Зимний Фонарь (СИ) - Карнов Тихон

При входе раздают маски и перчатки. В холле многолюдно. Посетители уже не первый час ожидают реаниматолога. Со всех сторон слышится кашель: отхаркивающий, с чёрной мокротой. Встроенный дозиметр улавливает повышенный элегический фон.

Рядом стенд с детскими рисунками. Истлевшие по краям, они небрежно насажены на проржавевшие кнопки и дрожат от сквозняка. Сентиментальные изображения — «моя семья», «лучший друг человека» и «как я проведу лето» — скрывают собой хаос, царивший здесь в последние часы.

— А что, если она не выживет? — совсем рядом шепчет мама Алисы Мартене. В больницу та пришла в сопровождении другой женщины. Её Лайне не знает, но незнакомка, судя по всему, близка с Яной — она гладит ту по спине и вытирает слёзы. — Что, если она так и не придёт в сознание?

Манифест относится к тем заболеваниям, когда утешают уже не пациентов, а близких и родственников.

Отстояв очередь в регистратуре, Анастази наконец получает пропуск на четвёртый этаж. Все лифты заняты — приходится идти пешком. В коридорах да на лестницах столько людей, что пропуск у неё даже не спрашивают. Мысленно она даже отмечает, что по меркам их городка такая оживлённость аномальна.

Находится искомая палата минут через пятнадцать блужданий. Когда Анастази заглядывает внутрь, то видит пару роботизированных санитаров, удерживающих её брата. Фельдшерица тем временем вводит нергет — обезболивающее с седативным эффектом.

Рот Элиот открыт в немом крике. Парень отчаянно цепляется за простыню, когда его укладывают на спину. Всё это длится не больше минуты, но для Лайне проходит целая вечность: её сердце успокаивается только тогда, когда близнеца подключают к аппаратам.

— Анастази? — отрываясь от пациента, спрашивает Даналия и выпрямляется. — Ам, почему так долго?

— Кризис на Гейнсборо, — неохотно отвечает вестница, переступая порог палаты. Синеволосая забирает пакет с вещами и кладёт его на пол у прикроватной тумбочки. — Как он?

— Не очень, — отвечает Анера, пряча руки в карманах формы. Ткань, что ещё утром была белоснежной, ползёт элегическими пятнами. — По моим прикидкам поражено около 40 % тела. К обеду его осмотрит врачея, госпожа Лайтала: она точнее составит картину болезни и уже назначит лечение…

— И… сколько это займёт времени? — осторожно интересуется блондинка и понижает голос, — и денег?

— Уфф… Социальная страховка нашего региона предусматривает бесплатное лечение манифеста, — рекламно улыбается Даналия. Затем, подойдя ближе, переходит на полушёпот, — но с учётом того, что манифест не лечится, толку от этого немного. Скорее всего, ему назначат пятидневный курс апейрона, чтобы снять обострение, а там… Ну, советую иметь тысяч двадцать в заначке: в лучшем случае, понадобится ежемесячная профилактика.

— Что? — изумляется Анастази, глядя на снующих по этажу людей. — Получается, ремиссия настолько… несущественна?

— Добиться длительной ремиссии непросто, — неопределённо качает головой старая знакомая, — учитывая анамнез Эли.

— А что с ним? Разве глаз на это как-то влияет?

— Ты… не знаешь? — недоумевает знакомая. Когда посетительница кивает, фельдшерица недовольно сжимает губы. — В прошлом году была… операция. Экзитоз почки. Я сопровождала его в областной центр, и…

— Это было уже после глаза? — зачем-то уточняет Анастази. Ей становится неловко, когда Анера закатывает глаза. — Прости, я просто нервничаю.

— Ничего, — смягчается та. — Да, это было уже после. Ты и без меня знаешь, как Элиот относится к своему здоровью: даже в запущенном состоянии не посетит доктора, чтобы не получить ещё каких-нибудь ограничений.

— Так и с глазом было, — подтверждает блондинка, неохотно погружаясь в тот плохой день. — Вот только, надеюсь, я… Я хотя бы вовремя приехала.

Звучит это, скорее, как вопрос. Собеседница вновь качает головой, то и дело обеспокоенно поглядывая в сторону палаты. Тогда же к девушкам подходит статный мужчина в солнцезащитных очках. Он одет в представительное пальто; его брюки выглажены, а на ногах сапоги на небольшом каблуке. Шипровый парфюм, подмечает Анастази, использован с целью скрыть курение — шлейф чего-то тягучего и химического тянется по коридору.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы медсестра? — спрашивает мужчина. Его произношение столь специфично, что сперва балтийки ни слова не понимают и озадаченно переглядываются. Тогда иноземец повторяет почти по слогам: — Вы медсестра? Вы здесь работаете?

— Госпожа Анера, — кивком подтверждает Даналия и хмурится. — Вы чего-то хотели? Простите, у нас сегодня много пациентов, и…

— Потому я и здесь, — перебивает мужчина и протягивает раскрытую ксиву. — Меня зовут Виктор Миронов, и я из Красморовской Организации Здравоохранения. Мне нужна подпись от вашего главного врача, чтобы мы смогли разгрузить партию «Миротворца».

«Миротворец», конечно. Диковинное изобретение имперской фармацевтики — вакцина, повышающая резистентность к элегии. Только в прошлом месяце по погостным больницам начались поставки, и для Линейной это вовремя. Главный минус «Миротворца» заключается в том, напоминает себе Анастази, что носителям генетических пороков он не подходит.

Даналия растерянно кивает, поднимая взгляд на представившегося. В отличие от медсестры, Анастази смотрит на него с недоверием. Отчего-то иноземец кажется ей знакомым.

Растерявшись, Лайне непроизвольно следует за ними в кабинет к главврачу. Творящийся в больнице хаос действует на нервы: вездесущий кашель и пыль вынуждают девушку шарахаться от каждой тени.

В массе своей медперсонал неподготовлен к приёму поражённых. Перчатки, маски — всё это предоставляется в столь ограниченном количестве, что некоторые закрываются платками, шарфами, а вместо медицинских перчаток используют хозяйственные, а то и уличные.

Кейс иноземца то и дело приковывает взгляд вестницы. Выглядит тот в худших традициях кинопрома — стальной, с непонятными наклейками и этикеткой, предупреждающей о хрупкости багажа. В самом деле, Анастази даже не удивилась бы, если внутри оказался субстрат элегии. Господин Миронов также не внушает доверия: кем бы ни был этот иноземец на самом деле, его акцент точно не русский.

Втроём они и заявляются к главврачу. Завидев посетителей, мужчина сорока лет поднимается из-за стола. Только возмущение трогает его лицо, как Миронов с ксивой наготове начинает уже знакомую речь. Заодно в ходе диалога выясняется, что в кейсе лежали документы. Как полагается, в четырёх экземпляр — по паре на русском и, соответственно, на нова эспере.

— Когда я смогу забрать своего брата? — максимально уверенным голосом спрашивает Анастази. Собравшиеся удивлённо на неё косятся. — Как скоро можно будет произвести выписку с элегическим манифестом?

— Ну… — почёсывая затылок, несколько насторожённо начинает главврач и сверяется с настенным календарём. — Не раньше, чем через пять дней. Сначала нужно снять шок, а потом — стабилизировать состояние… Да и то, столь ранняя выписка только под личную ответственность!

— Может, всё-таки выждешь немного? Возможно, Эли стоит вакцинироваться… да и тебе тоже, — осторожно произносит Анера, и Лайне с усмешкой слышит в её словах отзвук своих. — Тогда вам не придётся делать крюк через Родополис.

— Ничего, — непримиримо отвечает Лайне, — я как раз хотела бросить в Сигур пару монет. О вакцинации мы подумаем уже там… а насчёт заявления можете не переживать — оно будет у вас на столе.

Опасаясь сопротивления, Анастази покидает кабинет. Притормаживает лишь у палаты брата — тот, в отличие от своих новых соседей, уже спит. Девушка тяжело вздыхает, спешит на выход.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А вы, — нагоняя её у приёмной, интересуется Миронов, — я так понимаю, не верите в современную медицину?

— Верю, — под нос отвечает она, — но в необходимость индивидуального подхода больше.

— Послушайте, — не отстаёт мужчина и закидывается таблетками, — а мы с вами раньше не встречались? Вы мне кажетесь знакомой.