Останкинские истории (сборник) - Владимир Орлов

В парке, у шашлычной, Шеврикука сразу же объявил Дуняше о цели своего прихода. «Хорошо, хорошо, — заверила его Дуняша. — Я принесу тебе их». Тотчас же Шеврикука осознал неловкость положения. Выходило, будто бы он, как при детских раздорах, явился требовать свои игрушки.

«Знаешь, — поспешил он, — мне-то нужна одна вещь. Для дела. Та монета, что теперь вправлена в перстень. А другая, фибула, пряжка, пусть так и останется украшением ремня…» Шеврикука не стал объяснять Дуняше, для какого дела ему понадобится золотая монета, условно названная Петром Арсеньевичем оболом, то есть пропуском куда-то, неизвестно куда, может, и в ловушку. Да и понадобится ли? Но предчувствие подсказывало Шеврикуке, что понадобится. И очень может быть, что этот обол и выведет его на Любохвата.

На другой день, при возвращении обола, Дуняша попыталась передать Шеврикуке и некие слова Гликерии. «Не надо! — остановил ее Шеврикука. — Не надо!» И все же он был принужден выслушать сведения об обстоятельствах нынешней жизни Гликерии и Дуняши. Когда Шеврикуку размуровали и возродили, обо всем тут же стало известно. От Гликерии отвернулись, в хорошее общество ее перестали приглашать. Да и она сама поняла, что натворила, пребывала в затворничестве и отчаянии. Ее уязвимость почувствовали Любохват с Продольным, потому и затеяли похищение. Но после похищения мнение о Гликерии изменилось, ее теперь жалеют, ей сострадают, и наверняка они с Дуняшей будут приглашены на зимний маскарад.

— Вот и повеселитесь, — сказал Шеврикука.

— Какие уж тут, Шеврикука, веселья, — печально вымолвила Дуняша. — А всю твою добычу Гликерия готова вернуть в коллекцию Тутомлиных.

Шеврикука пожал плечами и удалился, успев, уходя, произнести:

— Привет Петюле!

81

А во дворе дома на Покровке заканчивалось возведение бассейна Парадиза со стеклянной крышей-башней для амазонского змея Анаконды. При очередной встрече с Шеврикукой Сергей Андреевич Подмолотов напомнил о необходимости продегустировать провиант и напитки змея.

— И приятель ваш обещал посетить, — сказал Крейсер Грозный, — который со шпорами… Как его…

— Илларион… Илларион Васильевич…

— Вот-вот! Илларион Васильевич!

Шеврикука, полагая, что Крейсер Грозный от него не отвяжется, а собственное его любопытство не истает, попросил Сергея Андреевича назначить срок дегустации. Сергей Андреевич назначил. И сообщил, что со стороны змея принимать участие будут Алексей Юрьевич Савкин, зоотехник и ветеринар, а также всеобщий японский друг Сан Саныч. Игорь Константинович же с Илларионом Васильевичем могут привести с собой приятелей и приятельниц, хорошо бы — истинных гурманов.

— Не знаю, — сказал Шеврикука. — Я-то приду. А вот Илларион Васильевич может быть и занят. А может быть он и в отъезде.

Шеврикука опасался, что Илларион пошлет его подальше, но все же постучался к нему. Нет, Илларион о своем обещании помнил и желал корм змея попробовать.

Возможно, что сотворители Парадиза Анаконды изучали особенности Оранжереи, в чьей теплой воде одно время ютился змей, или они выразили в сооружении свои представления о рае. Бассейн Анаконды был хорош и озеленен листьями лотосов и викторий, хрустальным конусом (или шатром?) с серебряными перехватами возвышалась над ним воздушная башня, под ее стенами уже произрастали пальмы с бананами и корявые амазонские деревья, будто канителью, перевитые лианами. Цветные тропические птицы резвились в высях, на лианах же озорничали мартышки.

— Змей там, — указал Крейсер Грозный. — Дрыхнет. Но здесь еще недоделки. Пойдемте в гостиную.

— А пираний в Парадизе нет? — спросил Шеврикука.

— Нет! Нет! Как вы могли предположить!

В гостиной, примыкавшей к вольеру личной зебры зоотехника и ветеринара Алексея Юрьевича Савкина, столы были накрыты. Шеврикуку и Иллариона Васильевича принимали и не как гостей вовсе, а как работников, как экспертов и инспекторов, или даже аудиторов, уполномоченных подписывать заключительные и требовательные бумаги. Коли по итогам дегустации будут обнаружены несоответствия процветанию змея.

— Как будете проводить? — спросил Крейсер Грозный. — По спискам? Или по аппетитам? Если по спискам, надо начинать с овсов.

— По аппетитам, — сказал Илларион.

Список угощений змея Анаконды был составлен Крейсером Грозным по подсказкам Шеврикуки, вспомнившего о меню персидского слона, украшавшего Петербург в годы Елизаветы Петровны. В список попали и тростники, и ананасы, и мускатные орехи, и шафран, и макароны по-флотски, и солянка московская, и борщ, и сорок ведер виноградных вин, и шестьдесят ведер водки…

— Только и всего? — высокомерно спросил Илларион.

— Нет, конечно, — сказал Крейсер Грозный. — Организм змея еще много чего потребовал.

— Рыбу-то он, возможно, принимает?

— Принимает. По четвергам…

— Ну, тогда разумно начать дегустацию с рыб осетровых пород, — предложил Илларион. — С икорками…

— Истинно так! — обрадовался Крейсер Грозный. — Истинно так! А потом перейдем на поросят. Он, стервец, ужас как любит заглатывать поросят.

Водка подавалась змею исключительно завода «Кристалл», лишь иногда — от волжских берегов, самарского ликеро-водочного. Похоже, что Крейсер Грозный, его японский друг Такеути-сан, Сан Саныч, и зоотехник Алексей Юрьевич Савкин (это был черно-красивый мужчина с буденновскими усищами) в ожидании гостей уже приняли для приличия аперитивы и, мягко сказать, назюзюкались. Они не падали, не теряли аппетита, лишь по укорам Крейсера Грозного Сан Санычу можно было догадаться о степени их долговременной подготовки к дегустации. А укорял Сергей Андреевич так: «Вот у вас, Сан Саныч, есть император, а ты с ним не пил! А я пил с императором! С ихним, с эфиопским! Как раз перед тем, как мы пошли с дружеским визитом на Амазонку за змеем! Эй, змей! Ты дрыхнешь, а ты тоже не пил с императором!» «Не верю! — качал головой японский друг. — Не верю!» «Не веришь! — трубил Крейсер Грозный в возмущении. — Да хочешь, я позову императора? Спроси его!»

Шеврикука подмигнул Иллариону.

И сейчас же за столом обнаружился пожилой мелко-курчавый негр в коричнево-оранжевом балахоне.

— Хайле! Селассия! — бросился его обнимать Крейсер Грозный. — Они мне не верили! Савкин, наливай! Все пропьем, а флот не опозорим! А вы мне не верили! Ну и не будете пить с императором!

— А мы пригласим своего императора, — заявил Илларион. Сегодня он был в темно-синей деловой тройке, без сапог и шпор.

В гостиную стремительно вошел император Павел Петрович, будто прямо из Гатчины. Только нынче при нем была его знаменитая палка.

— Милости просим! — вскочил Сергей Андреевич, соображая при этом вслух. — Это кто же у нас был такой курносый?

— Павел, Павел… — прошептал ему Шеврикука.

— Точно, Павел! Паша, садись сюда, напротив эфиопского. Савкин, гони стакан! Ба, а тут еще и флотский! — обрадовался Крейсер Грозный.

Флотским, естественно, оказался Александр Федорович Керенский.

«А этот-то зачем приплелся?» — Шеврикука с удивлением посмотрел на Иллариона. «Ничего, ничего…» — успокоил его Илларион.

Опасения Шеврикуки, что Павел Петрович кого-нибудь отдубасит и сошлет в Сибирь, оказались напрасными. Павел находился в шутейном состоянии духа и с удовольствием выслушал историю хождения черноморского крейсера секретным фарватером под Африкой в Парагвай и обретения амазонского змея, подтвержденную мычанием эфиопского императора. Некую нервозность за столом вызвали отказы братишки Александра выпивать с компанией.

— Я не пью! Я не пью! — твердил он.

— Да какой же ты флотский! — возмутился Крейсер Грозный. — Может, ты какая баба переодетая? Сестра милосердия какая!..

— Ну, это вы грубо, Сергей Андреевич, — покачал головой Шеврикука.

А Александр Федорович нервно съежился и принял от зоотехника Савкина стакан. И пил далее.

Когда откушали солянку по-московски, разговор зашел о змее, как о живом символе концерна «Анаконда». Вспомнили, что с помощью змея бразильские хирурги вернули Сергею Андреевичу главные достоинства, каким нанесли ущерб бандитские пираньи. А потому разумно было говорить о фаллическом, дионисийском смысле именно этой змеиной особи, а стало быть, и о том, что своим присутствием змей-символ предназначен служить плодородию, процветанию, вакханалиям и росту концерна «Анаконда».

— Он как там, в манаусском госпитале, — вспомнил Крейсер Грозный, — поднялся в полный рост, все и охнули… А уж тут-то, в Парадизе, да на московских харчах… Пойдемте к нему! Сейчас мы его поднимем. Под самую крышу!

Спустились к бассейну. Призывы Сергея Андреевича приподняться были оставлены змеем без внимания. Случилось лишь слабое колыхание листьев виктории. Да мартышки будто бы смеялись.