Явка с повинной - Николай Леонов

«Есть у вас пальцевые отпечатки или нет их? – гадал Крошин. – Как бы перейти на эту тему?»

– Не обещаю, но попробую, – сказал Лева Наташе. Она его чмокнула в щеку. – Взяток не беру, – пошутил он и взглянул на часы.

Уйдет, сволочь, уйдет. Крошин обхватил бутылку всей пятерней, наполнил рюмки. Идти не хотел, сейчас на часы смотрит. Не надо ему от меня ничего, не подозревает меня. Узнает показания официанта, все изменится, начальство мальчишку проинструктирует. Сейчас его надо потрошить, когда он насторожится, поздно будет.

– Как дела с кражей? Раскрыли? – спросил Крошин.

– Вроде, – неопределенно ответил Лева. – Меня снова на это убийство пристроили. До конца жизни буду искать.

Наташа забрала грязную посуду и ушла на кухню.

– Не будь пессимистом, Лев, – Крошин вел разговор осторожно. – Я ваших ребят видал, они весь ипподром взбудоражили.

– У меня теперь другая версия. По личной линии Логинова. – Лева вздохнул. – Не верю я. Доказательств никаких. Одна надежда, что какой-нибудь дурак либо слабонервный попадется, проговорится. – Он снова вздохнул.

– Кунин рассказывал, – медленно начал Крошин, – что кровь у него на пиджаке по группе не подходит ни к Логинову, ни к самому конюху. Зацепка.

– Зацепка, – усмехнулся Лева. – Эксперты отбой заиграли. То ли кровь, то ли не кровь вообще. Кунин стирал пиджак, возможно, бензином тер. Запутались эксперты.

«Врешь, – решил Крошин, – правдиво, но врешь».

– А пальцевые отпечатки на двери денника? – спросил он. – Тебе только найти, а доказать – докажешь.

Лева взглянул удивленно, настолько искренне, что Крошин обрадовался.

– Николай мне говорил, что фотографию этих отпечатков видел, – сказал Крошин.

– Трепач, каких свет не видывал, – Лева от возмущения даже задохнулся. «Вот бы сейчас покраснеть, – мечтал он. – Всегда краснею не вовремя». – Если бы, – он понял, покраснеть не удастся, и вздохнул совсем искренне.

«Правду говорит, правду, – ликовал Крошин. – Нет отпечатков, на испуг берут. Как же они парню-то о своих замыслах не сообщили? Не доверяют, считают, молод он, неопытен? Отстранили от дела, дали пустую версию? Меня не подозревают даже, иначе этому горе-сыщику сюда и ступить не разрешили бы. В отношении отпечатков пустили слушок по ипподрому и шарят впотьмах. Официант? Теперь они в мою сторону обязательно дернутся. Начнут пугать, мол, отпечатки оставили. Убили чисто, да возле трупа визитную карточку обронить изволили. Хитро придумано. Не знают начальники, что их же малый проговорился. Пусть давят». Крошин рассмеялся.

– Ты что, Александр? – спросил Лева.

– Анекдот смешной вспомнил, – Крошин махнул рукой. – Послушай, я в вашем деле профан, – сказал Крошин, уже покровительственно глядя на раскрасневшегося Леву, – но знаю: существуют вещественные доказательства и показания очевидцев. Как я понимаю, ни того, ни другого у вас нет.

– Нет? – Лева перегнулся через стол. – Нет, говоришь? А билеты тотализатора?

– Билеты не документ, кому принадлежали, не докажешь, – возразил Крошин, спохватился и спросил: – Какие билеты, где найдены?

– Какая разница? – уклонился от ответа Лева. «Болтун-то я, болтун, но и меру знать надо».

– Верно, не мое это дело, – согласился Крошин, – просто не хочу, чтобы ты в дурацкое положение попал. Если бы вы билеты у человека нашли, тогда иное дело. Такую улику против себя никто, даже последний идиот, ни таскать, ни хранить не будет. Через кассирш покупателя не установишь, билетов тысячи продают. Ты тут мал-мала поторопился. Чего молчишь? – спросил Крошин. – Или не согласен?

– Узко мыслишь, Александр, – ухмыльнулся Лева.

– А ты не так?

– Не так, – Лева встал и покачнулся. – Ты выпил, меня не отвезешь, – он зевнул.

«Как же ты-то мыслишь? Как?» – хотелось спросить Крошину.

«Умный, умный, а дурак, – надевая пиджак, думал Лева. – Турилин со следователем не знают, как приобретаются билеты и кто их покупает в таком количестве. Ты знаешь, Крошин, вот и соображай. Покупателей тех билетов найти легко. Тебе-то хорошо известно, что завсегдатаев кассирши знают в лицо. Покупатели и приведут к преступнику. Как тогда ты будешь объяснять, что купил около пятисот билетов против фаворита? И каким образом все эти билеты оказались на теле убитого? Такую мысль я тебе подсказывать не стану. Сам, сам додумайся».

«Главное, я не оставил отпечатков, – ликовал Крошин. – Все остальное – бред сивой кобылы. Ничего этот хвастун придумать не может. А если врет сопляк, тонкую игру ведет? Какой смысл? Ему, наоборот, надо убеждать меня, что есть отпечатки. А если? Попробую проверить последний раз», – решил Крошин и вышел из комнаты.

В передней висело зеркало, стоя в дверях кухни, можно было наблюдать за человеком, который сидел или стоял у стола в гостиной. Крошин занял позицию и заговорил с Наташей, чтобы Лева слышал его голос. Лева слышал, но он давно знал о зеркале. Лева взял со стола бутылку так, как это делают эксперты-криминалисты: ладонь под донышко, другую поверх горла, чтобы не испортить и не стереть отпечатки пальцев. Он приподнял бутылку, наклонил по отношению к источнику света. Взглянул, быстро поставил на место.

Крошин поперхнулся на полуслове. Значит, отпечатки у них есть. Мальчишка убеждает, что их нет, чтобы он, Крошин, не беспокоился. Зачем? Не хочет пугать или не подозревает? А зачем бутылку осмотрел? А если осмотрел, почему не забрал? Неужели он так умен и осторожен? Крошин тихо выругался. Сто раз твердил: дураков в розыске не держат. Ничего, мальчик, посчитаемся.

Лева вышел на улицу, из ближайшего автомата позвонил дежурному, просил, чтобы патрульные понаблюдали за «волгой» номер семьдесят – восемнадцать, и поплелся домой. Он именно плелся, еле переставляя ноги. «Если отец сейчас заговорит о Нине, почувствует запах коньяка и начнет пилить, мне каюк», – твердо решил Лева.

Мама, генерал и Клава сидели за обеденным столом, пили чай и не обратили на его приход ни малейшего внимания. По тому, насколько дружно они выполнили маневр, Лева понял, что его поведение обсуждалось и подверглось резкой, но справедливой критике. Там, у Крошина, Леве его поведение казалось легким и естественным. Вопрос – ответ, хвастливая, чуть пьяная болтовня, ни подтекста, ни второго плана. Вот я весь, как на ладошке. В меру прост и хитер, все непринужденно, бездумно, между прочим. И удар. Боксеры скажут: под гонг, любители скачек – под звонок.

Выйдя от Крошина, Лева решил: дойду до дома – и я герой. Казалось, он не болтал несколько часов, сидя на стуле, а копал землю или укладывал асфальт. И вот наконец все кончилось, он дома, среди самых любимых, близких и дорогих. Они молчат, но сейчас, с минуты на минуту, ему выдадут. Лева опустился на стул рядом с телефоном, тупо взглянул, качнулся. «Уверены, что я пьян», – лениво подумал он.

Родители молчали. Клава швырялась посудой.

Сейчас умру, решил Лева, снял трубку и стал набирать номер. Лева не любил показухи, но сейчас выхода не было: он звонил Константину Константиновичу. Турилин не удивился, словно звонки в двенадцатом часу ночи на квартиру – в порядке вещей.

– Лев Иванович, вы?

– Я, – признался Лева.

– Все благополучно?

– Да. – Лева не мог ничего придумать, не докладывать же по телефону. Сказать: спасите от любимых родителей?

– Вы из дома? – спросил Турилин. Около сорока лет в уголовном розыске – срок солидный, в разных ситуациях побывал полковник, без особого труда представил и Левину. – Родители дома?

– Дома, – мрачно ответил Лева, и Турилин все понял.

– Давно хотел познакомиться с вашим уважаемым папашей, можно его к телефону? – Турилин явно улыбался. – Лева, примите ванну, проглотите снотворное. Ко мне явитесь к двенадцати.

– Спасибо, товарищ полковник, – Лева повернулся те столу и сказал: – Отец, тебя. Мой начальник, его зовут Константин Константинович.

Лева хотел добавить, дескать, вот я попросил полковника объяснить вам, родителям, что Лева Гуров сегодня арифметику не прогулял и вообще парень ничего, школу изредка посещает. Но на юмор нужен мешок сил. Откуда?

Генерал удивленно хмыкнул, поднялся из-за стола и недоуменно пожал плечами. Лева потащился в ванную.

* * *

Крошин приехал в ресторан «Ипподром», сел за столик, обслуживаемый Митричем. Официанта, как и рассчитывал Крошин, давно отпустили. Ресторан уже закрыли, кухня не работала. Крошину, как постоянному клиенту, подали холодную закуску. Посетителей не было, в одном углу догуливала подвыпившая компания, в противоположном, у сцены, ужинали закончившие свою программу оркестранты. Официанты убирали приборы, снимали скатерти. Крошин наполнил две большие рюмки, жестом подозвал лысого Митрича. Официант благодарно кивнул, стыдливо закрываясь ладошкой, выпил, взял корочку хлеба.

– Таблетки от головной боли не найдешь? – спросил Крошин. – Лучше две.