Мнимая смерть - Томас Энгер

Яшид молчит.

Полицейский 1: После того как вы получили эсэмэс, вы поехали на площадку, где она снимала кино. Там вы ее изнасиловали и закопали в яму. После чего вы подобрали несколько тяжелых камней и бросали ими в нее, пока она не умерла. Достойное наказание, так ведь? За неверность?

Яшид смотрит на полицейских. Адвокат Яшида наклоняется и шепчет что-то ему на ухо. Яшид склоняется над столом.

Яшид: Я лублу Мону. Я не виноватый.

Полицейские переглядываются и вздыхают.

Текст на черном фоне: «Пять месяцев спустя».

13. Павильон — Городской суд Осло — середина дня:

Яшид сидит рядом со своим адвокатом. Через несколько рядов от него сидит Харальд Гордер. Он удручен, находится в дурном расположении духа. Фарук Икбаль тоже здесь. Он выглядит напуганным. В зал входит судья. Все встают.

Судья: Прошу садиться.

Все садятся. Судья смотрит на присяжных.

Судья: Присяжные вынесли вердикт?

Старшина присяжных: Да, вынесли.

14. Павильон — Городской суд Осло — середина дня:

Яшид крупным планом. Он смотрит в пол. Он очень нервничает. Камера переводит фокус. В конце зала сидит Мерете. Камера берет ее в фокус. Фокус держится на ней, пока староста присяжных зачитывает вердикт.

Старшина присяжных: В деле против Яшида Икбаля мы, присяжные, признаем его виновным по всем пунктам обвинения.

В зале начинается ликование. Мерете смотрит на Харальда Гордера. Она улыбается ему. Гордер отводит от нее взгляд и уходит. Мерете достает мобильный телефон. Она набирает текстовое сообщение. Мы видим, что она пишет.

«Один готов. Но их осталось еще много».

Она перелистывает свои контакты, находит Мону и нажимает на клавишу «отправить».

Конец

В некотором разочаровании Хеннинг откладывает сценарий в сторону и протирает глаза. Как будто реклама обещала леденящий кровь триллер, а вместо этого ему показали средненькую драму. Сценарий был для него ящиком Пандоры. Но в нем ничего не говорилось об электрошокерах, кнутах и отрубленных руках. Хеннинг даже начинает задумываться, а не существует ли другого, более жесткого варианта.

Сюжет фильма был нормальным: две женщины инсценируют убийство и делают так, что любовника одной из них арестовывают и осуждают за преступление, которого тот не совершал. Это всего-навсего выдуманная ситуация, размышляет Хеннинг, сценарий желаемого. Если перевести его в реальную жизнь, то Мона и Мерете — это Хенриэтте и Анетте соответственно, а Махмуд Мархони — это Яшид Икбаль. А Тарик — это Фарук.

До сих пор все верно, думает Хеннинг. И до сих пор все прекрасно совпадает с его собственными предположениями. Махмуд Мархони невиновен, а кто-то пытается его подставить. Текстовые сообщения, намеки на неверность, жесткий последний секс, граничащий с изнасилованием. Подозреваемому нелегко выбраться из плена таких доказательств, особенно если он отмалчивается на допросах.

Но кто такой Харальд Гордер? Судьбе его семьи отведено в сценарии так много места, что это должно быть важным. Имеет ли эта семья такое же значение в реальной жизни? Как говорила его мама, это просто кино. И кино не обязано быть зеркальным отражением реальности.

Но Хеннинг все равно развивает эту мысль. Харальд Гордер изменял жене с Моной, больше не с кем, а неверность наказывается побиванием камнями. Но почему Гордер и Мерете переглянулись в конце фильма? Почему она улыбнулась?

Значит, прототип Гордера знаком с Анетте. Кто-то из круга общих знакомых девушек состоял в любовных отношениях с Хенриэтте, думает он. Единственный подходящий человек, кто приходит ему на ум из тех, с кем он уже встречался, — это Ингве Фолдвик. Но Фолдвик не читал сценария, это не может быть он. Если, конечно, Фолдвик не врет. Но зачем Фолдвику врать об этом? Должен же он знать, что подобные утверждения очень легко проверить, если только полиция захочет. Следы в его компьютере, копии сценария где-нибудь в офисе или дома. Если его поймают на такой очевидной лжи, то сразу в наручники, и здравствуй, тюрьма Уллерсму. В окружении девушек должны быть и другие взрослые, думает он, другая семья. Может, семья Анетте? Или Хенриэтте?

Он думает о Хенриэтте. О красивой, веселой, открытой Хенриэтте. Что же ты за человек на самом деле? Любительница провокаций со смыслом, как выразился Фолдвик. Хеннинг понимает, что имел в виду преподаватель, хотя проблема шариата в сценарии освещена очень слабо и не детализирована. Но главная мысль очевидна — придурки, отстаивающие законы шариата, должны убираться, мы — для нашей же собственной пользы — не должны стесняться никаких средств для защиты нас самих и нашей культуры, женщины всего мира, объединяйтесь и не оказывайтесь в подобной ситуации.

Но где же порох? Где опасность? Где оскорбительные реплики, аргументы, из-за которых кто-то решил претворить сценарий в жизнь? Хагерюп не сравнишь с Тео ван Гогом, нидерландским режиссером, снимавшим критические фильмы об исламе, убитым восемью выстрелами из пистолета в Амстердаме в 2004-м. После этого убийца ван Гога перерезал ему горло и воткнул в грудь два ножа, приколов к ним длинное письмо с угрозами. Насколько известно Хеннингу, Хенриэтте раньше не относилась к исламу с особой враждебностью. У нее даже был любовник-мусульманин.

Чем больше Хеннинг размышляет об этом, тем больше он убеждается, что за всем этим стоит кто-то из ближайшего круга Анетте и Хенриэтте. Надо выяснить, кто должен был сниматься в фильме, думает он, у кого был доступ к сценарию. Убийца или убийцы должны быть в числе этих людей.

Глава 43

Он изо всех сил борется с желанием снова позвонить Анетте. Слишком рано. Она ясно дала понять, что Хеннинг не должен пытаться помочь ей, да и ему, прежде чем снова связаться с ней, хочется получше разобраться в этом деле.

Вместо Анетте он звонит Бьярне Брогеланду. Хеннинг получил номер его мобильного после допроса в Управлении полиции. Брогеланд отвечает почти сразу.

— Привет, Бьярне. Это Хеннинг.

— Привет, Хеннинг! Как дела?

— Э-э-э, хорошо. Слушай, мы можем встретиться?

Наступает короткая пауза.

— Сейчас?

— Да. Лучше всего немедленно и в каком-нибудь нейтральном месте. Мне надо с тобой кое о чем поговорить.

— Ты хочешь встретиться как журналист?

— Ну, я не совсем уверен.

— Это имеет какое-то отношение к Тарику Мархони?

— Нет. К его брату. И Хенриэтте Хагерюп. И поэтому можно сказать, что это имеет отношение и к самому Тарику. Я не совсем уверен.

— Ты не совсем уверен?

— Да. Но я гарантирую, что тебе захочется услышать мой рассказ и посмотреть на вещь, которая у меня есть. Просто я не хочу говорить об этом по телефону.

Тихо, тихо, думай, думай.

— Хорошо. Где ты хочешь встретиться?

— В «Лумпе».

— Ладно. Смогу быть там через пятнадцать минут.

— Отлично. Тогда до встречи.

Из кафе «Ден Гуде» Хеннинг решает поехать на такси, каким бы идиотским ни казался этот поступок. Он выходит на улицу Фреденсборгвейен и ждет свободную машину несеребристого цвета. Машина эта произведена не в Германии, и на крыше у нее нет таблички А2052. Водитель — пожилой седой мужчина в серых очках, пахнущий одеколоном «Олд Спайс». Он не слишком разговорчив.

Это вполне устраивает Хеннинга и означает, что, пока они едут мимо улиц, домов, людей и машин, у него есть время подумать. Он всегда чувствует удивительный покой, когда едет на машине, но не сам ее ведет. Кажется, что ставишь самого себя на паузу, когда весь мир вокруг несется на ускоренном воспроизведении.

Он размышляет о том, что должно было твориться в голове у Хенриэтте Хагерюп, когда она поняла, что ее собственный сценарий вот-вот воплотится в жизнь, а главная роль достанется ей самой. Может быть, она не успела этого понять. Может быть, она не успела отреагировать, до того как была парализована электрошокером, а первый удар камнем получила не приходя в себя.

Он надеется, что так оно и было. И надеется, что Анетте будет вести себя осторожно. Потому что если Хенриэтте убили из-за сценария, то нельзя исключать, что следующей жертвой может стать Анетте.

Глава 44

Ресторан «Олимп», как на самом деле называется «Лумпа», в начале октября 2006 года был закрыт на капитальный ремонт и спустя немногим более года открылся снова. Хеннинг часто захаживал в «Лумпу» до того, как произошло То, О Чем Он Не Думает. Здесь можно было неплохо поесть и выпить кружечку пива. Местечко без претензий, с не слишком раздутой от собственной важности клиентурой и внимательным персоналом.