Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна

И тишина, тяжелая и душная, повисла между нами в этот момент. Потому что получалось, ёжкин кот, очень складно. Я и так и эдак вертела в голове известные мне факты, и при лю­бых раскладах история, только что придуманная ляшской княжной, выглядела очень достоверной. Выглядела бы, если б я была не я, а некто более практичный и бессовестный.

— Тебе нужно аудиенции у его величества Карлоса Пер­вого добиваться. Ему в литературных трудах такие трагиче­ские сюжеты очень бы пригодились.

— По крайней мере, так получается гораздо интересней, — не обиделась водяница. — А то мэтр Пеньяте в роли главного злодея смотрится несколько бледновато.

— Конечно, оскорбленная женщина и жажда мирового господства выглядят не в пример ярче.

Агнешка хихикнула. Кажется, моя новая подруга относи­лась к тому типу людей, для которых осознание собственного ума было самым большим жизненным удовольствием. Что ж, пока крошечное самолюбование не раздулось в отвратите­льное высокомерие, я готова относиться к этой черте харак­тера с симпатией.

— Думаешь, мы достаточно отдохнули? — поднялась я с кровати. — Мне хотелось бы побеседовать с доном Акватико как можно быстрее.

— Не терпится познакомиться с будущим тестем?

Я промолчала. Надо же, все обо всем знают. Все, кроме меня. Чем вообще моя личная демоница занимается? Почему заранее не предупредила? Хотя, если припомнить, сколько непривычных обязанностей свалилось за последний год на бедную Иравари, ничего удивительного…

Агнешка сосредоточенно поправляла мои волосы. В от­сутствие зеркал ее помощь была просто неоценимой. Сама донья Брошкешевич выглядела превосходно. Локоны, разде­ленные прямым пробором, обрамляли круглое личико и изящными волнами спускались на отложной плоеный ворот­ник. На платье не было ни складочки, будто минуту назад прошлись по нему раскаленным валиком. А еще княжна была свежа, как утренний ветерок, и глаза ее сверкали, и але­ли губы, и когда она улыбалась, на щеках появлялись восхи­тительные пикантные ямочки.

— Чего смотришь? — Золотистые брови вопросительно приподнялись.

— Любуюсь, — не стала скрывать я. — Ты очень хорошень­кая.

Ее взгляд стал внимательным, будто водяница пыталась разглядеть, не шучу ли я.

— Тогда понятна твоя привязанность к зеркалам.

— Поясни.

Я сделала несколько пробных шагов по комнате, огибая туалетный столик, и подошла к окну. Огромная луна нависа­ла над зубчатой стеной замка.

— Раз ты такая поклонница красоты, на свое отражение ты должна смотреть ежесекундно. Не понимаешь? — Агнешка серебристо рассмеялась. — Мы в университете с девушками спорили, кто ты, донья Ягг, — задавака или дурочка. Не мо­жет ведь женщина не осознавать всей своей силы. Или мо­жет?

Я пожала плечами, не оборачиваясь. Силуэт стражника медленно двигался вдоль стены.

— Интересно, в паляссо дель Акватико подземные ходы есть? Не может не быть — песчаник порода ноздреватая, вся­ким изменениям подверженная. Вон за той стеной — в ска­лах — должен быть удобный проход к морю. Потому что где море, там и лодки. А где лодки — там контрабандисты, лю­дишки морской удачи…

— Ты уходишь от разговора! Не хочешь говорить о своей красоте? Смущаешься?

Я провела рукой по слюдяным стеклышкам.

— Глупости все это, донья Брошкешевич, пустое…

— Ну почему же. Женская прелесть — это тоже оружие. Многие войны в древности происходили из-за женщин. Из-за красивых женщин.

— Нет, — горячо возразила я. — Это уже потом менестрели да сказители историю приукрасили. Потому что народу при­ятнее думать, что не на жажде власти да выгоде все держится.

Агнешка опять расхохоталась.

— Девушка с разбитым сердцем! Это обида в тебе говорит. Тебе сейчас кажется, что ты всю грязь жизни постигла. Пред­ставляешься себе эдакой пресыщенной дамой. А на самом деле…

— Прошу тебя, перестань. Я не хочу это обсуждать!

От продолжения неприятного разговора меня спас слуга. В дверь постучали, и ливрейный господинчик пригласил нас следовать за ним. Я рванула к выходу, как лошадь к водопою.

— А на самом деле из-за таких, как ты, Лутеция Ягг, войны и случаются! — оставила за собой последнее слово Агнеш­ка. — И когда в следующий раз задашься вопросом, зачем Влад Дракон примчался в Элорию, просто посмотри в зерка­ло!

Как хорошо, что можно было сделать вид, что я ничего не слышала. С очень прямой спиной я неслась по коридору, по­минутно оборачиваясь и подгоняя гневными взглядами за­пыхавшегося слугу.

Что там у нас по плану — короткая беседа с доном Аквати­ко или ужин? Есть хотелось очень, но еще больше хотелось, чтобы разговор с грандом воды был уже позади.

— В какую залу вы ведете нас, уважаемый? — обернулась я, резко остановившись.

Слуга обогнул меня по малой дуге и прислонился к стенке.— Ох, и горазды вы, донья, бегать!

Я переждала, пока он восстановит дыхание, и повторила вопрос.

— Дон Акватико ждет вас в кабинете.

Я разочарованно поплелась дальше. Три корочки хлеба и водица, а лучше — сыр, виноград, бокал охлажденного вина.

— Донья дель Терра и донья Брош… — сообщил слуга в приоткрытую дверь.

Я оттерла его плечом, избавив тем самым от позора, — вы­говорить заковыристое прозвание ляшской водяницы не каждому было под силу, и юркнула в кабинет.

За дверью была квадратная небольшая комната, выдер­жанная в спокойных коричнево-золотистых тонах. Стены украшали тканые гобеленовые шпалеры в окантовке из по­лированного ореха, у окна — громадный письменный стол с креслом. В кресле восседал благородный дон самой разбой­ничьей наружности. Наверняка любезнейший ди Сааведра лет через сорок превратится в такого вот лихого старикаш­ку — с хохолком снежно-белых волос, задорно торчащими усами и хитрым взглядом абсолютно желтых тигриных глаз. Одет благородный дон был вовсе не для официального прие­ма. Ни плоеного воротника, ни бархатных буфов на костля­вых плечах. Все просто и очень по-домашнему — атласный халат поверх белой сорочки.

— Добро пожаловать, красавицы.

Взгляд желтых глаз перебегал с меня на стоящую чуть по­зади Агнешку и ощутимо теплел. Слово «красавицы» их об­ладатель выговорил с таким придыханием, что заставил на секундочку усомниться в своем преклонном возрасте. А па­паша-то у нашего алькальда тот еще шалунишка!

— Вы, наверное, голодны? Альфонсито конечно же не до­гадался вас угостить. Я отдам распоряжения.

И, игнорируя стоящий на письменном столе серебряный колокольчик для вызова прислуги, дон резвой гончей выско­чил в коридор. Промедли он еще хоть мгновение, мы успели бы возразить, покраснеть, заверить, что ни капельки не го­лодны, и проделать еще десяток положенных в таких ситуа­циях глупостей. Но дверь захлопнулась, а мы с доньей Брош­кешевич остались стоять соляными столбами в центре вор­систого охряного ковра.— Быстро! — скомандовала Агнешка. — Я на страже по­стою, а ты просмотри документы!

Точеный подбородок водяницы указывал в направлении письменного стола.

— Ты ополоумела, что ли?

— Он специально нас здесь оставил. Как по нотам все ра­зыграл. Там что-то такое быть должно, что тебе обязательно увидеть надо.

— Не буду! Стыд-то какой!

— Стыдно, когда видно! Не хочешь — я сама. — Агнешка решительно отодвинула кресло и склонилась над каки­ми-то бумагами. Я отвернулась, всем обликом демонстри­руя неучастие, но на дверь все-таки посматривала. — Та-ак, — шуршала документами княжна. — Пока ничего не­обычного. Благословление на ваш с алькальдом брак от грандов земли, грандов воды, целая тетрадь непонятных за­корючек…

— Дай посмотреть, — не выдержала я. — Это хинский. Язык то есть. А текст — что-то вроде предсказаний. У хинских мудрецов такие штуки в соответствии с движением не­бесных тел составляются.

— Ты понимаешь, что там написано? — восхитилась водя­ница.

— А то! Это же простецкий мандаринский диалект, на нем купцы дела свои ведут.

— Торгашка!

— Не надо завидовать. Меня этому языку еще бабуля в детстве обучала.

— Тогда ладно. А что предсказывают?

— Ничего особенного. Небо, оно свою волю очень обтекае­мо формулирует, типа — «Сильная черта на втором месте. Появившийся дракон находится на поле. Благоприятна встреча с великим человеком»1.

— И что бы это значило?

— Некто встретит важного в своей жизни человека. То есть, например, идешь ты на экзамен, а по дороге какая-ни­будь служанка масло на лестнице разлила. Ты поскальзывае­шься…

— А потом у медичек, поломанные конечности баюкая, ду­маешь: какая важная служанка в моей жизни появилась, можно сказать — судьбоносная! — в голос заржала Агнешка.

— Тихо ты! — шикнула я, продолжая читать. — «Сильная черта на третьем месте. Благородный человек до конца дня непрерывно созидает. Вечером он бдителен. Опасность. Но хулы не будет».