Психология переживания - Федор Василюк

В реальном жизненном процессе эти две активности — переживание и деятельность — могут перетекать друг в друга и даже реализовываться в одном и том же акте, но задача психологической теории как раз в том и состоит, чтобы расчленять эту непосредственную реальность, устанавливая "чистые" закономерности, переплетенные в едином процессе жизнедеятельности.

Этой же задаче установления "чистых" закономерностей, но уже не для отделения друг от друга деятельности и переживания, а для анализа самого процесса переживания служит построение типологии жизненных миров, приведшее к выделению четырех принципов (удовольствия, реальности, ценности и творчества), регулирующих протекание переживания.

Хотелось бы подчеркнуть мировоззренческий смысл выделения двух последних принципов в качестве самостоятельных закономерностей: он состоит в демонстрации принципиальной, философско- методологической ограниченности психоаналитической теории защитных процессов, знающей только принципы удовольствия и реальности и сводящей к ним высшие, духовные закономерности психической жизни.

Итак, основной результат исследования — введение и типологизация категорий критической ситуации и переживания-деятельности. Подведение итогов было бы неполным, если бы мы ограничились констатацией позитивных результатов и обошли молчанием вопросы и проблемы, актуализированные ходом исследования, но не нашедшие отражения в книге. Невозможно обсудить все эти вопросы, формулировкой которых мы обязаны коллегам, взявшим на себя труд ознакомиться с книгой в рукописи. Однако по трем наиболее частым и важным из них нам хотелось бы дать хотя бы самые краткие разъяснения.

Первый возрос таков: можно ли говорить о переживании положительных экстремальных событий? Заданный в таком виде, он неявно предполагает, будто бы в книге речь шла о переживании отрицательных событий. Большинство наших иллюстраций в самом деле наталкивает на такое понимание, но, строго говоря, оценочная точка зрения на события, создающие критическую ситуацию, в тексте не проводилась. Если включить в анализ такую точку зрения, то сразу же возникает вопрос о критерии оценки события. Ясно, что этот критерий, во-первых, субъективен (даже смерть близкого родственника, как показывает, скажем, пример пушкинского "молодого повесы", событие отнюдь не всегда отрицательное), во-вторых, изменчив (такое радостное событие, как вступление в брак, увы, слишком часто меняет в сознании супругов свой знак на противоположный), но главное, что этот критерий неоднозначен в силу множественности источников оценки: то, что является положительным исходя из одной жизненной необходимости, может создать критическую ситуацию в отношении другой. Например, большой успех в реализации какого-либо мотива может привести к дезорганизации сложившейся мотивационно-ценностной целостности, *и тогда это событие, являясь непосредственно эмоционально положительным, тем не менее потребует работы переживания по восстановлению нарушенного внутреннего единства. Профессор Николай Степанович из "Скучной истории" А. П. Чехова с горечью размышляет о своей жене и дочери: "Такие житейские катастрофы, как известность, генеральство, переход от довольства к жизни не по средствам, знакомства со знатью и проч., едва коснулись меня, и я остался цел и невредим, на слабых же, незакаленных жену и Лизу все это свалилось как большая снеговая глыба и сдавило их".

Итак, первый ответ на поставленный вопрос звучит следующим образом: да, так называемые положительные события также ставят перед человеком задачу переживания в той мере, в какой они, реализуя одну жизненную необходимость, нарушают реализацию других, т. е в той мере, в которой они создают критическую ситуацию в строгом значении этого термина.

Но все-таки в обсуждаемом вопросе остается еще один, пожалуй главный, смысл: подлежит ли переживанию положительное в положительном событии? Если понимать переживание наиболее широко, как внутреннюю работу по принятию фактов и событий жизни, работу по установлению смыслового соответствия между сознанием и бытием, то ответ, разумеется, утвердительный. Вот как фрагмент подобного переживания описан проникновенным словом И. А. Бунина. Начинающий поэт Алексей Арсеньев, неожиданно попав"…в один из самых важных петербургских журналов, очутился в обществе самых знаменитых в то время писателей да еще получил за это почтовую повестку на целых пятнадцать рублей". Юноша решает тут же отправиться в город.

"Я ехал особенно шибко. Думал ли я, мечтал ли о чем- нибудь определенно? Но в тех случаях, когда в жизни человека произошло что-нибудь важное или хотя бы значительное и требуется сделать из этого какой-то вывод или предпринять какое-нибудь решение, человек думает мало, охотнее отдается тайной работе души. И я хорошо помню, что всю дорогу до города моя как-то мужественно возбужденная душа неустанно работала над чем-то. Над чем? Я еще не знал, только опять чувствовал желание какой-то перемены в жизни, свободы от чего-то и стремление куда-то…"

В этом описании мы легко узнаем переживание как работу по преобразованию психологического мира. Но мы связаны собственными дефинициями, напоминающими, в частности, что переживание — это ответ на ситуацию невозможности, или бессмысленности. Ничего подобного в приведенном примере нет, наоборот, ситуация, в которой оказался герой, может быть названа ситуацией "сверхвозможности". В ней избыток возможностей, избыток осмысленности, переполняющий душу героя и не могущий уместиться в конкретной цели и излиться в конкретном действии.

Можно выдвинуть предположение, что необходимость в переживании создается не только ситуацией невозможности, но и ситуацией сверхвозможности. Здесь не место вдаваться в подробный анализ сходств и различий между этими двумя ситуациями. Укажем лишь на то, что и та и другая в плоскости деятельности характеризуются отсутствием разрешающего их внешне ориентированного действия, ибо задача в обоих случаях не внешняя, а внутренняя, смысловая.

Вполне вероятно, что каждому типу ситуации невозможности соответствует тип ситуации сверхвозможности. Например, спортсмена, главная цель и замысел жизни которого было достижение звания чемпиона мира, ждет жизненный кризис в том случае, если из-за травмы этот замысел станет нереализуемым; но его может привести в кризисное состояние и абсолютный успех, реализовавший до конца его жизненный замысел. Замысел, который организовывал и осмыслял всю его жизнь, воплотившись, исчерпывается и как таковой отмирает, ставя перед человеком типично кризисную задачу поиска нового замысла и смысла жизни как целого.

Этими предварительными предположениями мы вынуждены завершить рассмотрение вопроса о "положительных" переживаниях, осознавая, что подробная разработка этой темы может потребовать значительных дополнений, а то и изменений общей категории переживания.

Второй из вопросов, на котором мы хотели бы остановиться, был однажды задан автору в такой форме: "Вводимое Вами понятие переживания совершенно независимо от традиционного понятия переживания или оно лишь вскрывает некоторую новую подоплеку этого традиционного понятия?" Иначе говоря, вопрос ставит под сомнение категоричность, с которой мы противопоставили наше понятие тому, которое бытует в психологии.

Отвечая на это сомнение, мы остаемся убеждены в необходимости строгого различения этих понятий, На научно-понятийном уровне, в отличие от живой обыденной речи, эти два термина не более чем омонимы. Но, противопоставив их как понятия, схватывающие различные аспекты реальности, мы получаем возможность сопоставить их, поднять вопрос о реальных отношениях и взаимосвязях этих аспектов.

Понятие переживания-деятельности фиксирует в первую очередь "экономический" аспект преобразований психологического мира, отвлекаясь, по крайней мере вначале, от конкретных форм, в которых эти преобразования отражаются в сознании и которыми они опосредуются (ибо функция сознания по отношению к деятельности, и к деятельности переживания в том числе, состоит в опосредующем эту деятельность отражении ее самой, ее материала, условий, средств, продуктов и т. д.). Понятие переживания-созерцания, как мы установили, означает определенный режим, или уровень, функционирования сознания как системы, существующий и действующий наряду с другими режимами — рефлексией, сознаванием (презентацией) и бессознательным [см. с. 17–18]. Переживание- деятельность опосредуется в общем случае всей многоуровневой системой сознания в целом.

Эти положения позволяют нам выдвинуть гипотезу о многоуровневом построении переживания по образцу представлений И. А. Бернштейна об уровневом построении движения. В каждом конкретном случае деятельности переживания перечисленные уровни сознания для реализации этого процесса образуют некоторое уникальное функциональное единство, в котором тот или другой уровень берет на себя роль ведущего. Скажем, в приводившемся чуть выше примере из "Жизни Арсеньева" И. А. Бунина деятельность переживания строилась преимущественно на бессознательном уровне ("тайная работа души") при активном участии уровня непосредственного переживания* ("желание какой-то перемены в жизни, свободы от чего-то и стремление куда- то"). Когда все эти "какой-то", "чего-то", "куда-то" начинают позитивно определяться, презентироваться в сознании, это говорит о том, что в работу включается уровень осознавания. В творческом разрешении так называемых "проблемно-конфликтных" ситуаций особенно важны процессы рефлексивного уровня [140].