Крестовый поход - Робин Янг

Уилл вернул книгу. Илия перелистнул страницы и начал вчитываться, наморщив лоб.

— Вот оно, то, что должно вам помочь.

На странице, которую открыл Илия, были помещены рядом два текста. Один на латинском, а другой на языке, походившем на арабский. Уилл узнал. Это был язык со свитка.

— Действительно, тот самый, — проговорил он, волнуясь.

Илия кивнул:

— Эврар был почти прав. Это язык сирийцев христиан. Причем не несторианцев, которых большинство, а якобианцев. Их языки очень схожи, так что легко перепутать.

— Язык сирийских христиан? — удивился Уилл.

— Да. И происходит он от арамейского, древнего языка моего народа. После раскола восточной христианской церкви, когда образовались две секты, возглавляемые Нестором в Персии и Яковом в Эдессе, возникли и два диалекта. Мне пришлось переворошить массу книг, прежде чем я отыскал эту. Но видите, автор перевел эти нехитрые стихи с якобианского на латинский. — Рабби наклонился перевернуть страницу. — Он также, где возможно, пометил буквы алфавита якобиатов и соответствующие латинские. Сирийцы для обозначения цифр используют определенные буквы. Учтите это, когда будете переводить текст на вашем свитке.

Уилл поднял глаза.

— Спасибо.

Илия улыбнулся, но, что-то вспомнив, поспешил к прилавку и вернулся с листом бумаги:

— Возвращаю вам это.

На бумаге было написано несколько строчек текста, скопированных со свитка. Уилл дал это Илие как образец.

— И что там такое в этом свитке, что так взволновало вас и Эврара? — спросил Илия.

Уилл замешкался с ответом.

Илия качнул головой.

— Наверное, мне лучше не спрашивать, да? Тогда вам не потребуется выдавать никаких секретов, а у меня ночью будет крепче сон. — Он улыбнулся. — Передайте своему старому колдуну, пусть он навестит меня поскорее. Я приготовил для него много новых книг, весьма интересных, которые будут полезны в вашем деле. — Он на секунду замолк, затем добавил: — В нашем деле. И скажите ему, сэр Уильям, что в моем винном погребе есть отличное гасконское, а мне нужна хорошая компания, чтобы как следует им насладиться.

Уилл улыбнулся:

— Я обязательно это передам брату Эврару.

Темпл, Акра 26 мая 1276 года от Р.Х.

— Как продвигается перевод? — спросил Уилл.

— Если ты будешь меня прерывать, я его никогда не закончу, — проворчал Эврар, не поднимая головы.

Он записал очередную строку, затем посмотрел на Уилла:

— Расскажи лучше, как прошла встреча с де Лионом.

— Я уже рассказывал, — устало проговорил Уилл. Он чувствовал смятение. Ведь Эврар до сих пор ничего не знал об этом свитке, откуда он взялся.

— Расскажи снова.

Подавив раздражение, Уилл сел на край кровати и за несколько минут пересказал содержание своего разговора с Гарином.

— Ты ему не поверил?

— Я не верю Эдуарду. Что касается Гарина, то он его покрывает. Либо сознательно, либо вслепую. Это единственное, в чем я сомневаюсь.

Эврар тяжело вздохнул:

— Почему ты пообещал ему так быстро дать ответ? Мне нужно все тщательно продумать.

— Я полагал, что это не займет у вас много времени. Сейчас посылать деньги Эдуарду нельзя ни в коем случае. — Уилл не стал добавлять, что ему хочется закончить дела с Гарином как можно скорее.

— А если он вздумает мстить? Расскажет папе Григорию о наших тайнах. Что тогда?

— Эдуард наш хранитель. Его обвинят в ереси так же, как нас.

— Эдуард скажет, что стал хранителем, чтобы помочь церкви нас разоблачить, — возразил Эврар.

— Не надо ему отказывать решительно. Просто потяните время. — Уилл поднялся. — Надо сохранить у него надежду получить от нас какие-то деньги. Тогда он не станет ничего рассказывать папе.

Эврар задумался.

— Ты прав. — Он опять вздохнул. — Жаль, конечно, что мы попали в такое положение. Но случившегося назад не вернешь. Скажи де Лиону, пусть передаст Эдуарду, что мы весьма сожалеем, но помочь деньгами сейчас не имеем возможности, однако готовы позже вернуться к обсуждению вопроса. — Он откинулся на спинку стула, поднял лист пергамента. — На твоем свитке, Уильям, написана какая-то бессмыслица.

— Что? — Уилл быстро просмотрел перевод Эврара. Действительно, набор непонятных слов. Смысла никакого. — Илия сказал, что числа сирийцы обозначают буквами. Вы это учли?

Эврар усмехнулся:

— Тут, что ни делай, смысла все равно не видно. Выходит, текст зашифрован. И для его разгадки мне нужно знать, кто его написал, при каких обстоятельствах и остальное.

Уилл понимающе кивнул. Затем сел и начал рассказ. О том, что случилось в доме Гвидо Соранцо. О том, что допрашивать его великий магистр поручил венецианскому купцу Анджело. О том, как венецианец потом этого Гвидо убил, и о том, что сказал Соранцо, умирая.

— Черный камень? — удивился Эврар.

— Да, это его последние слова. «Черный камень будет вам не спасением, а гибелью».

— Продолжай, — потребовал старик.

Уилл рассказал все до конца. Эврар выслушал с мрачным лицом и снова схватил перо.

— Вы что-то поняли? — спросил Уилл.

— Я встречал такое прежде, один или два раза. Послание, записанное алфавитом другого языка. Вот ты узнал наконец язык, на котором был написан текст на свитке. Сирийский якобианский. Я перевел, и получилась бессмыслица. Потому что язык на самом деле другой.

— Какой же? — спросил Уилл.

— Твой Кайсан шиит, верно? Значит, скорее всего арабский. Ты понял? — Эврар сухо улыбнулся. — Твой друг шиит использовал алфавит якобиатов, чтобы зашифровать послание на арабском. Каждую арабскую букву он заменил соответствующей сирийской. И никто ничего не разберет. К тому же арабы пишут справа налево, а якобиаты наоборот.

— Неужели все так просто? — задумчиво проговорил Уилл, наблюдая, как из-под пера Эврара появляется арабский текст.

— Ничуть не просто, — ответил Эврар почти весело, хотя был сильно встревожен. — Шифр довольно умный. Тут обязательно надо знать, на каком языке общаются отправитель и получатель. Но этого мало. Надо еще знать этот язык, а также алфавит языка, использованный для шифровки. Так что не страшно, если письмо попадет в чужие руки. Его все равно никто не прочтет. Поэтому ни великий магистр, ни Кайсан ничего не опасались. Таких, как ты, очень мало. Большинство рыцарей в нашем прицептории с трудом способны написать свое имя. К тому же великий магистр не думал, что кто-нибудь осмелится этот свиток развернуть. Твой пытливый ум тебя не подвел, Уильям. Молодец. — Эврар продолжил писать. — Подожди немного, я сейчас закончу.

Уилл отошел к окну, стал смотреть на залитый солнцем двор, прислушиваясь к противному скрипу гусиного пера по пергаменту. Наконец скрип прекратился. А следом раздался возглас Эврара:

— Боже!

Уилл повернулся.

— Что там, Эврар?

Тот не ответил, и Уилл схватил пергамент, начал медленно читать арабский текст:

«Много лун прошло с тех пор, как я получал от тебя весть, брат мой. Меня уже начали посещать мысли, не догнала ли тебя смерть. Нас разделяет лишь Синай, но кажется, что их Вавилон, где ты заперт, находится на краю земли. Зреть написанное твоей рукой принесло много радости в мою душу и облегчило сердце, полное страха за тебя. Однако позволь мне сказать о деле. Мои люди в смятении. Многим это не по душе, и потому я должен был так поспешно отправить назад рыцарей, передавших твое послание. Мои люди мне преданы, но я за них в ответе. Благоразумие требует подождать, подумать, но и я уже решился. Ради тебя, брат мой, ради твоей свободы.

В следующий год, за неделю до первого дня месяца мухаррам[4] мы будем ждать рыцарей в Юле. Скажи им прийти к мечети и назвать мое имя. Мы проведем христиан по запретной дороге в Священный город. Поможем войти в Святое место. Но камня ни один из нас не коснется. Даже я. Рыцари сделают это одни.

Я верю, брат мой, что обещанная награда будет такой великой, как ты говоришь, ибо когда мы исполним это, то будем навеки прокляты всеми мусульманами. И не будет для нас дома на этих землях. Я только молюсь, чтобы Аллах нас простил, зная, что ничего дурного его храму мы не замышляли, а совершили это лишь из любви к нему».

Уилл поднял глаза на Эврара:

— Я не понял, что это значит.

— Они собрались похитить Черный камень.

Видя недоумение на лице Уилла, капеллан махнул рукой.

— Камень, понимаешь? — Он резко развел руки сантиметров на тридцать. — Примерно вот такой. Некоторые верят, что его принес с Небес архангел Гавриил. Ты слышал о Каабе?

— Мусульманская святыня в Мекке?

Эврар кивнул:

— Кааба, то есть куб, это храм, который, согласно вере мусульман, построил Ибрахим с помощью сына Исмаила. Они строили его многие годы, кирпич за кирпичом, и посвятили Аллаху. Но есть сведения, что арабские племена поклонялись здесь своим богам задолго до зарождения ислама. Потом пришел Мухаммед, чтобы объединить племена под единым Аллахом, разрушил идолов, возведенных в Каабе, и посвятил этот храм Аллаху. Пророк оставил там лишь Черный камень как память об Ибрахиме. Поцеловал его и поместил в восточный наружный угол Каабы, где он стоит и по сей день в серебряной оправе, символизирует непоколебимость и единство ислама. Мухаммед установил паломничество в Мекку, хадж, сделал его важной обязанностью любого мусульманина, где ему следует поклоняться этому Черному камню. С тех пор каждый год шииты и сунниты вместе идут долгим путем в Мекку, где, следуя по стопам пророка, обходят Каабу и целуют камень. Некоторые верят, что когда-то камень был белым как снег, но потом почернел от грехов людских, а в Судный день он будет защищать перед Аллахом каждого правоверного, кто его поцеловал. — Эврар взглянул покрасневшими глазами на Уилла. — Это самая важная святыня мусульман. Неверным запрещено даже приближаться к Святому городу. А если кто из них войдет в Мекку и похитит камень со священного места, то это будет поругание, какое невозможно вообразить.