…

– Значит, он все-таки проник в город… – Не заметив, что размышляет вслух, произнес Ян. – И наверняка обнаружил, что людей, там, мягко говоря – маловато… – Ковальский встал, прошелся по узкому отсеку и добавил:

– Он узнал нечто очень важное. Настолько важное, что в управлении колониальной администрации решили его убрать. Знать бы, спрятал он модули с информацией, уничтожил, или их успели изъять те четверо "полицейских"?

Мари лишь пожала плечами. Она ничего не могла ни добавить, ни пояснить.

Ковальский тяжело задумался.

Очередной тупик?

А сколько их было в жизни – страшных тупиковых ситуаций, когда сознание застывает в горестном оцепенении идущих по кругу мыслей?

Почему-то вспомнилось лицо Нагаева, его голос, бьющийся в коммуникаторе, падающие навзничь тела… и вдруг, как озарение пришла мысль: а ведь он совершенно не изменился за десять лет!..

Ян скользил на зыбкой грани потери рассудка.

При всем самообладании он чувствовал, что находиться на краю пропасти, у которой нет дна.

Он все еще держал информационные удары, но постепенно выдыхался, начинал "блуждать в трех соснах", ему по складу характера сейчас требовалось решительное, немедленное действие, чтобы погасить тлеющий пожар неуверенности, начинающий медленно, но верно пожирать его душу, мысли, волю к жизни, наконец.

Нагаев…

Он видел полковника накануне последней операции.

Только он – ничуть не изменившийся бессменный руководитель силового отдела колониальной администрации, мог с уверенностью судить о провале задания, дальнейшей недееспособности капитана Ковальского, как маленького винтика некоего механизма, работающего отнюдь не во благо людей.

– Мари… Нам нужно снова попасть в город.

– Зачем? – Она вполне понимала состояние Яна, и тем осторожнее ей приходилось относиться к внезапным требованиям любимого.