Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Меня это страшно взорвало, я еле сдержался, послал за подполковником Антоновым[237] – председателем комиссии. Он пришел, по-видимому, его подняли с постели, т. к. он, растерявшись, ничего не соображал и не мог мне даже дать определенных ответов на мои вопросы. Я обратился тогда к командовавшему полком, и от него не мог получить должного ответа. Тогда я заявил, что вижу, что мне тут делать нечего и предоставляю им самим судить, дать самим себе оценку такому отношению к делу, что делать замечания такому боевому офицеру (это был подполковник Зиневич с Георгием 4 степени и золотым оружием) мне совестно, что он лучше меня должен понимать, что сейчас для обучения надо дорожить каждой минутой, что ведь им же самим и придется идти в бой с этими стрелками и потому казалось бы в их же интересах обучить людей как можно лучше, а они начинают занятия не в 8 часов утра, как мною было приказано, а после 10-ти.

Сказав все это, я сел в автомобиль и, не простившись ни с кем, уехал. Все во мне кипело, отъехав немного, встретил двуколку, на которой нагружено было огромное дерево, которое, казалось, сейчас раздавит двуколку, а между тем у нас был и так большой некомплект обоза. Остановился, послал за заведывавшим хозяйством и, отчитав его, приказал немедленно снять дерево с двуколки.

Вылив немного накипевшее во мне, поехал в 30-й полк, где застал экзамены учебной команды в полном разгаре, отвечали очень хорошо, учение также прошло весело с большим подъемом. Поблагодарив заведывавшего учебной командой, проехал на стрельбище. Тут меня вполне удовлетворили – на 400 шагов в головные мишени (очень трудная стрельба) большинство из 5 пуль попадало 3, что считалось очень хорошо.

Вернулся домой к обеду, днем ездил к соседям – к командиру 26-го корпуса генералу Гернгроссу[238] и к начальнику 7-й Сибирской стрелковой дивизии Братанову[239], три раза застревал в снегах, но все же добрался до них.

На другой день опять поехал в 31-й полк, все уже были на местах и поверка окончивших учебную команду шли в полном порядке, была представлена программа испытаний со всеми заметками членов комиссии, результатами ответов я был вполне удовлетворен. Командир полка извинялся за происшедшее накануне. Из 31-го полка проехал в 29-й полк – этот полк оказался первым по успехам, экзамены и учение прошли блестяще.

7-го числа я был у обедни с начальником дивизии в 30-м полку, а вечером поехали в дер. Зарудичи в Гродненский отряд Красного Креста, который праздновал первую годовщину со дня своего сформирования. Был целый фестиваль – командир 26-го корпуса Гернгросс со своими двумя начальниками дивизий[240][241], многие из чинов нашего штаба. Мы свезли чудный пирог, сделанный нашим поваром с соответствующей надписью из глазури и серебряную чарку с вырезанными инициалами штаба. Было очень оживленно, немцы не стреляли и мы провели время до 12 час ночи.

На другой день, когда я проснулся в девятом чесу, мне сказали, что начальник дивизии меня спрашивал и, не дождавшись меня, уехал куда-то на автомобиле. Стали всюду спрашивать по телефону, и наконец узнали, что он приехал в 31-й полк. Ехать туда уже не имело смысла, я мог его уже не застать, поэтому спокойно напился кофе, прочел телеграммы, полученные за ночь и, велев оседлать лошадь, поехал в 32-й полк, где очень запоздали с постройкой землянок. Пожурив ротных командиров 4-го батальона за медленную работу и дав им срок на окончание их не более 5 дней, я прошел на кухню 2-го батальона, в трех ротах пища оказалась хорошей, а в 6-й роте до того солона, что останавливалась в горле. Наговорив неприятностей ротному командиру, в самом скверном настроении поехал домой, и только быстрая езда полевым галопом как-то испарила мое недовольство. Дома застал начальника дивизии вернувшимся из 31-го полка, где он тоже нашел много непорядков. Вечером у нас ужинали сестры и главный врач[242][243] Гродненского отряда.

Между 10 и 14 февраля я исключительно был занят осмотром обмундирования и снаряжения в полках. Это отнимало у меня все время с утра до позднего вечера. Ведь в одних полках было до 22000 человек. К 15-му февраля я покончил со всеми осмотрами и к моему большому удовлетворению мог доложить начальнику дивизии, что дивизия не только хорошо, но и нарядно одета, цветные петлицы и погоны придали людям совсем другой вид, снаряжение, добытое с большими трудностями, было полностью, дивизия была более или менее сколочена, пополнения влиты, этот месяц отдыха не пропал даром.

18 февраля получено было распоряжение о переводе нашего корпуса из 10-й во 2-ю армию, которой командовал генерал Смирнов, о котором я упоминал уже в своих воспоминаниях, когда описывал свой приезд в Минск. Это перемещение свидетельствовало, что нас куда-то перебросят, и, действительно, через несколько часов пришло приказание нашему корпусу немедленно выступить походным порядком, ночными переходами, куда – неизвестно, маршруты будут давать только на сутки вперед до остановочного пункта. Полкам нашей дивизии назначено выступление 19-го вечером с наступлением темноты, штабу дивизии 20-го.

Спешно пришлось уложиться, часть вещей отправить в Петроград, чтобы не брать с собой большого количества, что только бы стеснило передвижение. Накануне нашего выхода на нас было сделано нападение целой эскадры немецких аэропланов; мы открыли по ним ожесточенную пальбу, но, к сожалению, безрезультатно, они же успели сбросить массу бомб, причинив у нас немало потерь, жертв людьми было до 50. Одна бомба упала и разорвалась в саду против окон штаба, но как-то счастливо не попало к нам ни одного осколка.

Накануне выступления нашего штаба 19-го вечером в штабе корпуса был прощальный ужин отрядам Красного Креста – Гродненскому, Елисаветинскому и Пермскому, которые обслуживали наш корпус и с которыми мы расставались, перейдя во 2-ю армию из 10-й.

20-го в 9 часов утра вышел наш обоз. При себе я оставил только самые необходимые вещи, уложив их в кобуры седла и в маленький чемоданчик, который поручил шоферу. В 12 часов дня мы последний раз пообедали в роскошном замке Высоковщизны и около двух часов дня двинулись в путь. Все были в бодром настроении, радостные – в этот день получена была депеша о взятии штурмом Эрзерума – этой неприступной турецкой крепости.

Начальник дивизии с командиром парковой бригады, начальником штаба и старшим адъютантом[244][245] поехали на автомобиле, а я с остальными чинами штаба, эскортируемый полусотней казаков верхом. Предстояло до ночлега сделать 20 верст. Погода была чудная, солнце ярко светило, это была просто чудная прогулка. Ночевали в дер. Осиновичи, куда приехали засветло, обоз уже там был. В этой деревне имел отдых в этот день один из наших полков, и как раз когда мы вступали, полк выходил. Я обогнал выходящие части, выехал в поле и пропустил мимо себя весь полк. Это была прямо красота, нельзя было без восторга смотреть на этих молодцов. Несмотря на тяжелый переход, они сделали ночью 35 верст, несмотря на плохой отдых днем в деревне, стрелки шли бодро, как на параде, и еще бодрее отвечали на мое приветствие и мое «спасибо за поход». Я приказал оркестру остановиться и весь полк продефилировал со всеми командами мимо меня под музыку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});