Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) - Михаил Савеличев

Так вот, нашим любовникам уже надоедало сидеть взаперти в захолустье, валяться голышом на пляже и вдвоем пить текилу. В конце концов, оба они были молоды и кровь требовала еще и других развлечений. Дон Хуан долго уговаривал Хуаниту поехать в Варадеро, а та почему-то колебалась. Гавана была ей привычней - стоит свернуть с площади Хосе Марти в узкий переулок и вот ты уже на родной помойке, где воняет, где крысы, но где все такое знакомое и родное.

Но не только ностальгия мучила девушку. Она ревновала. Ревновала дона Хуана к красивым, молодым, богатым шлюхам, вьющихся на шикарных пляжах, в богатых ресторанах, словно мухи над очистками. Да и как дон Хуан собирается представить ее своим друзьям? Буэнос диас, сеньоры, имею честь представить вам мою очередную шлюшку? Раньше, когда Пеле подпихивал ее под богатеньких кобелей, ни о чем подобном она, конечно, не думала. Это была работа. На Кубе все работают, только проклятые гринго развлекаются в кабаках Фуэнтоса. Остальные вкалывают до кровавого пота, вырубая сахарный тростник на плантациях, подыхая от жары на фабриках, прислуживая, стиснув зубы, богачам в гостиницах и ресторанах или изображая пылкую страсть, расставив ноги и мечтая впиться подонку в мясистое ухо.

Дон Хуан не понимал ее сомнений и в одно раннее утро просто снес ее со второго этажа гасиенды еще сонную и голенькую в свой двухместный кабриолет ядовито-оранжевого цвета, положил ее на сиденье, сам сел за руль и они отправились в Варадеро. Возразить было уже нечего.

В том мире Варадеро почти ничем не отличался от настоящего Варадеро. Километры пляжей, тысячи отелей, бунгало, ресторанов, баров, клубов и ни одной церкви, где бы хоть один из десятков тысяч кобелей, пьяниц, грешников, развратников и шлюх мог преклонить колени перед Божьей матерью или поставить свечку перед святым Мартином. Запах денег забивал напрочь даже свежесть океана. Тут все ловили рыбку в душах друг друга и были безрукими калеками, когда речь заходила о помощи. Тут умирали заживо и какой-нибудь Та-Ноэль, попади он сюда, удивился бы - сколько зомби разгуливает под солнцем, разлагаясь заживо. Вот в такое местечко и приехали любовники.

Понятно, никто не совершенен в этом мире. Но коли речь идет о доне Хуане и его Хуаните, то позвольте сказать одну вещь и пусть она никого не обидит. Чтобы там уже не было сказано доброго о них самих и об их любви, надо понимать - не были они святыми, и порядочными людьми не были. Мать и Госпожа наша Святая Католическая церковь не коснулась их сердец и не тронула их душ. Если крестишься и встаешь на колени, то это еще не значит, что ты христианин. Причащаться можно и ромом в любой подворотне, а вот искать Царство Небесное в сердце своем может не всякий. Слишком уж страшное место наше сердце. Похуже чем душа. Душа уговорит и оправдает любой поступок - и святой и грешный. А сердце - немо и его не упросишь возлюбить ближнего и дальнего своего. С ним не заключишь сделку на добрые дела. Дон Хуан и Хуанита бесспорно были испорченными людьми.

Поэтому посещение столь дурного места для них оказалось как нельзя кстати. Несмотря на то, что дон Хуан был знаком почти с каждым из мачо, жарящимся на солнце, и с каждой махой, попивающей сок в тени, их приезд не произвел никакого особого впечатления на свет. Он мог заявиться туда и с маленькой девочкой, и с мальчиком, и с черным петухом под мышкой и с таким же результатом. Любовные интрижки первого красавца Гаваны были уже мало интересны скучающей публике - она непостоянна в своем любопытстве, до и мода на отдых с любовницами в этом сезоне прошла.

Богатеи сходили с ума по революции. Молодые, мускулистые, романтичные барбудос были в фаворе у дам, и чтобы добиться скорейшего успеха у любой из этих сучек, нужно было отпустить бороду, мрачно твердить о народных тяготах и призывать к вооруженной борьбе в постели. Организовывались многочисленные революционные кружки, и если днем барбудос и их подруги рыбачили на своих шикарных яхтах, попивали ром и обсуждали возможности выдворения проклятых гринго с острова, то ночью революция творилась между мужчинами и женщинами, и превращалась в свальный грех. У революционеров все было общим.

Дон Хуан был озадачен таким равнодушием друзей и, прямо скажем, задет. Сидя на террасе бунгало, он с удивлением понимал, что внимание со стороны его круга, дух скандальности и запашок неприличия, легкого нарушения норм и обязанностей доброго члена христианской общины стали настолько для него привычны и необходимы, что без них дон Хуан чувствовал себя грустнее маленькиого ребенка, которому родители не подарили обещанную игрушку. Нарушать приличия имеет смысл только там, где это вызовет интерес, зависть, и где за это не сожгут на костре. Но тут из дома выходила заспанная Хуанита, садилась к нему на колени и быстро излечивала его. Они искали покой и они его нашли. Куколка страсти рождала бабочку любви и для этого требовались теплое море, синее небо и горячий песок. Все складывалось не так для того мира - не подозревая об этом, болтуны с бородами действительно переворачивали привычный порядок вещей. Даже страсть имеет свои пределы.

На Варадеро, в этом революционном котле с прокисшим супом наши любовники превратились в невидимок. Они были предоставлены самим себе и чуткая Хуанита всегда находила повод отвлечь внимание дона Хуана от какой-нибудь знакомой стервы, смотрящей сквозь них и призывающей отдаться простому народу. Штучки были самые обычные - кто ими только не пользуется, подогревая чувства любимого, а колдовская кровь страстной девчонки просто валила ее мачо с ног. Например, обнаруживалось, что рассеянная хулиганка забыла надеть на прогулку трусики, или в ресторане, требуя у официанта кукурузу, сжимала початок своего любимого, а что она вытворяла в темных кинозалах, то не мне вам рассказывать - с этим знаком всякий, кто хоть раз влюблялся!

Хуаниту это устраивало. Она знала все о семейной жизни дона Хуана и поначалу не мечтала ни о чем ином, как просто быть рядом с любимым. Никогда не суждено ей поселиться в фамильной резиденции Меридо, называться доной и испытывать озноб от косых взглядов высохших высокородных стерв, заживо сдирающих кожу со смазливой выскочки. Может быть, в такой безнадежности и таилась их страсть, старательно пожирающая сама себя, но, сожрав их, она не пресытилась, а перекинулась на остальной мир. Любовь и есть вчерашняя страсть, остывающий котел с банановой настойкой, еще недавно превращавшая самые трезвые умы в диких обезьян, а сегодня стирающая пыль с окружающего мира, или восковая фигурка с проткнутым иглой сердцем, когда мучительные судороги к следующему дню сменяются вечным покоем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});