У ночи длинная тень. Экстремальный роман - Olga Koreneva

Он произнес это так, будто «… из соседней квартиры…»

- Такая бабка бодрая, в шляпке тридцатых годов, вон она чешет через двор, общественница ненасытная, во-во, поднимается по лестнице, сейчас в двери трезвонить будет, смехота!.. Эту в семьдесят восьмом похоронили. Тоже та еще эпоха.

И он принялся ржать как сумасшедший, входит в соседнюю оградку, и ржет, аж согнулся, сейчас описается от смеха. Мне тоже становится смешно, хотя никакой бабки я не вижу. Но я хихикаю и иду за ним. Тут мы вдруг снова оказываемся в каком-то могильном баре, сидим за столиком, на котором красуется бутылка шоколадного ликера и бокалы с этим же напитком, на тарелках – пирожные. Фитк замолк, отдышался, пригубил свой ликер, и завел очередную историю:

- Инженер Рожков издал короткий вопль:

— Опаздываю!

И бросился к двери.

— Подожди, — крикнула вдогонку жена. - Выйдем вместе!

Рожков сдернул с вешалки пальто, повернул дверной замок. Жена торопливо подкрашивала губы.

— Сейчас, сейчас. Одну минутку...

Тут в дверь позвонили. На пороге появилась невысокая, сухонькая старушка в старомодной черной шляпке.

— С добрым утром! — она приятно улыбнулась. — Извините, что побеспокоила... Я, простите, из домоуправления. Я, понимаете ли, являюсь представителем от нашей домовой общественности.

Старушка поискала глазами стул, села и начала рыться в своей сумочке.

— Видите ли, — сказал инженер, — нам сейчас очень некогда, торопимся. Нельзя ли как-нибудь в другой раз...

— Вы уж меня извините, но дело — прежде всего. Наша общественность поручила мне...

— Знаете, мы опаздываем на работу, — жена Рожкова то вынимала, то снова опускала ключ в карман.

Старушка учтиво кивнула и вытащила, наконец, из сумки какие-то списки.

— Простите, пожалуйста, я только на одну минуточку.

Говорила она старчески неторопливым, вежливым голосом.

— Будьте так добры, разрешите взглянуть, заплачено ли у вас за квартиру...

— Заплачено, заплачено, на прошлой неделе платили, — жена нервно взглянула на часы.

Инженер сунулся, было, к двери, но жена удержала его.

— Петя, да подожди же!

— О, не беспокойтесь, я вам верю, — старушка часто закивала головой. — Но, очень извините, порядок прежде всего. Извините, что вынуждена побеспокоить...

— Вера, где у нас расчетная книжка? — отрывисто бросил Рожков, направляясь с портфелем под мышкой в комнату.

— В столе, в самом низу! — торопливо сказала жена.

В комнате что-то зашумело, грохнуло.

— Черт возьми! Да где у тебя счета? — раздраженно крикнул Рожков.

— В столе! Что ты там уронил?

Жена бросилась в комнату.

Навстречу ей вышел Рожков в съехавшей набок шляпе, потный. Он протянул старушке расчетную книжку.

— О, простите, извините, — старушка сокрушенно покачала головой и начала аккуратно перелистывать ее. — Порядок неотъемлемая часть разума, — приговаривала она, отыскивая нужную страницу. — Представьте себе, я никогда не могла понять людей, у которых нет порядка... Простите, какая это квартира? Сто восемнадцатая?.. Рожковы? Ах ты, господи, опять очки забыла, ничего не вижу без очков...

Когда посетительница ушла, Рожковы разом посмотрели на часы, каждый на свои, и беспомощно переглянулись.

— Я предлагаю напиться чаю как следует, не спеша, — сказала жена. — Теперь все равно опоздали.

— Теперь все равно, — уныло согласился инженер. — Там уже летучка идет вовсю. Черт знает что... Давай ставь чайник.

А в соседней квартире уже перекатывался округлый мелодичный голос старушки.

— Я от домовой общественности, насчет, знаете ли, квартплаты...

— Здравствуйте, Лидия Аркадьевна. Только... Понимаете, в магазин собралась. Вот, одетая стою.

— Ах, это вы, Раиса Семеновна! А я, представьте, как-то запамятовала, что вы здесь живете... Мне казалось, что на пятом этаже...

— Что вы, что вы, Лидия Аркадьевна, вы ведь только позавчера у нас были.

— Была? Ах, простите! Значит, у вас я уже проверяла квартплату...

— А как же! Проверяли, проверяли... — полная женщина в шерстяном платке устало вздохнула.

— Простите, извините, ради бога. Значит, проверяла... Сейчас, взгляну только на списочек... Ага... Седьмой этаж. Вот он. Так и есть, проверила. Уж вы извините, пожалуйста.

— Да ничего... Вы присядьте, Лидия Аркадьевна, вот стул.

Старушка села.

— Кстати, мне не терпится узнать, — начала она,— пьете ли вы по моему совету чайное молоко? А? Пьете?.. И как оно на вас действует?

— Пью, Лидия Аркадьевна, пью. Как скипячу молоко, и туда, значит, сразу чай. И сразу этак легко сделается, вроде бы и не болела. Отляжет вроде. Очень облегчительно.

— Вот-вот! — обрадовалась старушка. — Я, представьте, моментально помолодела, как стала этот чай пить. С позволения сказать, зарядку по утрам делаю, общественной работой занимаюсь. И, представьте се¬бе, не болею!

Старушка улыбнулась ясной улыбкой, поднялась со стула и сделала несколько приседаний.

— Вот. Не кажется ли вам, что это служит наглядным примером для вас, молодых?

— Да какая уж я-то молодая, — отмахнулась женщина. — За пятьдесят уж.

— А мне, извините, за семьдесят, — улыбнулась старушка. — Я, понимаете ли, тысяча восемьсот девяносто седьмого года рождения... И бодра, легка. Даже, простите, изящна. Вот, убедитесь!

Старушка уперла свои сморщенные кулачки в бока, слегка подпрыгнула, вскинула ногу в зашнурованном ботинке, потом — другую.

— Ну, уж это я не знаю... Это уж вообще... - женщина уважительно закачала головой.

Через полчаса голосок Лидии Аркадьевны слышался в квартире этажом ниже.

— Какой чудесный сервиз, Галина Ивановна! Совершенно исключительный сервиз. Как сейчас помню, покойный свекор мой привез подобный же сервиз из Неаполя. На двадцать четыре персоны. Чудо!.. Чудо, что за сервиз. В то время я еще посещала классы балета мадам Фуке... А вы, Галина Ивановна, простите, пожалуйста, но просто любопытно, где вы достали подобный сервиз?

По розовому лицу дамы в цветастом фланелевом халате блуждала сонная теплая улыбка.

— В комиссионном купила, где же еще? К свадьбе дочери приготовила. Кстати, слышали новость? Миша Семенов вчера женился. Да Миша, с пятого этажа.

Старушка задумалась, вспоминая.

— Миша?.. Позвольте... Как же это? Кажется, я его не так давно поймала. Он еще дерево сломал. Помнится, очень хотелось мне ему уши надрать, да, да. Теперь вспомнила. Белобрысенький такой мальчик…

— Вот, вот, именно белобрысенький, — на румяных губах дамы заиграла усмешка. — Только мальчик этот недавно кандидатскую защитил.

— Миша?! — всплеснула руками старушка. — Не может быть! Теперь вспомнила: Миша, Миша Семенов, с пожарной лестницы упал который.

— Тот, тот самый...

— Извините меня, Галина Ивановна, — вежливо, твердо сказала старушка. — Тот Миша, который с лестницы, не мог жениться. Он слишком мал.

— Простите, — обиделась дама. — Мне кажется, метр восемьдесят, или что-то в этом роде, рост... э-э... вполне достаточный для женитьбы.

— Я, конечно, извиняюсь, Галина Ивановна, — старушка встала и начала собирать разложенные на столике списки, — но я, кажется, ничем не подала повода для подобных насмешек. Я еще в твердом уме и, так сказать... в памяти, и не собираюсь заниматься мистификациями.

— Да что вы, Лидия Аркадьевна. Вы, должно быть, забыли. Ей-богу, я правду говорю, что Мише Семенову уже двадцать пять лет и что он вчера женился, если не верите, спросите, — уговаривала дама.

Но старушка и слушать не стала. Защелкнула свой ридикюль и ушла.

На сегодня намечено было обойти весь этот подъезд.

Седые паутинки волос выбились из-под шляпы, старомодные каблуки гулко стучали по ступеням. Лидия Аркадьевна упорно игнорировала лифт. Раньше не было никаких лифтов, а люди были здоровее. Не надо только поддаваться усталости... И все-таки она устала. Серые ребра лестницы слились в одну бесконечную ленту. Двери квартир все похожи одна на другую. Зво¬нок. Молчание. Снова звонок.

— Я, извините, представитель от нашей домовой общественности...

В большинстве квартир никто не отзывался, значит, придется зайти в другой раз. Лидия Аркадьевна педантично записывала номера этих квартир в свой блокнотик.

На третьем этаже невольно спугнула влюбленную пару, совсем еще юную.

Очень хотелось объяснить молодым людям, что на подоконнике сидеть вредно, сквозняком может прострелить им поясницы, что курить еще вреднее, а бросать окурки на подоконник и лестничную площадку — но уж и вовсе... неэтично.

Объяснять все это было некому, потому что парочка мгновенно сбежала.

Повздыхала Лидия Аркадьевна, распахнула окно— выпустить табачный дым, подобрала окурки и стала пускаться на второй этаж.

Дверь, обитая порыжевшей от ветхости клеенкой, оказалась странно знакомой. Звонок. Еще звонок. Никого... Лидия Аркадьевна раскрыла сумочку, вытащила блокнот и карандаш, снова взглянула на дверь. Номер сорок три. Сорок три!.. «Ах ты, господи, свою собственную дверь не узнала. Это ведь совсем необыкновенный случай — не узнать свою собственную дверь! Да... Всякое может случиться с человеком!..— Она постояла с минуту перед дверью, посмеялась в душе над собой. – Конечно, звонить в эту дверь просто бессмысленно, потому что открыть-то ведь все равно некому».