Пепел богов. Трилогия - Сергей Вацлавович Малицкий

не могла рассмотреть, только почувствовала по наброшенной ею же насторожи, что все на месте, все оставшиеся двенадцать. Все забрасывали в рот рассыпающуюся на языке горячую кашу, только Теша сидела, не шевелясь, хотя миску ей в руки Тару сунул.

После ужина отряд погрузился в сон, только Тиджа поднялся на дальний холм, замер, окаменел, прислушиваясь к равнине, так, как умели только пустотники. Арма выждала, пока дыхание ее спутников успокоится, спустилась на берег, сбросила одежду, вошла в прохладную воду, ощутила ступнями шершавые ленты травы, оттолкнулась, зарываясь в чистый, не заиленный песок, и поплыла, хотя что там было в этой реке плавания — глубина в четыре локтя на середине, да всей ширины двадцать локтей. Но чтобы раствориться, раскинуться от неразличимого отсюда истока до недостижимого устья — хватило. Замереть, исчезнуть, разбежаться струями и умолкнуть тяжелыми омутами. Перестать быть ненадолго, чтобы наконец остаться с собою один на один…

Когда она поднялась из воды, то первое, что услышала, было чуть слышное рыдание. У берега таилось что-то белое. Арма подошла и разглядела сморщенное лицо Теши. Мугайка сидела в воде, свернувшись, выставив наружу только голову. Арма опустилась рядом, протянула руку, коснулась ее плеча, дождалась, когда та успокоится, обняла.

— Я устала, — стала шептать Теша. — Я просто устала. У меня даже нет больше сил ненавидеть этих троих из Пустоты. Да и чего их ненавидеть? Ты думаешь, у нас в деревне палхов ненавидели? Или волков? Глупо их ненавидеть. Их убивать надо. Все равно что молнию ненавидеть, она же ведь тоже иногда попадает в людей. Редко, но попадает. Я сама не видела, но рассказывали. Ненавидеть можно своего, который предал. Человека можно ненавидеть, который зла тебе желает. Даже тати, если он не палх. Вот Шувай хороший. Нес меня на руках и все какие-то мейккские колыбельные шептал. Я ни слова не понимаю, а он шепчет. Я сижу у него на руках и заплакать не могу, а он шепчет. Я говорю ему — «дурак», а он мне — «да, я дурак». И дальше шепчет. Ты не думай, я топиться не собираюсь. Во мне семя Лилая. Мне нельзя топиться. Я знаю, что я, конечно, не рожу ребенка, я погибну. Обязательно погибну. Мы все тут погибнем. С этим ничего не сделать. Даже Кай погибнет. Доберется до этой проклятой Анды и погибнет. По-другому не бывает просто. Но когда семя внутри, все по-другому. Пойми. Вообще все по-другому.

— Пошли, — сказала Арма, поднимая Тешу за плечи. — Ты замерзла. Надо отдохнуть. Завтра будет тяжелый день.

— Легких дней вообще больше не будет, — ответила мугайка, но послушалась и не сказала больше ни слова, пока Арма растирала ее тряпицей да одевала, укладывала, закутывала в одеяло. А потом Арма вернулась к реке, снова окунулась и стала медленно одеваться. Она никуда не торопилась, потому что чувствовала — зеленоглазый смотрит на нее в темноте, и странная дрожь охватывала ее от его взгляда.

Глава 13

ЛОШАДИ ВЕТРА

Через два часа бодрого шага дорога, которая виляла между прибрежными холмами, все-таки решилась перестелиться на другой берег. К удивлению путников, брод оказался замощенным все тем же камнем.

— Или река появилась позже дороги, — предположил Тару, снимая сапоги, — или строили ее очень старательные мастера. Но я бы предпочел мост.

— Вряд ли кто-нибудь ее строил, — заметил Кай, поглядывая на небо.

— Что ты хочешь там увидеть? — обеспокоился Эша, который старался больше приглядывать не за дорогой, а за зеленоглазым, словно именно от него исходила опасность.

— Однажды Непиш сказал мне, что шуметь в горах не стоит, — объяснил Кай. — Но если я не смогу обойтись без шума, то должен знать, что твари, которые обитают в ближних скалах, не самые опасные летуны в округе.

— Не скажу, что эта новость мне по вкусу, — сплюнул Эша и проводил взглядом уносящийся течением реки плевок. — Будь эти твари чуть умнее, наш пепел уже бы развеивался ветром. А в моем представлении — чем враг умнее, тем он опаснее.

— Враг играет с нами, Эша, — подала голос Илалиджа. — Мы заняты тем, что отбиваем стрелы, а надо бы добраться до лучников.

— До узников, — поправил Илалиджу Кай. — До узников, которые много лет назад расставили силки и ловушки, не предполагая, что их придется преодолевать их же спасителям.

— Тогда кто наш враг? — поднял брови Течима. — Или врага вовсе нет? Есть только силки и ловушки?

— Враг есть всегда, — произнес Тару, входя в воду. — Поверьте мне, много раз случалось так, что настоящим врагом оказывается тот, с кем ты ешь из одного котелка.

— Что ты хочешь сказать? — побледнел Усанува.

— Ничего, — наклонился, побрызгал водой лицо старик. — Только то, что у меня была длинная и непростая жизнь. Однако надо обуваться и идти дальше, пока моя жизнь еще длится. К тому же ветер усиливается, а ну как он принесет дождь? Дождь лучше встречать под крышей.

Ветер и впрямь усилился. Трава, стоявшая по обе стороны дороги стеной, заколыхалась, как море в волнение. Невидимые, сносимые ветром, гудели пчелы, где-то высоко голосила неразличимая птичка. Но туч пока что не было, желтое и холодное небо накрывало Запретную долину.

— Не может быть, — продолжал бормотать Эша. — Первый месяц весны. И что? В одном краю — спелые хлеба, в другом — луга в пояс. Может быть, тут и зимы нет? И вот если это все морок, а мы бы пошли сюда зимой, да разделись бы от жары, да добрались бы до самой Анды, да освободили этих двенадцать умников, что вляпались в ловушку на тысячи лет, и что? Морок бы развеялся, а мы, раздевшиеся от жары, на морозе и во вьюге? Хорошего было бы мало.

— Там, за горами, в деревне, где праздник, хорошо, — мечтательно заметил Шалигай. — Такой морок мне по вкусу. Если у нас ничего не получится и я выберусь отсюда, на тот год опять приду. Кай один заходил в долину, значит, и я смогу. Но в Танату эту заходить не буду.