Золото мертвых - Александр Прозоров

Наконец «археологи» добрались до края захоронения — новые шурфы ушли в пустой песок. Князь Сакульский с облегчением решил, что утром холопы соберут останки обратно в ямы и закопают могильник, вернув мертвым их покой.

Тем же вечером случилось знаменательное событие: княгиня Сакульская соизволила лично подложить горящую лучиночку под набитые в топку уличной печи поленья. Набитые так щедро, что хвосты длинных сухих хворостин торчали не только из топки, но даже из трубы.

— Они не перестарались, Звияга? — забеспокоился Андрей.

— Я сам Левшия учил, — тихо ответил холоп. — Докрасна при первой топке печь накалить надобно, а потом дать остыть медленно. Тогда не растрескается, служить долго будет.

— Первый почин для дома нашего, милый, — гордо сообщила Полина, когда огонь начал жадно перебираться с полена на полено. — Завтра последний раз у старосты потчеваться станем. Отныне своя кухня у нас будет, своя стряпуха. Пусть он к нам за господский стол садится, кланяется, а не мы к нему бегаем.

— Так и будет, дорогая, — согласился Андрей и повернулся к Пахому: — Вершу ставить надобно. Без улова ежедневного нам тяжело придется. Послезавтра иди и место уловистое найди, хоть из-под земли достань. Мальчишки пока прутьев нарежут. Запасы, что в Новгороде покупали, еще есть? Крупа, мед, пшено? Надолго хватит?

— Это к Левшию, княже. Он заботился.

— До осени прикидывал, Андрей Васильевич, — тут же отозвался холоп. — Дотянем, коли надобно, но на одних кашах тоскливо больно придется.

— Ничего, мой муж охотник знатный, без мяса не оставит, — утешила всех княгиня. — Посему завтра последний раз у Фрола утречаем. Да, Андрюша?

— Конечно, — не стал спорить Зверев. Он тоже не сомневался, что сможет прокормить весь княжеский двор. Особенно если мужики и дальше продолжат столоваться у своих местных пассий.

На рассвете, вскоре после третьих петухов, князь Сакульский с супругой и семенящими сзади четырьмя девками поднялся к деревне, пропустил Полину первой в калитку дома старосты, вошел следом. Проходя через двор, Андрей замедлил шаг при виде незнакомца, с которым беседовал на лавочке старый подслеповатый Лучемир. Уж очень странно выглядел неведомый гость: истлевшая одежда, белесая паутина в глазницах, черные пятна по всему лицу и на руках. С затылка свисал какой-то волосатый клок. В Москве он сразу бы признал в таком человеке попрошайку, специально нарисовавшего себе мокрые язвы. Но здесь, в диких безлюдных лесах?

Впрочем, у князя Сакульского имелись дела поважнее, чем разбираться с бродягами. Махнув рукой, Зверев двинулся к воротам, и тут воздух прорезал истошный бабий крик. Андрей развернулся: Лукерья, жена старосты, уронив ведро, жалась спиной к бане, указывая дрожащей рукой на бродягу:

— Это же Филон… Филон! Мы ж его уж год как схоронили!

Труп вел себя смирно и беззлобно. Подставлял лицо солнцу, шамкал сухим ртом, кивал на слова Лучемира. И все же его присутствие радости людям никак не доставляло.

— Кто такой этот Филон? Откуда прибыл, когда, чего хотел?! — попытался взять ситуацию в руки Андрей.

— Д-д-д-д-д-д… — задолдонила Лукерья.

— Кто?!

— Д-деверь, — наконец выплюнула она.

Тут же вопль ужаса послышался на другом конце деревни. Видимо, там тоже появился гость из потустороннего мира ледяной Мары.

Зверев вдруг поймал себя на том, что совершенно не удивляется происходящему. Вылез мертвец из могилы и пошел домой. Сидит, с гостями разговаривает. Кровь ни у кого не пьет, руки-ноги откусить не пытается. И чего с ним теперь делать? В куски порубить? Так вроде не за что. Опять же — родственник хозяевам. За что родственника — и в куски? Эх, был бы зловещий зомби — насколько проще стало бы с ним разобраться.

Однако полагалось сделать хоть что-то — ведь именно он, почти семнадцатилетний князь, здесь главный, а не все эти седовласые и бородатые мужики. Андрей поднялся, направился к Филону:

— А ну, иди отсюда! Иди-иди! Давай, поднимайся и топай. Ну! Пошел, пошел отсюда…

Зверев пошарил взглядом по двору в поисках оглобли, кола или еще какого-нибудь дрына, но мертвец послушался и так. Поднялся, выбрел на улицу, покачался — и направился к соседям.

— Вот, проклятье!

Через мгновение крики донеслись уже оттуда.

— Пахом, — поманил Андрей за собой холопа и за калиткой тихо приказал: — Дуйте на гору. Сваливайте все, что раскидано, в ямы, зарывайте. Чтобы и следов не осталось.

— Как же не останется, княже, коли перерыто все?

— Ерунда, это же не кладбище. Мало ли чего человек добывал в лесу? С мертвецами этого не увяжут.

Дядька кивнул и побежал к ушкую за мальчишками. Андрей же вошел в соседний двор, где девица, задрав подол сарафана по самое «не хочу», визжала, стоя на перилах крыльца. Мужик без шапки, с выпученными глазами и вставшими дыбом волосами, отчаянно крестился, пятясь от нежданного гостя.

— А ну, стой… — Зверев подхватил от забора грабли, стукнул Филона по плечу: — Куда пошел? Вон отсюда! Пошел прочь!

Несчастный мертвец понурился, повернулся. За калиткой князь послал его вдоль по улице, побежал на крик к избе за крапивником. Здесь какой-то труп не просто забрался в дом, но и успел улечься на постель, рассыпав по вышитому одеялу комья кладбищенской земли. Хозяйка выла от ужаса на чердаке, дети плакали в углу. Прогнать покойника удалось так же легко, как Филона. Шикнуть, словно на нашкодившую кошку, — и тот потопал за ворота. Однако крики продолжали доноситься и из других дворов — у Андрея ног не хватало обежать все. Вроде и домов всего семь, ан пока с одного турнешь покойника — такой же в другом появляется. Причем те, которых уже прогоняли, послонявшись в поле за околицей, поворачивали обратно и тупо брели туда, где еще недавно было их жилище. И самое неприятное: число этих мертвецов увеличивалось.

— Фрол! — вернувшись к старосте и опять прогнав его брата, вызвал хозяина князь. — Кладбище! Где ваше кладбище? Показывай! Только оглоблю прихвати.

Место упокоения усопших находилось от деревни примерно в двух верстах. Не так далеко для навещающих, но и не так близко, чтобы мозолило глаза, напоминая о неизбежном для каждого будущем. Церкви при кладбище не имелось — стояла небольшая часовенка, и все. Видать, на службы крестьяне приглашали священника либо сами куда-то ездили справлять положенные требы.

Под кронами березок и рябин слышалось непонятное шебуршание. Зверев, отобрав у старосты оглоблю, ринулся на звук и увидел набитые землей костяки, которые, встав на четвереньки, по-собачьи разрывали холмики под деревянными крестами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});