НГ (Не Говори) - Анастасия Мальцева

Некоторые интересовались, почему я прибегла к такому нетрадиционному методу, вместо того, чтобы, как и раньше, помогать тем, кто попросит сам. Но я подумала, что на много интереснее преподнести это человеку, который сидит и не о чем не подозревает, воспринимая все как дар свыше.

Теперь я совмещала благотворительность с пением на сцене, вместо церкви. Стали появляться поклонники, и меня начали приглашать в различные проекты и рекламу. Вскоре времени на благотворительность становилось все меньше и меньше, но таблоиды пытались очернить меня всякими грязными слухами, поэтому я усилила эту сторону своей деятельности и вернула свое доброе имя. Именно тогда я открыла официальный фонд имени себя, ставший довольно-таки популярным и востребованным. Я ездила по всему миру, чтобы облагодетельствовать бедняков и обделенных. Став известной с помощью пения, я поняла, что теперь обо мне больше говорят именно в ключе благотворительности, поэтому, естественно, на это я отводила большую часть времени.

Меня поражали те, кто имел финансовое благосостояние, но отказывал моему фонду в финансировании. Вскоре эти жадные личности находили нелицеприятные отзывы о себе в прессе и телевидении. Конечно, это делалось не мной лично, чтобы не запятнать свою честь, я прибегала к иным помощникам. Я возмущалась глупости окружающих, которые отказывали сами себе в возможности сделать добро, которое им обязательно зачтется и в этой и в той жизни.

Спустя пару лет после свадьбы, муж заявил, что хочет ребенка. Многие мои сверстницы уже давно обзавелись потомством, но я не могла себе этого позволить, видя их раздобревшие фигуры. Для меня было неприемлемо так изуродовать свое тело, поэтому я решила усыновить кого-нибудь. Как-то, будучи с миссией в Никарагуа, я приметила очень симпатичного мальчика, коих не встречала ранее среди этих обездоленных. Да что там, даже среди обычных детей. Тогда я решила усыновить именно его. Муж требовал собственное дитя, но я сказала, что либо этот, либо никакого. Процесс усыновления начался, но муженек пошел на попятную. Отказаться от мальчика я уже не могла. Что бы обо мне тогда заговорили? Так что великовозрастного ребенка я променяла на маленького, принесшего мне новых почитателей.

Как-то я с волонтерами застряла в одном из аэропортов Боливии.

Нам предоставили какие-то ночлежки, где из развлечений не было совершенно ничего. Тогда я и нашла Библию в ящике прикроватной тумбочки, которую стала читать от скуки. Меня очень увлекло это занятие.

Я узрела много вещей, которые не видят живущие на нашей земле. Я увидела свои деяния, как заслуживающие моего дальнейшего пути к свету, который я и продолжила с еще большим рвением после того, как смогла покинуть этот клоповник.

Я стала просвещать массы, указывая им верный путь. Меня приводили в исступление лица, смотрящие на меня во время произнесения мной речи, а невежды, отворачивавшиеся, усмехавшиеся или уставившиеся с непонимающим или отчужденным видом, вызывали поначалу злобу. Но со временем к таким особям я стала относиться снисходительно, жалея их и предвидя огненную гиену, уготованную им.

Глобальные катастрофы и эпидемии были очень плодородной почвой для моего фонда. Сразу начиналась шумиха, куча финансовых притоков и возможностей продвижения. Я всегда была на гребне волны и там, где нуждались больше всего. Именно поэтому я и помчалась в Японию, как только услышала об этом жутком землетрясении. Последнее, что помню, развалины в Ибараки и летящая мне на голову балка.

По ходу повествования выражение лица новенькой сменилось с благоговейного от мысли о попадании в круг почитателей ее заслуг и добродетелей, на изумленное от того, что речь ее оказалась не столь официальной и стройной как обычно, выдав многие факты, которые она всегда старалась скрыть.

– Давайте поблагодарим Альберту за то, что она поделилась с нами своей историей.

– Спасибо, Альберта.

Кто мог осудить человека, целью которого был Рай? Но хотелось спросить эту женщину: возможно, стоило стараться просто жить так и делать такие поступки, чтобы быть достойным попадания туда, а не ставить каждый раз галочку, подав бездомному и требуя его преклонения. Но мы не имели такой возможности. Да и кем мы являлись, чтобы осуждать?

– Джемма, давай теперь послушаем тебя…

Незнакомка

(входит в сборник «Рассказы»)

Мэри укладывала нашу двухмесячную малютку Сюзи. Она была такая крохотная, что я боялся к ней прикасаться. Она еще ничего не умела делать, только постоянно пачкала памперсы, сосала сиську и улыбалась своим беззубым ртом, когда дядя Генри корчил рожи, которыми он доставал в детстве и меня. Ну, еще, конечно, она любила плакать.

О, да! Это малышка Сюзи умела делать отменно.

Говорят, что отцы хуже осознают свое положение, нежели матери, и родительское чувство приходит к ним постепенно. Особенно, если отцом стал двадцатилетний сопляк. Но, черт побери, как только я взял на руки эту кроху, я понял, что она единственное, ради чего стоит жить.

В дверь постучали. Я подумал «кому в такую погоду неймется ходить в гости?». Если бы это оказались очередные миссионеры, я бы засунул в их вымокшие под ливнем задницы их же поганые листовки и махнул на прощание ручкой. Эти мерзавцы, считающие, что если мы не примкнем к их миссии, будем вечно гореть в аду, уже три раза на этой неделе оказывались на нашем пороге. А ведь сегодня только среда, черт бы их побрал! Я неохотно отставил бутылку пива, когда в дверь постучали второй раз.

– Кто там? – раздался голос Мэри. И как только ей удается все слышать сквозь шум дождя и вопли Сюзи.

– Я открою, – крикнул я.

Чертыхаясь, я добрался до двери и распахнул ее настежь, уже почти уверенный в том, что это очередные свидетели апокалипсиса или нового мессии.

– Здравствуйте, могу я чем-то помочь? – спохватился я. Передо мной стояла молодая девушка, промокшая насквозь. Она дрожала в своем крохотном платьице, облепившем ее хрупкое тельце. Светлые волосы прилипли к лицу, и с них текли холодные струйки, заставляющие кожу покрываться мурашками.

– Можно воспользоваться вашим телефоном? – стуча зубами спросила незнакомка, – пожалуйста…

– Д-да, конечно, – я посторонился, приглашая девушку в дом и наблюдая, как она оставляет за собой мокрые следы, образующие маленькие лужицы. Мэри это не понравится. Ох, как не понравится.

– Кто там, Джон? – снова крикнула жена.

– Позвонить хотят, – ответил я через чур быстро.

– Что? – видимо, Мэри показалось странным, что в двадцать первом веке еще остался кто-то, кто не носит с собой мобильник. Она спустилась вниз с продолжающей рвать глотку малышкой и оторопело уставилась на гостью, – добрый вечер, – с неуместной вопросительной интонацией произнесла она, растерявшись.

Девушка чуть вздрогнула и робко произнесла:

– Добрый вечер, миссис. Вы не против? Ваш сын разрешил воспользоваться вашим телефоном.

Мэри напряглась. Она сверкнула глазами и нервно сказала:

– Конечно. Звони.

И заторопилась обратно в комнату вместе с надрывающейся Сюзи.

Надо сказать, что мы с Мэри были не обычной парой. Конечно, в новом тысячелетии пора закрыть глаза на старые предрассудки, что мы и сделали. Но большинство придерживалось старых стереотипов и судачило у нас за спиной, говоря, что она мне в матери годится. Честно говоря, надо признать, что технически в этом есть доля правды, моя мать старше ее всего на два года.

Мы познакомились на съемках фильма, режиссером которого была Мэри. А я играл главную роль. Это была ее пятая картина. Первую она начала снимать в возрасте двадцати пяти лет, и потом по одной картине в три года, так что к сорока она стала пусть и не самой известной женщиной-режиссером, но, скажем так, пользовалась популярностью в определенных кругах. Мэри занималась, как она считала серьезными вещами, не тратя время на комедии и иную чушь, в которой до ее фильма снимался я. Вообще-то, я всегда был склонен думать, что делаю нечто важное, и моя работа не просто лицедейство, а что-то сродни волшебству. Мои предыдущие картины принесли мне тоже некую известность в иных определенных кругах, коими по большому счету были девочки-подростки или их не нагулявшиеся в свое время мамаши. Мне хотелось завоевать любовь и других зрителей, показать, на что я способен, что я серьезный актер, а не просто симпатичная мордашка с кудряшками и голубыми глазами. Так я и познакомился с Мэри.

Многие считали, что она мне нужна для продвижения по карьерной лестнице, что она слишком стара и слишком некрасива для такого, как я, который может заполучить любую молодуху, какую бы ни выбрал. Да, она была чуть моложе моей матери, которая придерживалась общего мнения о том, что моя Мэри старая шлюха, развращающая ее любимого сыночка, но я ее не виню, хотя с тех пор, как Мэри забеременела, мы не общались. Если бы только мама знала, сколькие до этой «старой шлюхи» уже имели возможность развращать ее сынулю, она, возможно, пересмотрела бы свое отношение к этому вопросу. Но она и слушать ничего не хотела, искренне веря, что я был чуть ли ни ангелом до встречи с ней.