Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

– Но вы могли купить продукты, а я не могла – их просто не было! Да прекратите вы смеяться надо мной!

Света выхватила сигарету из его пачки, он поднес зажигалку. Слишком сильно затянувшись, она закашлялась.

– Бросьте, если не умеете… – отобрал он сигарету и накрыл ее руку своей. – Я вовсе не смеюсь. Меня удивляет, насколько ваш вид не соответствует тому, что вы есть на самом деле. Я помню, как впервые увидел вас в короткой белой юбочке. Вы были юной, самонадеянной, и в голове у вас была одна мысль – как заполучить Ми…

– Знаете что, Юра, – выдернула она руку, – если хотите общаться со мной, вам придется навсегда прекратить разговоры о Михаиле. Вы его не понимаете…

– Где уж мне… – протянул он с кривой ухмылкой. – Только вот что, моя прелесть: уж коли я одалживаю вам деньги, то буду обсуждать Михаила Улицкого. Я даже отказываюсь от процентов за заем, но от права обсуждать Улицкого не откажусь. И вам придется ответить на некоторые вопросы. Вы до сих пор любите его?

– Ничего подобного, – отвернулась она.

– Что ж вы тогда кидаетесь, как тигрица, на его защиту?

– Мне не нравится, когда издеваются над моими друзьями!

– А он все еще влюблен в вас, или, наконец, оценил достоинства своей жены?

Свете хотелось крикнуть, что Миша не бросает Маньку только из-за сына. Ей пришлось прикусить губу, чтобы заставить себя промолчать.

– Он все еще влюблен в вас? – повторил Юрий.

Голос его прозвучал странно, взволнованно.

– А если и так? – ответила она раздраженно. – Я не желаю это обсуждать, потому что вы все равно ничего не поймете… Вы ведь знаете только одну любовь, ту, что за двести долларов!

– Ну да, – хмыкнул он, возвращаясь к своему излюбленному саркастическому тону. – Раньше такое называли животной похотью. Значит, по-вашему, я, способный лишь на подобные низкие чувства, оскверню своим грязным языком чистоту его любви?.. Знаете, меня всегда интересовало, неужели действительно существует чистая любовь?

– Перестаньте ехидничать! Или вы думаете, между нами что-то было? Миша бы никогда…

– Ага, борец за непорочность все-таки он! Я так и думал.

Поняв, что он подразумевает, Света кинула испепеляющий взгляд и отчеканила:

– Все. Разговор окончен. Не нужны мне от вас никакие деньги!

– Неправда, нужны. И какой смысл останавливаться, коль мы уже так далеко зашли? Давайте поговорим об идеальной любви. В этом ведь не может быть ничего оскорбительного для вас, а? Итак, Улицкий любит вас за ваш ум, за вашу душу, за ваш покладистый характер и благородные порывы…

Света всегда считала, что Миша тайно любит ее на расстоянии именно за то хорошее, что есть в ней, и эта мысль помогала ей жить. Но сейчас, когда Шереметьев обманчиво-сладким голосом перечислил эти достоинства, они почему-то прозвучали как оскорбления.

– Вы возродили во мне юношеские иллюзии! Значит, такая любовь в действительности существует? И Михаил любит вас платонически? И любил бы столь же сильно, будь вы уродиной, не обладай вы этими разящими наповал вишневыми глазами?.. Этими густыми золотистыми кудрями, в которые хочется зарываться, вдыхая их аромат… Этими бедрами, так соблазнительно покачивающимися, когда вы танцуете… Ножками, способными свести с ума любого мужчину в возрасте от пятнадцати до семидесяти пяти… Коралловыми губками, дарящими в улыбке счастье лицезреть жемчуг ваших зубов… Я мог бы продолжать описывать ваши прелести, но вынужден сдержать свою животную похоть! – в предельном раздражении он замер на секунду и завершил: – Нужно быть слепым, чтобы не замечать всего этого! Так вы считаете, Михаил Улицкий любит вас только за ваш ум?

Света невольно вспомнила тот невозможный поцелуй за выступом на лестничной площадке – как тряслись у нее колени, и как дрожали руки у Миши. Шереметьев хочет замарать все чистое и святое, что есть у нее. Кто дал ему право лезть в душу?

– Да, конечно! – воскликнула она уверенно.

Несколько мгновений он пристально смотрел на ее возмущенное лицо и вдруг вернулся к привычной насмешливости:

– Дорогая, я вам сейчас одну вещь скажу, только вы не обижайтесь… Улицкий даже не подозревает о наличии ума в этой прелестной головке. Зачем бы ему тогда держать в тайне свою «чистую» любовь? Он мог бы и жене рассказать, что любит вас за ум. Право же, Маня наверняка бы не стала ревновать к этому. Но ему-то трудно примирить верность жене с жаждой обладать вами!

– Думаете, все такие, как вы? – выпалила она гневно.

– Ну, я-то никогда не скрывал, что желал бы вами обладать. Если я чего-то хочу – я этого добиваюсь, меня не мучают вопросы морали и совести. Улицкий же мечется меж двух огней, в аду, который вы для него устроили.

– Я устроила ему ад? – пролепетала Света, не совсем понимая.

– Безусловно, такая жизнь – ад для влюбленного мужчины. Ведь вы маячите перед его носом вечным соблазном. А он… Как представитель исчезающей породы, Улицкий предпочитает самой большой любви то, что раньше называли порядочностью. Только боюсь, скоро у бедняги ни любви, ни порядочности не останется.

– У него есть любовь… Он любит меня! – почти не думая, возразила она.

– В самом деле?.. – вкрадчиво переспросил Юрий и, поднявшись со своего места, раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. В его движениях ей почудилось что-то зловещее и пугающее. – Тогда один последний вопрос на сегодня, и я дам вам деньги. Хотите – берите, хотите – выбрасывайте на помойку! – Он смотрел пристально, впившись в нее глазами, словно желал проникнуть в самую глубину души. – Если он любит вас, так какого черта сам не нашел деньги, почему отпустил вас их искать?

– Миша не знал, куда я собираюсь, он понятия не имел…

– Должен был знать, если любит! – В голосе его слышалась с трудом сдерживаемая ярость. – Если б любил – знал бы, на что вы способны, когда доведены до крайности. Я бы на его месте убил вас, но не отпустил!

– Но он не знал! Как он мог догадаться?

– А если не догадался, то ничего он не знает. Ни о вас, ни о вашем драгоценном уме!

Неправда. Миша не экстрасенс, чтобы читать ее мысли. И разве он сумел бы ее удержать, если она решилась? И тут она поняла, что удержал бы. Одно его слово, намек, что когда-нибудь все изменится, или один его останавливающий взгляд, когда она в бабушкином платье выходила из дома и все провожали ее – и она бы не пошла на это. Неужели Юра прав, и Миша обо всем догадывался?.. Нет, конечно. Он не мог представить, что она способна продать себя за деньги. Он слишком порядочный, чтобы подобная мысль могла прийти ему в голову. А Шереметьев – гнусный тип, он нарочно хочет замарать ее любовь, растоптать ее душу, все, что есть в ней самого дорогого… Когда-нибудь он поплатится за это, и она не будет ждать, что бог его накажет, отомстит сама.

Юрий уже успокоился и вновь с усмешкой взирал на нее сверху вниз.

– Я считаю, что к вам это не имеет никакого отношения, – подчеркнуто холодно проговорила она, вскидывая голову. – Это касается только меня и Миши.

– Имеет, моя дорогая, потому что ваша самоотверженность вызывает во мне искреннее восхищение. Вы столько лет тянули на себе воз с шестью седоками, а теперь еще седьмой прибавился.

– Миша мне не в тягость, он работает и помогает содержать семью.

– Ага, на зарплату охранника кооперативной лавки, – презрительно хмыкнул Шереметьев. – Он сидит у вас на шее и будет сидеть – на вашей или еще на чьей-то – до конца своих дней. Впрочем, черт с ним! Так сколько дать вам денег?

После всего, что наговорил, после того как душу из нее вынул и растоптал, он еще думает, что она возьмет у него деньги? Язык чесался кинуть ему в лицо что-нибудь ужасно оскорбительное. Как было бы здорово высокомерно вскинуть брови и указать ему на дверь! Но пока еще она не может позволить себе такую роскошь. Пока. Ничего, она потерпит. Зато потом, когда разбогатеет – она с огромным удовольствием пошлет Шереметьева со всеми его мерзкими шуточками к черту!

Мысль эта была так заманчива и приятна, что глаза ее непроизвольно засияли, и она улыбнулась.

– Вы прелестны, Светочка, – хмыкнув, сообщил Юрий. – Особенно когда замышляете какую-нибудь бяку. Каждая ямочка на вашей щечке стоит оптового склада.

Она искренне рассмеялась на его комплимент, встала из-за стола и по-деловому спросила:

– У вас есть время съездить со мной и посмотреть этот склад? Я боюсь, что меня облапошат.

Глава 14

После покупки склада Светлана некоторое время пребывала в эйфории – мечта осуществилась, она начала торговать оптом и зарабатывать большие деньги. Настолько большие, что через полгода, а то и раньше, сумеет рассчитаться с Шереметьевым. Затем пойдет чистая прибыль, и можно будет еще расширить дело, и еще. А со временем…

Конечно, мужу не понравилось, что она купила склад на свое имя, да еще заняла денег у неизвестного ему дальнего родственника Ганелиных. А когда жена познакомила его с Шереметьевым, Геннадий впал в задумчивость. Хотя в его присутствии Юрий Алексеевич относился к Свете с подчеркнутым уважением, он истерзался сомнениями. Кто в наше время дает деньги в долг под небольшие проценты?.. Подозревать жену было неприятно, к тому же ему не в чем упрекнуть ее, и все-таки…